Читать книгу "Двоедушница - Рута Шейл"

Оставшись в одиночестве, Бо щелкнула кнопкой чайника и снова устроилась в ямке кресла-мешка.

Она всегда мечтала помогать людям.

Даже не так.

Она всегда мечтала быть нужной. Еще лучше – незаменимой, поэтому с готовностью хваталась за все, от чего отказывались другие. Когда пропадал человек, Бо в первых рядах ползала по городским развалинам, обшаривала чердаки, смело расспрашивала торчков и бомжей. Впаривала листовки бомбилам.

В службе доверия ей по умолчанию принадлежали ночные смены. Бо уверяла, что ей так удобнее, и действительно свыклась с тем, что писать научную работу приходилось прямо здесь, разложив на коленях ноутбук. Все ее распечатки и книги давно поселились в офисе. Дома она появлялась лишь затем, чтобы принять душ и переодеться, ведь мир казался потрясающе стабильной штукой, только когда мобильный разрывался от звонков и сообщений: «Бо, срочно приезжай, без тебя никак».

Все это наполняло ее жизнь, словно синтепон – туго набитого игрушечного медвежонка. Все это и было ее жизнью. Настоящая Бо начиналась там, где случалась беда, и все остальные, наоборот, заканчивались.

Теперь беда с ней самой, а она спасовала. Сбила человека и сбежала, даже не попытавшись помочь.

Тщательно выпестованный годами социальной работы «образ Я» покрылся трещинами, угрожающе похрустывал и грозил вот-вот прекратить свое существование.

Чайник закипел и отключился. Одновременно с этим ожил рабочий телефон.

Она снова была кому-то нужна.

Только прежней Бо больше нет.

Турищеву так и не позвонила – вот и разгребайся.

– Телефон доверия. – Представляться своим псевдонимом не хотелось, и Бо назвала Машенькин: – Консультант Елена, я вас слу…

– Божечка! Не волнуйся, он здесь, живой. – Каждое слово, сказанное этим спокойным голосом, словно снимало с плеч очередной камень. Бо начинала понимать, почему у Машеньки так много «зависающих» – тех, кто звонит, чтобы поговорить именно с ней и неважно о чем. – «Скорую» прохожие вызвали, я дождусь вместе с ними. Узнаю, в какую больницу его отвезут, и навещу потом. Поспрашиваю осторожно. Не переживай, все обойдется.

Тишину кабинета разодрал вой сирен. И за окном, и в трубке. Наверное, не только врачи, но и полиция, так ведь положено.

Колючий свитер противно прилип к спине. Бо непроизвольно съежилась, словно это могло сделать ее более незаметной. Словно ее уже разыскивали.

– Приехали, – подтвердила Машенька. – Я перезвоню.

Короткие гудки. Бо положила трубку на рычаг осторожно, будто ядовитую змею.

Ей все еще слышался голос того парня на мотоцикле. Живые начнут видеть мертвых и сами захотят стать мертвыми. Как человек, который, общаясь, привык ориентироваться только на слух, Бо была очень чувствительна к интонации и тембру.

Он явно верил в то, что говорил, и умел заставить поверить других.

Достаточно того, что сама она покинула место ДТП по одному его слову, прекрасно понимая, чем это может грозить.

Как же он сказал?..

Стоило только об этом задуматься, те самые интонация и тембр проигрались в голове четко, будто с диктофонной записи: «Я не успел. Антон знает, что делать. Найди Антона Князева». И еще неразборчиво, похоже на «Лика» или «Ника». Скорее второе, вот так: Ни-ка. Бо проговорила одними губами, чтобы убедиться. Вышло похоже.

Потом он потянулся к одному из карманов, болезненно вскрикнул – точно так же, как когда снимал шлем, этот звук она тоже отчетливо помнила – и прошептал: «В правом верхнем, забери».

Бо послушалась. Протянула руку и достала ключ. Маленький, плоский, как от почтового ящика.

Байкер снова забредил про хаос. Ей пришлось наклониться, чтобы разобрать слова. Когда он говорил, у него на губах блестела кровь. Тогда она подумала, что все гораздо хуже, чем показалось вначале, а он открыл глаза, убедился, что она все еще здесь, обложил руганью и повторно послал к Князеву.

Теперь, наверное, уже не актуально. Раз он выжил, то незачем ей вмешиваться. Да и как искать этого Князева? Все равно что какого-нибудь Иван Иваныча. В таком-то огромном городе.

Бо нащупала в кармане телефон, ради любопытства зашла в одну из социальных сетей и выбрала «поиск». Запрос выдал почти семьсот человек. Отфильтровала по месту жительства – осталось двадцать. Уже лучше, конечно. Без адресов, а некоторые и без фото. Возможно, его вообще здесь нет…

Не будет она никого искать. Как бы саму в розыск не объявили. И ключ вернет, только позже, когда все немного утихнет.

Пока эта вещь у нее, парень ничего не расскажет полиции.

Потому что Бо ему нужна.

Арсеника

– Не знаю, как ты, а я бы его из своей постели не выкинула, – резко севшим голосом заявила Женька Дроздова, как только поняла, о ком именно говорит подруга. – Тоже, что ли, ногу сломать? Не думала, что это делает людей такими популярными.

И ведь не шутила, хотя минутой раньше с ужасом восклицала: «Маньяк? Преследует? Тебя-я?» Держала за руку, гладила по плечу и заглядывала в глаза с вежливым сочувствием агента похоронного бюро. А сейчас прядь волос на палец накручивает и расстреливает «маньяка» очередями взглядов из-под фальшивых ресниц.

Бесполезно. Тот смотрел только на Арсенику. Видел ее одну.

Их разделял газон, решетка ограды и узкая полоска тротуара. Девушки двинулись в противоположную сторону – к воротам. Но Арсеника знала, что преследователь тоже обогнет институтскую территорию и встретит их напротив выхода.

Просто ждать.

Он не приблизится и не сделает попытки заговорить, а если сама она шагнет навстречу, его мотоцикл тут же отчалит от обочины и затеряется в потоке машин. И это не будет выглядеть побегом, скорее, ленивым отступлением. На следующий день все повторится в точности. Как раньше.

Он поджидал ее возле института и молча провожал до остановки. Пару раз мелькал у дома. Однажды Арсеника с замиранием сердца наткнулась на знакомый черный байк прямо посреди парковки кинотеатра.

Она постоянно, неотвязно, круглые сутки чувствовала на себе взгляд своего молчаливого конвоира. Даже там, где его быть не могло. В гостях у подруг, в ванной комнате, в собственной постели Арсеника не могла отделаться от ощущения его присутствия. Того, как он смотрел на нее.

Без злости, без агрессии, без ненависти.

Так, словно ее уже не было.

Так, словно она – покойница. И он знает точную дату смерти, потому что сам ее назначил.

Арсеника жила в ожидании конца. Вздрагивала от каждого звука. Засыпала и даже во сне помнила о том, что может не проснуться.

Она жила и не жила одновременно.

К тому же ее собственная мать с самого начала вела себя странно. Задавала вопросы о прошлом. Словно бы невзначай упоминала дальних родственников или дурацких детсадовских воспитателей, которых Арсеника почему-то должна была помнить. Или еще хуже – подмечала новые привычки дочери, ее покупки, глаза, густо подведенные черным, внезапно проснувшуюся любовь к ночным клубам и шумным компаниям. И нелюбовь к беседам с матерью.