Читать книгу "Потом и кровью - Андрей Посняков"

* * *

Золотисто-зеленый ливонский флаг, тяжелый и мокрый, уныло повис над башней королевского замка Оберпален, называемого местными эстами Пылтсамаа. Уже третий день, почти не переставая, молотил дождь, нагоняя в сердца обывателей унылую скуку и хмарь. Дождь… Такое уж выдалось лето. Горожане развлекали себя как могли: богатых бюргеров не брезговал привечать сам король, люди попроще проводили время в тавернах или ходили друг к другу в гости. Впрочем, все уже всем надоели – Оберпален, хоть и столица, а все же невелик город, всего-то три тысячи населения. Правда, есть еще и соседние городки да замки – час-два пути, а то и меньше. Да только вот – дождь, в такую мерзкую погодку трястись в повозке или в седле кому охота?

– Эй, эй, осторожней там! – круглолицый толстяк, хозяин зеркальной мастерской герр Анджей Вандзее, искоса глянув в узенькое оконце, прикрикнул на подмастерьев. – Боже вас упаси хоть одно стеклышко разбить. До конца дней своих не расплатитесь!

Подмастерья – Яан и недавно нанятый Йорм – угрюмо засопели. Что и говорить, и покричать герр хозяин любил, и тумаков отвесить. Ладно бы за дело, а то ведь просто так! Ну вот зачем под руку-то орать? Вернее, под ногу? Ведь только что взяли ящик со стеклом, подняли, понесли… так Йорм от крика споткнулся! Хорошо еще, не упал, выправился, а ведь мог бы… Кто б тогда за стекло разбитое отвечал? Подмастерья?

Угрюмо сопя, парни все же отволокли тяжелый ящик в угол, поближе к тиглям и чану, в котором плавилась амальгама. Муторное это дело – наносить на стекло зеркальный слой, да и для здоровья вредное. Однако ж оплачиваемое, чего уж говорить, одно плоское зеркало как добрый конь стоило, и это еще не самого большого размера! Для богатых людей такие зеркала делали, для самого его величества короля Магнуса, для королевских фрейлин, для купцов богатейших. Не всякий барон, не говоря уже о рыцарях, мог себе зеркало стеклянное позволить!

– Пошевеливайтесь давайте уже! – подгонял зеркальщик, спешил. Дома у него, что здесь же, с мастерской рядом, уже собирались гости. Сам помощник ратмана обещался прийти – все ж таки дальний родич. Интересно, и в самом деле придет? Придет, придет, никуда не денется, зря, что ли, ему зеркало в золоченой раме подарено? Придет – так это честь великая! Все соседи позеленеют от зависти, а Йогашка Кунст, ювелир, так и вообще – зачахнет. Еще бы: к нему-то такие люди не ходят!

Почесав выбритый подбородок, герр Анджей приосанился. Думать о предстоящем визите столь важного лица было приятно. И еще приятнее – представлять реакцию соседей. Как они в окна выглядывают, недоверчиво щурятся, как ругаются от зависти, плюются даже! Эх, скорей бы…

Можно было, конечно, в мастерской еще с часик пообретаться. Присмотреть за всем приметливым хозяйским глазом. Проследить, чтоб эти бездельники молодые, Яан с Йормом, как следует все котлы вычистили. Чтоб на завтра работу приготовили… хотя нет – завтра ж воскресенье, работать грех, да и цеховой устав запрещает. Правда, сам король Магнус цеховые уставы не жалует и «деловую инициативу» поощряет. «Деловая инициатива» – это королевские слова, означают они вящее к работе усердие. Усердие не к простой работе, а к заведению разных мастерских, мануфактур, к торговлишке. Это, по словам славного Магнуса, первейшее для всей Ливонии дело! Повезло Ливонии с королем, грех жаловаться. Хоть и считается он вассалом московитского царя Иоганна, а все по-своему делает, как для торговли, для хозяйства всего наилучше.

