Читать книгу "Мечтательница - Вера и Марина Воробей"

– Надень, воробушек ты наш, а то опять разболеешься.

Варя взглянула на него и, почувствовав, как в груди потокамиразливается приятное тепло, тихо поблагодарила:

– Спасибо.

– На здоровье. – Скользнув по ее лицу рассеяннымвзглядом, он обратился ко всем: – Белый прав, кончайте свои детсадовскиештучки. Дело-то серьезное замутили. Вся школа через час на ушах стоять будет, авы как маленькие!

Дальнейший разговор одноклассников пробивался в Вариносознание словно сквозь плотный лондонский смог. В душе творилось что-тоневообразимое – смятение, удивление, испуг… Варя смотрела на Шустова какзачарованная и понимала только одно – она влюбилась!

«Да бросьте! – скажет кто-то с усмешкой. –Подумаешь, надел бейсболку! Обычная вежливость». Для кого-то, может, и так. НоВаря увидела в этом иной, гораздо более глубокий смысл. Впервые о нейпобеспокоился кто-то еще, кроме мамы, папы и близких людей. Таким человекомстал Боря Шустов. И Варя, не раздумывая, посвятила его в свои рыцари! Странноечувство все больше утверждалось в ней. Ей казалось, что весь мир плывет, как взыбком мираже, и все в нем колеблется и расплывается в каком-то знойном мареве.Ей и в самом деле стало жарко, по телу прокатилась горячая волна. Неуемноевоображение тут же нарисовало картину бушующего вокруг нее пожара. Снизу на неесмотрят люди, и среди них ее избранник. Он с ужасом и отчаянием взирает на нее,а потом расталкивает толпу и кидается к парадной лестнице замка, объятойязыками пламени. Через минуту он врывается в спальню, бросается к ней,обнимает. Глаза его слезятся, он весь грязный и задыхается от дыма, нопродолжает крепко удерживать ее за плечи.

«Вот так умереть!» – пугается она своего безумного восторга.В этот момент над их головами раздается сильный треск, и, рассекая лепнинупотолка, ползет зловещая трещина. Сильные руки отрывают Варю от пола, Борябросается с ней вниз, пробираясь сквозь пламя, лижущее дерево и шелковую обивкустен. За ними все с треском рушится, падает, грохочет, пекло ада преследует ихпо пятам, но спасительный выход все ближе и ближе…

«Господи, я решил, что это конец! Что крыша вот-вот рухнет иты… – Его напряженное лицо искажается мукой, хотя все опасностипозади. – Это было невыносимо представить себе, что ты… это былоневыносимо… и все!»

«Да! Я тоже!» – хотела крикнуть Варя, но тут резкий голосСережки Белого ворвался в мир ее грез:

– Значит, полноценный бойкот! Будем требовать, чтобыКлаву от нас убрали!

Никто не заметил Вариной растерянности, ее горевшего лица,все смотрели на Белого. А он с ироничной усмешкой цитировал слова все той жеКлавы:

– Только прежде чем кто-то из вас пойдет на это в знакглупой солидарности или еще по каким-то соображениям, советую учесть всепоследствия этого поступка!

Напоминание было совсем не лишним. Классный руководительКахобер Иванович, к которому ребята бросились бы за помощью в первую очередь икоторый непременно бы им помог не только нужным советом, но и делом, внастоящее время был на курсах повышения квалификации в далеком Казанскомуниверситете. Положение осложнялось еще и тем, что директор школы ФедорСтепанович неделю назад угодил в больницу с гипертоническим кризом, и браздыправления в свои руки взяла новый завуч, Раиса Андреевна Дондурей. У нее былледенящий душу взгляд, замашки Аракчеева, и мало у кого из ребят возникаложелание перечить ей. Из-за этого взгляда учительскую, где чаще всегопроисходили разборки, теперь стали называть морозильником. Но, похоже, ученикидесятого «Б» пришли к молчаливому согласию, что на миру и смерть красна. А ДашаСвиридова к месту припомнила мушкетерский девиз: «Один за всех и все заодного!» И хотя Варя в тот осенний день была поглощена собой и тем, что с нейпроисходит, она все же успела заметить, какими взглядами обменялись Даша иБелый.

Впрочем, в ту минуту Варя не придала этому большогозначения. Назревали такие события!

Несколько дней их всех по очереди вызывали к завучу вдиректорский кабинет, выясняли, кто зачинщик, увещевали, запугивали. Ребятатвердо стояли на своем – никто никого не подбивал. Наказывать, так всех.Клавдия Петровна – вторая конфликтная сторона – в школе не появлялась.Официально было сообщено, что математичка больна, во всяком случае, уроки устаршеклассников вела молоденькая Ирина Борисовна.

Школа, как в подобных случаях и положено, разделилась на двалагеря: сочувствующих и осуждающих. Пессимисты «бэшек» иначе как смертниками неназывали и говорили: «Хуже быть не может!» А оптимисты радостно кричали:«Может! Может!» – и приветствовали ребят строфой подзабытого вестника революцииГорького: «Безумству храбрых поем мы песню!»

В общем, разгорался скандал, беспрецедентный скандал! Но дородительского собрания, к счастью, дело не дошло. Великое противостояние,наделавшее столько шуму, благополучно завершилось в тот момент, когда этогоникто не ожидал. Произошло это приятное событие сегодня утром. Перед началомпервого урока в кабинет английского заглянула Дондурей и металлическим голосомсообщила:

– Только что у меня был разговор с Клавдией Петровной,и, как я ее ни упрашивала повременить до выхода из больницы Федора Степановичас этим решением, она наотрез отказалась преподавать в вашем классе! С этого дняматематику у вас будет вести Ирина Борисовна.

Гробовая тишина сменилась всеобщим ликованием. В воздухезамелькали сумки, тетрадки – словом, все, что под руку попадалось. УходаДондурей никто не заметил. Десятый «Б» одержал победу!

– Ребсы! Поляну нужно накрыть! – крикнул ВадикОльховский, вытанцовывая что-то замысловатое на парте.

– Верняк! Отметить такое событие!

– Ноу проблем! Гуляем!

– А где?

– Завтра в семь у меня! – крикнул Шустов.

– А предки?

– В отъезде! Все схвачено!

Это сообщение вызвало новый взрыв радости: такая везуха некаждый день выпадает.

И вот теперь Варя сидит и решает для себя важный вопрос:идти ей на это празднование или нет? «Не пойду! – настраивала себяВаря. – Все равно мое присутствие там никто не заметит». В тот же мигперед глазами возник любимый образ: темные волосы, небрежно спускающиеся наворотник, карие глаза, беспечно сверкающие из-под длинной челки, легкая небрежнаяулыбка. Сердце сладостно заныло. За эти две недели она открыла в своемизбраннике массу достоинств, которые почему-то прежде ускользали от еевнимания. В Боре непостижимым образом уживались легкомыслие и серьезность. Самтого не ведая, он придерживался восточной философии: к мелочам относилсяосновательно, а к глобальным вещам – легко. Он состоял из поступков – поступковнеоднозначных, поступков везде и во всем. Кроме того, он не боялся приниматьрешения и нести ответственность за них. Эта черта ей больше всего в немнравилась. Наверное, потому, что ей не хватало уверенности в себе.