Читать книгу "Исчезнувший фрегат - Хэммонд Иннес"

— Если вам нужна информация о старых судах на Фолклендских островах, вам лучше поговорить с Тэдом Элтоном, — посоветовал я ему.

— Нет, не в районе островов. Я не знаю, где именно, вот в чем трудность.

Он постучал пальцем по листкам в своей руке.

— Это записи из блокнота гляциолога[6]. Их нашли при нем после гибели, и я сделал с них копии, прежде чем его вещи отослали назад в Лондон.

Полковник передал листки мне.

— Он, вероятно, находился в кабине пилотов, ожидая, когда покажется шельфовый ледник, в противном случае он бы его не увидел. Или он ему померещился? — медленно прибавил он.

— Что? — не понял я.

— Корабль. Большой парусный корабль, запертый льдами.

— Старинный корабль? Вы говорили о старинном судне с прямыми парусами.

Он утвердительно кивнул.

— Прочтите, что он об этом пишет.

Я взял листки и поднес к свету. Всего их было три, соединенных скрепкой, и первые слова, бросившиеся мне в глаза, были следующие:

«Мачты отсутствуют, разумеется. Лишь пеньки, покрытые льдом, равно как и палуба. Я смог разглядеть лишь общие очертания. Старинный деревянный корабль. В этом я уверен. К сожалению, моя фотокамера осталась в хвостовом отсеке вместе с остальным оборудованием. Три мачты и что-то похожее на орудийные порты[7], пустая обледенелая палуба с полуразрушенными фальшбортами, а позади штурвала…»

Я перевернул страницу. Почерк резко стал очень неровным, почти нечитаемым, как будто самолет вошел в зону турбулентности.

«…фигура человека. Рулевой, примерзший к штурвалу. Вот на что это было похоже. Призрак человека и призрак корабля, и все укрыто белым одеялом снега и льда, видны лишь очертания. А потом все исчезло, осталось лишь слепящее глаза сияние льда. Я почти решил, что мне это померещилось, но именно так это и выглядело…»

На третьей странице он сделал схематический набросок судна.

— Вы показывали это кому-либо, кто разбирается в старинных кораблях? — спросил я полковника.

— Лично я нет, — ответил он. — Но Национальный морской музей дал свое заключение по этому вопросу. По их мнению, корабль похож на фрегат начала девятнадцатого века. Безусловно, это в значительной мере догадки. Рисунок слишком примитивный, чтобы говорить наверняка, и у них возник вопрос, который задает каждый, кто читал эти записи: действительно ли Сандерби видел корабль или то была галлюцинация. Его звали Чарльз Сандерби.

Он замолчал, теребя мочку уха.

— Перед тем он был в отпуске по болезни, очевидно, психического свойства, — сказал он неуверенно. — Результат проведенной на Мак-Мёрдо[8] зимы. Он проделал несколько поездок на снегоходе по паковому льду[9] к айсбергам, исследуя массивные напластования, формирующиеся, когда новый слой льда нарастает поверх более старого.

Повернув голову, он вдруг пристально на меня посмотрел.

— Итак, возвращаюсь к своему вопросу: могло ли судно конца восемнадцатого или начала девятнадцатого века просуществовать почти два столетия в той части света? Насколько мне известно, на Аляске и на севере Канады, где нет термитов, дерево сохраняется почти что вечно. Лафеты из Форт-Черчилля относятся к годам становления «Компании Гудзонова залива»[10].

— Это в значительной степени зависит от уровня влажности в летние месяцы, — заметил я. — Но даже если дерево уцелеет, что будет с кораблем в целом?

Он кивнул, соглашаясь.

— С учетом того, какие там ветры, вы, видимо, правы. Но я встречался с этим человеком. Мы с ним выпивали накануне его отъезда.

Полковник помолчал, задумчиво глядя в свой стакан.

— Странно было то, чего он боялся. Поэтому я так хорошо это запомнил.

Он говорил не спеша, предаваясь воспоминаниям.

— Гляциолог, он боялся льда. Поэтому он ездил в отпуск домой, чтобы разобраться с этой проблемой. Или у него было какое-то предчувствие? Вы верите в вещи подобного рода?

Он взглянул на меня широко открытыми серыми глазами. «Он явно не из тех, кому ведом страх», — подумал я.

— Бедолага, — сказал он. — Я едва не дал ему свой амулет, который получил от одного эфиопа, перед тем как тот умер. Мы возвращались из рейса за зерном и рисом в Джибути. Я втащил его на борт в последнюю минуту, плюнув на правила. Думал спасти одного из тех горемык. Но ничего из того не вышло, и он мне дал вот это…

Он засунул руку себе под рубаху и вытащил напоминающее цветок подсолнечника лицо, вырезанное из какого-то бледного камня.

— С тех пор всегда его ношу, — сказал он и прибавил: — У всех нас бывают моменты, когда нужно ухватиться за что-нибудь — что-то такое, способное вселить уверенность, что удача еще не отвернулась. Так что я так и не дал его ему, и его самолет исчез во льдах.

Полковник засунул амулет назад под рубаху и снова замолчал.

— Когда это случилось? — спросил я его.

— Что? А, самолет. Значит так, я здесь уже почти шесть месяцев, а это произошло как раз перед тем, как я вернулся с базы на Фолклендских островах. Удивительно, знаете ли, ведь он по чистой случайности попал на тот рейс. Он летел откуда-то из Штатов на самолете военно-воздушных сил Аргентины. Он был аргентинцем. По крайней мере, так было записано у него в паспорте. В действительности он был из Северной Ирландии. По натуре, я полагаю, настоящий пуританин. Он высадился на уругвайской базе в Монтевидео, потом пересел на наш самолет, возвращающийся на базу для замены двигателя. Череда случайностей — каждый перелет, как прыжок с камня на камень, приближал его к катастрофе, последним шагом стала его пересадка на тот американский борт. Он приземлился на моей базе из-за неполадок в электрической системе и, как только наши механики ее устранили, полетел дальше, и больше его никто не видел.

— Как же тогда к вам попала его записная книжка? — спросил я.

— Большой германский ледокол нашел их тела. Они были на большой старой плавучей льдине примерно в тридцати милях к северо-западу от шельфового ледника. Недалеко от того места, где погиб «Эндьюранс» Шеклтона[11]. Ни самолета, ни бортового регистратора, ничего, что могло бы подсказать, что произошло, только лежащие тела, как будто они только и успели выбраться сами на лед, прежде чем утонул их самолет.