– Ой ля-ля, ой ля-ля, нету лучше короля… – уходя из мастерской, вполголоса затянул Анджей. Ну, да, ушел сегодня пораньше, потому как – ратман! Хоть и рядом дом – вот он, – а на сердце все ж неспокойно. Как там подмастерья, управятся ли без хозяйского пригляду, не натворят ли дурных дел? Молодые еще, дурь в головах сидит. Глаз да глаз!

Ой ля-ля, ой ля-ля…

– Ну, слава богу, ушел! – облегченно переведя дух, один из пареньков, Йорм, уселся на старый бочонок. – Может, перекусим вначале, а, Яан? А уж потом все чаны вычистим.

– Нет, – Яан угрюмо покачал головою. – Сначала работа, потом еда. Да чаны остынут – чистить хуже. Давай-ка возьмемся, ага…

– Как скажешь, – пожав плечами, Йорм снял с полки щетку и тяжко вздохнул. Работы на вечер осталось много – с избытком. Почтеннейший мастер Анждей Вандзее своих подмастерьев в праздности не держал.

Яан и недавно нанятый Йорм были чем-то похожи – оба худые, щуплые, узколицые, у обоих волосы длинные, копной. Только у Яана потемней, у Йорма же – посветлее. И глаза у Яана светлые, и карие – у Йорма. А так похожи, словно родные братья, ага.

– Ох, и чан, – орудуя щеткой, пожаловался Йорм. – Ох, и грязный же.

– Чисти, чисти, – Яан оглянулся и хмыкнул. – Думаешь, у меня лучше? Ага!

Тут оба подростка вздрогнули. Кто-то стукнул в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел, вернее сказать – вошли. Трое мужчин, судя по всему – хозяин и слуги. Все трое в длинных мокрых плащах, в шапках матросских. На пол капли дождевые стекают – кап-кап…

– А где мастер ваш? – главный – осанистый, высокий, сильный – зыркнул вокруг темными цыганистыми глазами.

– Так он это… дома уже. Позвать?

– А вы, стало быть, вдвоем остались?

– Вдвоем, ага…

* * *

Старый барон метался во сне. Хотя это вряд ли можно было бы назвать полноценным сном, скорее так, забытье, кошмары. Доблестный рыцарь Фридрих фон дер Гольц всегда надеялся встретить смерть в седле – от вражеского меча, копья или пули. В седле! Когда ветер в лицо, когда вокруг – удалая битва, и звон оружия, гром пушек, утробные звуки боевой трубы! Тогда и смерть красна, особенно если она – внезапна.

Ангелы-покровители берегли барона: дожив почти до старости – до пятидесяти с лишним лет – Фридрих выглядел довольно сносно и ничем серьезными никогда не болел, даже злодейка чума – черная смерть, совсем недавно выкосившая почти треть Ливонии – обошла его стороною.

Нынче же дела были откровенно плохи. Простудившись на охоте, фон дер Гольц, скорее всего, подхватил и еще какую-то заразную хворь, и за три дня превратился из цветущего моложавого мужчины в развалину. Светлые глаза славного рыцаря пожелтели, породистый, с едва заметной горбинкой, нос заострился, словно клюв хищной птицы, тонкие губы кривились от боли и немощи, мускулистые, привыкшие к мечу, руки бессильно свисали с ложа, а грудь сотрясал кашель.

Вызванный из Оберпалена лекарь ничего не мог поделать, как и местные деревенские знахари. Не помогали ни настойки, ни растирания, ни молитвы – ничего, даже паровая баня. Больному становилось все хуже, старый Фридрих просто таял на глазах и приходил в сознание все реже и реже.

У ложа его остались лишь двое верных слуг, юную же свою супругу Александру барон в минуты просветления приказал не впускать в опочивальню, опасаясь, что и она может подхватить заразу. Правда, лекарь сказал, что терзавшая рыцаря болезнь вовсе не чума… но кто знает, может, и она распространяется точно так же?

– Пить… – в очередной раз глаза фон дер Гольца открылись. – Пить… пить… Скажите жене… там… там шкатулка… Теперь – духовника! Живо!