Читать книгу "Тайна его сердца - Джулия Куин"

Ричард поморщился. Даже в его положении он должен соблюдать рамки приличия.

– Цветник…

– Цветник? – удивился Ричард.

– Айрис и Дейзи[1], – пояснил Уинстон. – А у них есть сестры Роуз и Мэриголд[2] и кто-то еще, я не помню имени. Может, Тьюлип или Блюбелл?[3] Надеюсь, что не Хризантема.

– Мою сестру, кстати, зовут Флер, что по-французски означает цветок. – Ричард почувствовал себя обязанным упомянуть об этом.

– Она просто очаровательна, – с готовностью подхватил Уинстон, хотя не встречался с ней ни разу.

– Ты начал говорить… – напомнил ему Ричард.

– Разве? Ах, да! О цветочках. Я не знаю наверняка, кому из них какие доли предназначаются, но не думаю, что большие. Мне кажется, в семье Смайт-Смитов пять дочерей. – Уинстон задумался. – А может, и больше.

«Это совсем не означает, что приданое за ними окажется скромным», – с надеждой подумал Ричард. Он мало что знал об этой ветви семьи Смайт-Смитов. По правде говоря, и о других ветвях Ричард знал не больше, за исключением того, что раз в год они собирались вместе, выбирали из своих рядов четырех девиц, способных играть на музыкальных инструментах, и устраивали концерты, которые его друзья посещали с большой неохотой.

– Вот, возьми. – Уинстон протянул ему вату. – Потом еще скажешь спасибо.

Ричард уставился на друга, словно тот спятил.

– Засунь их в уши, – пояснил Уинстон. – Доверься мне.

– Доверься мне, – как эхо повторил Ричард. – От таких слов мне не по себе.

– Вот так, – приговаривал Уинстон, засовывая вату в уши, – я ничуть не преувеличиваю.

Ричард осторожно огляделся. Друг даже не попытался скрыть того, чем занимался. Конечно, это было очень невежливо – затыкать уши на концерте. Однако на Уинстона почти никто не обратил внимания, но те, кто обратили, явно испытывали к нему зависть и не собирались его осуждать.

Ричард пожал плечами и последовал примеру друга.

– Очень здорово, что ты здесь со мной. – Уинстон наклонился к самому уху Ричарда, чтобы тот услышал его через вату. – Не уверен, что я вынес бы все это без дополнительных сил обороны.

– Обороны?

– Без поддержки компании холостяков, страдающих в осаде, – саркастически усмехнулся Уинстон.

Компания холостяков, страдающих в осаде? Ричард закатил глаза.

– Господи спаси, если ты придумываешь такие определения под воздействием винных паров.

– О, очень скоро ты и сам испытаешь это удовольствие. – Уинстон указательным пальцем оттянул карман ровно настолько, чтобы показать маленькую металлическую фляжку.

Ричард удивился. Кенуорти не был ханжой, но даже он понимал, что это моветон – пить открыто во время концерта, который устраивают юные леди.

Но тут концерт начался, уже через минуту Ричард привык к вате в ушах.

К концу первой части он почувствовал, как болезненно забилась жилка на виске, а когда дело дошло до тягучего скрипичного соло, вдруг ощутил всю тяжесть ситуации.

– Фляжку! – простонал Ричард, почти задыхаясь.

Надо отдать должное Уинстону, он даже не ухмыльнулся.

Ричард пригубил фляжку, в которой оказалось какое-то пряное вино, которое, впрочем, не притупило головную боль.

– Может, уйдем во время антракта? – шепнул он Уинстону.

– У них не бывает антрактов.

В ужасе Ричард уставился в программку. Он не был музыкантом, но ведь Смайт-Смиты наверняка понимали, что делают. На этом так называемом концерте…

Это была форменная атака на человеческое достоинство.

В соответствии с тем, что значилось в программке, квартет юных леди на импровизированной сцене исполнял фортепианный концерт Вольфганга Амадея Моцарта. По мнению Ричарда, фортепианный концерт подразумевал игру на фортепиано. Только вот леди, сидевшая за роскошным инструментом, играла половину из необходимых нот. И это в лучшем случае. Кенуорти не видел ее лица, потому что девушка низко склонилась над клавишами, изображая исполнителя, полностью погруженного в музыку, хотя и не бог весть какого искусного.

– Вон та, которая без чувства юмора. – Уинстон указал головой на белокурую скрипачку.

Ага, мисс Дейзи! Из всех выступавших она казалась единственной считавшей себя великим музыкантом. Девушка всем телом раскачивалась из стороны в сторону, как это делают виртуозы во время исполнения, в то время как смычок порхал по струнам. Ее движения были почти гипнотизирующими. И Ричард подумал, что какой-нибудь глухой на оба уха человек мог бы описать ее как воплощение музыки.

На самом деле Дейзи была воплощением какофонии.

А вот что касалось другой скрипачки… Интересно, он единственный, кто понимает, что она не умеет читать ноты? Девушка глядела куда угодно, но только не в ноты на пюпитре, и ни разу не перевернула страницу с того момента, как начался концерт. Она все время кусала губу и бросала яростные взгляды на мисс Дейзи, пытаясь подражать ее движениям.

Оставалась только виолончелистка. Ричард вдруг почувствовал, что не может оторвать от нее глаз, наблюдая, как она водит смычком по струнам. Из-за визгливых звуков скрипок ему никак не удавалось услышать ее игру, но постепенно Ричард смог различить в этом безумии низкие, полные скорби звуки виолончели и подумал, что…

Она весьма хороша!

Ричард пришел в восторг от этой маленькой девушки, которая старалась укрыться за огромным корпусом виолончели. По крайней мере, ей было понятно, насколько ужасно их исполнение. И она остро переживала из-за этого. Создавалось впечатление, что ее мучения материальны и до них можно дотронуться. Каждый раз, как только в ее партии возникала пауза, казалось, что она и сама хотела исчезнуть в молчании своего инструмента.

Это была мисс Айрис Смайт-Смит. Непостижимо, что она приходится родственницей Дейзи, блаженной от счастья, не обращающей внимания ни на кого вокруг, продолжающей наяривать на скрипке.

Айрис – странное имя для тонкой, как тростинка, девушки. Кенуорти всегда считал, что ирисы – самые роскошные цветы, такие сочные, густо лиловые или синие. Но Айрис выглядела настолько бледной, что казалась почти бесцветной. Имбирного оттенка волосы невозможно было назвать ни белокурыми, ни рыжеватыми. Со своего места в середине зала Ричард не мог видеть, какого цвета у нее глаза, но учитывая ее цветотип, они могли быть только светлыми. Она относилась к тому типу женщин, которых никто не замечает.