Читать книгу "Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс"

Для понимания современных экономик следует начать с современного понятия — оригинальных идей, рождающихся благодаря творческим способностям и основанных на уникальности частных знаний, информации и воображения каждого человека. Двигателем современных экономик были новые идеи широкого класса деловых людей, в большинстве своем безвестных, — изобретателей, предпринимателей, финансистов, продавцов и пользователей, испытывающих новые продукты. Креативность и сопутствующую ей неопределенность сумели словно через темное стекло разглядеть в 1920-1930-х годах первые экономисты современности — Фрэнк Найт, Джон Мейнард Кейнс и Фридрих Хайек.

Большая часть этой книги посвящена человеческому опыту, связанному с инновационным процессом, и тому процветанию, которое он приносит с собой. Гуманитарные блага инновации — самый важный продукт хорошо работающей современной экономики. Это интеллектуальные стимулы, проблемы, которые требуют решения, озарения и т. д. Я пытался передать ощущение богатейшего опыта труда и жизни, приобретаемого в подобной экономике. Когда я изучал всю эту обширную картину, я неожиданно для себя осознал, что никто еще не изображал современную экономику в подобном виде.

В моей теории динамизма как особого явления признается то, что ключевым элементом является множество экономических свобод, за которые мы должны благодарить нашу западную демократию. Также важны различные вспомогательные институты, которые возникли ради удовлетворения запросов бизнеса. Однако формирование экономической современности требовало не только наличия юридических прав вместе с механизмом правоприменения, не только различных коммерческих и финансовых институтов. В моей теории динамизма не отрицается то, что наука развивалась, однако процветание не связывается в ней напрямую с наукой. С моей точки зрения, источником динамизма современных экономик были установки и убеждения. В основном эндогенные инновации той или иной страны питаются именно культурой, защищающей и вдохновляющей индивидуальность, воображение, понимание и самовыражение.

Я показываю, что, когда экономика страны становится по большей части современной, она переходит от производства уже известных, заранее определенных товаров или услуг к изобретению и выработке идей о других вещах, которые можно было бы произвести, то есть идей о товарах или услугах, возможности производства или даже изобретения которых еще не известны. А когда экономика выпадает из современного состояния — по причине, например, уничтожения ее институтов или норм, нагромождения проблем или же противодействия противников, — поток идей, текущих через нее, ослабевает. В зависимости от того, в каком именно направлении движется экономика — к современному состоянию или традиционному, ткань трудовой жизни претерпевает глубокие изменения.

Итак, история Запада, излагаемая здесь, определяется одним центральным противоборством. Это не борьба капитализма с социализмом, поскольку частная собственность в Европе достигла американского уровня несколько десятилетий назад. Это и не трения между католицизмом и протестантизмом. Главное противоборство — между современными и традиционными или консервативными ценностями. Культурная революция, начавшаяся с гуманизма Ренессанса и Просвещения, а закончившаяся экзистенциалистской философией, сумела собрать новый комплекс ценностей — современных ценностей, среди которых реализация творческих способностей, исследование, личностный рост, — все эти ценности стали считаться самостоятельными. Они-то и вдохнули жизнь в зарождавшиеся в Британии и Америке современные экономики. В XVIII веке они, конечно, способствовали формированию современной демократии, а в XIX веке породили современные экономики. Это были первые экономики динамизма. Эта культурная революция создала современные общества и в странах континентальной Европы — они стали достаточно современными для демократии. Однако социальные противоречия, порожденные в этих странах новыми современными экономиками, стали угрозой традициям. А традиционные ценности, заставлявшие ставить сообщество и государство выше индивида, а защиту от отставания — выше возможности вырваться вперед, были настолько сильны, что, в целом, немногие современные экономики сумели здесь развиться. Там, где они вторгались вглубь территории или же грозили набегом, государство силой подчиняло их себе (как в межвоенные годы) или же ограничивало в возможностях (после войны).

Многие авторы указывают на то, что они потратили много сил, стараясь освободиться от общепринятых мнений, и мне тоже пришлось выбираться из леса неудачных описаний и бесполезных теорий, чтобы научиться говорить о современной экономике, ее создании и ее ценностях. Существовала классическая формулировка Шумпетера, согласно которой инновации вызывались только внешними открытиями, а также неошумпетерианская поправка, гласившая, что инновации можно ускорить, стимулируя научные исследования. Два этих взгляда предполагали давно известный вывод: современное общество могло бы обойтись и без современной экономики. (Неудивительно, что Шумпетер считал, что у социализма есть будущее.) Существовала также концепция Адама Смита, согласно которой «благосостояние» людей вытекает исключительно из потребления и досуга, а потому именно на эти цели направлена вся их деловая жизнь, а не на сам опыт, формируемый этой жизнью. Была еще и неоклассическая экономическая теория благосостояния Кейнса, согласно которой провалы и колебания — главные современные беды, с которыми надо бороться, поскольку у их причин, то есть разнообразных авантюр и инициатив, нет никакой человеческой ценности. За этой теорией последовала нео-неоклассическая концепция, господствующая сегодня в бизнес-школах: она гласит, что бизнес сводится к оценке рисков и контролю издержек, а не к многозначности, неопределенности, исследованию или стратегическому видению. Существовала, наконец, и Панглоссова точка зрения, согласно которой институты той или иной страны — вообще не проблема, поскольку социальная эволюция производит наиболее востребованные институты и у каждой страны та культура, которая больше всего ей подходит.

Если данной книге удалось приблизиться к истине, значит все эти идеи былых времен неверны и вредны.

Много страниц в книге уделяется красочным описаниям опыта, появившегося в современной экономике у ее участников. В конце концов, именно он стал чудом современной эпохи. Однако эта дань уважения опыту вызывает вопрос: как выглядит современная жизнь, ставшая возможной благодаря современным экономикам, в сравнении с другими способами жизни? В предпоследней главе я утверждаю, что процветание как самый главный продукт современной экономики во многом созвучно античному понятию хорошей жизни[1], о котором было написано немало трактатов. Хорошая жизнь требует с одной стороны интеллектуального роста, который приходит с активным участием в делах мира, и с другой нравственного роста, который возможен, только если творить и заниматься исследованиями в условиях значительной неопределенности. Современная жизнь, устроенная современными экономиками, служит великолепным примером понятия хорошей жизни. Это шаг в направлении оправдания хорошо работающей современной экономики. Она может послужить хорошей жизни.