Читать книгу "Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают - Артем Драбкин"

Это в современных танках командир может перенять управление, а у нас такого еще не было. Но это и не нужно, потому что командир все равно не мог вмешиваться. У него и без того хватало других задач.

– Стреляли с остановок или на ходу?

– Мы стреляли только с остановок. Стрелять на ходу это слишком неточно, да и не нужно.

– Какую команду вы давали механику-водителю, чтобы он остановился?

– Просто приказывал остановиться [Stopp или Halt] или что-то в этом духе. Ничего особенного, никакой специальной команды. Механик-водитель, по-моему, это самый главный человек в танке. Если механик-водитель хороший, то он всегда поставит танк в правильную позицию по отношению к противнику, не покажет ему борт и по возможности всегда стоит передом.

– Русские окапывали танки. А немцы это делали?

– Да, мы иногда так тоже делали. Особенно в первую зиму, когда стояли в обороне. У нас тогда не хватало противотанковых пушек.

– Вы, как командир танка, чистили и приводили танк в порядок вместе с экипажем?

– Интересный вопрос. К примеру, мой командир танка… Невозможно было представить, что он даже дотронулся до снаряда или до канистры с бензином. А я всегда помогал грузить боезапас, обслуживать танк и прочее… Психологически это влияло превосходно. Маленький фокус с большим воздействием! Но я это делал также по убеждению – ведь мои товарищи по экипажу тоже уставали.

– Как звали вашего командира?

– Это тот самый, которого скоро застрелили. В книге есть…

– В 1941 году вас отозвали с фронта в офицерскую школу. На фронт вы вернулись в зимнем обмундировании?

– Зимнего обмундирования нам еще не выдавали. А вот у русских оно было. Многие тогда погибли из-за того, что пытались снять с павших русских валенки. Если вы меня спросите, как я пережил первую зиму, то я могу только сказать, что я там был, но не знаю, как я там выжил. Мы зимовали на открытом месте почти в 50-градусный мороз. Снабжения нет, все замерзло. Из еды только лошадиное мясо и замерзший хлеб. И тот надо рубить топором. Никакой горячей еды. Слово «гигиена» вообще исчезло как понятие! Снег, ледяной шторм, никакой зимней одежды. Танков уже нет, осталась только одна черная униформа. А в снегу в ней просто прекрасно, очень хорошо! Сидишь и ждешь, когда тебя атакуют привыкшие к снегу, одетые в маскхалаты, хорошо обученные русские лыжники… Но… Я все еще жив!

– Вши были?

– Много! Если кто-то говорит, что у него не было вшей, значит, он никогда не воевал на переднем крае в России. Сто процентов!

– Вы жили в домах?

– Вы наверняка знаете, что Сталин приказал все сжечь и ничего не оставлять. Первую зиму можно забыть. А потом у нас появились танки, так что в них можно было хоть немного обсушиться. В танке тоже холодно, в них не предусматривался обогрев. Хуже всего приходилось пехоте. Там с гигиеной дело обстояло совсем плохо. Я не знаю, как мы это пережили. Вши! А белье сменить невозможно! Мой экипаж с 20 января по 20 апреля жил только в танке, за исключением двух или трех дней, когда танк сломался и его пришлось чинить. Мы совершенно не брились. Мне еще было немного лучше, потому что я иногда возвращался на командный пункт и мог там по крайней мере помыть руки.

Один раз я вернулся выбритым, и мой старшина с фельдфебелем меня не узнали. Они подумали, что им прислали нового командира. Теперь понятно, как мы выглядели?!

– Русские копали траншею, наезжали на нее танком и так ночевали. Вы так делали?

– Иногда, на коротких промежутках. Но потом это запретили, потому что один раз бомба попала в танк, и весь экипаж при этом погиб. Поэтому так мы больше не делали, а старались прятаться в строениях, на кладбищенских дворах или там, где были какие-то углубления.

– Когда вы вернулись из офицерской школы, какой танк вы получили?

– Сначала никакого! Я должен был принять командование взводом саперов, хотя не имел ни малейшего понятия о минах и прочем. Пришлось изучать саперное дело на практике. И это мне позже пригодилось. Потом я стал командиром танкового взвода в звании фельдфебеля… Мы еще воевали на чешских танках. Потом меня повысили, и я стал командиром взвода PzKpfw-IV с 7,5-сантиметровой пушкой.

– Как вы заводили танки на морозе?

– Если аккумулятор в порядке, то проблем нет. Иногда, если было совсем холодно, мотор приходилось прогревать. Пехоте это очень не нравилось, потому что, когда мы заводили танки, наши «друзья» начинали стрелять, думая, что у нас какие-то планы, хотя мы ничего плохого не имели в виду.

– Вы разводили костер под танком, чтобы прогреть мотор?

– Нет, у нас такого не практиковалось, я этого никогда не видел.

– Вы слышали про противотанковых собак?

– Слышал, но никогда не видел.

– Насколько были эффективны русские противотанковые ружья?

– Pz-III и Pz-IV они элементарно пробивали в борт. Потом у нас по бортам появились экраны, и им приходилось подходить ближе. Но уверенно танки они не поражали. Против «Тигра» они вообще были бесполезны. Они только могли нанести какой-то ущерб, разбить гусеницу, но я говорю про опасность для экипажа.

– По «Тигру». Насколько он был надежен?

– Ну, сначала у него были детские болезни. Первая рота на «Тиграх» использовалась в битве на Ладоге под Волховом. Местность для танков там почти непроходимая. К тому же еще стояла зима. Они все вышли из строя из-за технических проблем! Но это всегда так, у каждой новой разработки.

Существенным фактором, влияющим на живучесть танка «Тигр», являлась хорошая подготовка водителя. Опытный водитель имел меньше технических проблем. У меня, слава богу, в экипаже сначала был опытный водитель. Позднее на «Ягдтигр» к нам пришли молодые водители, и это была катастрофа. Мой личный танк № 217 пришлось взорвать под Данцигом, хотя он смог продержаться почти до последнего дня войны.

– Потери были больше от артиллерии, авиации или от мин?

– От авиации потери у нас были небольшие. Артиллерия опасна, только когда она стреляет с корректировщиком. Когда они стреляли без наблюдателя, то попадали очень редко, и это было неопасно. А вот когда корректировщик видит цель и наводит огонь, тут уже необходимо менять позицию. Вообще дальнобойная артиллерия по танкам попадает редко, и это большая случайность. У гаубиц слишком большой разброс.

– Чего вы больше опасались – русской противотанковой артиллерии или русских танков?

– Противотанковая артиллерия опаснее. Танки я вижу, а противотанковую пушку иногда вообще невозможно обнаружить. Русские так хорошо их маскировали, что пушку замечаешь только тогда, когда она выстрелит. Это плохо.

– Вы были сапером. Насколько сложными были минные поля, насколько тяжело их разминировать?