Читать книгу "Волчий корень - Николай Старинщиков"

Сразу видно, ей надоели посетители с личными проблемами. Каково тогда самому начальнику?

– Мне насчет сына, – ответил Степаныч. – Дело в том, что его неправильно задержали…

Ему не дали договорить. Его история никого не интересовала. Слишком это было обычно и каждодневно, чтобы сердцем вникать.

– Но мне нужно именно к нему! – выходил из себя Степаныч.

– Вам говорят, запишитесь на прием… Или к заместителю по следствию. Это же так просто. Неужели вы не можете понять, что начальник не может принять все население.

– У него заседание?

– Нет…

– Тогда я зайду…

– Нет, вы не зайдете!

Секретарша вскочила, но Степаныч опередил ее – открыл дверь и скользнул внутрь. Секретарь громко пищала у него за спиной, цепляясь за рукава.

– Здравия желаю, Николай Николаевич! – почти выкрикнул Степаныч. – А ведь к вам не прорваться!

Начальник оторвал взгляд от стола. Кажется, он не узнал посетителя. Ходят к нему многие и всякие. Но нет, все-таки узнал. Поднялся из-за стола и пошел навстречу.

– Какими судьбами?

– Сынок третий день у вас… Должно, арестуют непонятно за что? Не виноват парень.

– Присаживайся, Иван Степанович… Сейчас разведаем, так ли все серьезно, – вселил надежду начальник. Нажал на клавишу и поднял телефонную трубку.

– Слушай, кто у тебя по делу Ефремова закреплен? Бнатов? И что? Неужели все так серьезно, что надо тащить за решетку?

Начальник покачивал головой.

– Да-а-а? Вот даже как? – удивился он. – Понимаешь, здесь его отец. Иван Степанович. Из нашей системы тоже… На пенсии… Помочь нельзя ли? Если есть возможность, сделай так, чтобы… Про овец и волков это ты правильно заметил… И целы, и сыты… Иногда так бывает… – и мрачно усмехнулся.

Ефремов был на седьмом небе. Давно надо было придти и без лишних слов попросить. Так все теперь делают. Один он стеснялся всю жизнь… Зато честен. Почти что беспорочен. Кому она нужна честность?!

Иван Степанович поблагодарил начальника и, кланяясь, вышел задом наперед.

Радость его была безмерна. Сейчас он увидит сына – как раз его доставили из ИВС для проведения следственных действий. А может, и не увозили его никуда, оставив в местном обезьяннике…

Поднявшись на пятый этаж, он подошел к кабинету Бнатова и постучал в дверь. Однако ему никто не ответил. Он толкнул дверь, прошел тамбуром внутрь: за столом сидел Бнатов, перед ним в наручниках стоял Олег. Тому даже не предложили сесть. Ну и нравы.

– Можно к вам? – спросил Степаныч и шагнул к столу, не дожидаясь ответа. Слишком он медлителен, этот Бнатов.

Следователь тяжело посмотрел на вошедшего.

– Я только что от Николая Николаевича… – сказал Степаныч, чувствуя сухость в горле.

– Слушаю вас.

Взгляд следователя ничего не выражал, кроме прежней холодности и презрения. Впрочем, было еще что-то во взгляде.

– Неужели все так серьезно, что надо держать человека? – торопился Степаныч. – Ведь он предприниматель. Ему дорога каждая минута.

И к сыну:

– Скажи, Олег, только как на духу, почему ты здесь сидишь? Это правда? Смотри мне в глаза…

У сына в глазах растерянность и подавленность. Что здесь нужно бывшему подполковнику?

– Скажи, сынок, – это правда, о чем мне сейчас рассказали?

Олег ничего не ответил. Лишь покрутил пальцем у виска, подняв кверху обе руки в наручниках. Совсем папаша не понимает, в каком мире теперь живет.

– Скажи хоть слово, – требовал отец.

На столе у следователя прозвенел телефон.

– Слушаю, Бнатов. Ах, вот оно что… Понятно. Естественно… Это меняет дело. Пусть поговорят. Не могу ничего обещать. Понимаете, мы тоже не можем. Дело зарегистрировано… Это же все-таки уголовный процесс.

Вероятно, Бнатову звонил сам Николай Николаевич. И вот он результат: покатилась тележка. А ведь Степаныч данный вариант предвидел. Теперь Бнатов будет стоять до конца, если учесть, что дело действительно сфабриковано.

– Говорите, но ни слова по делу. У вас одна минута, – проговорил следователь и посмотрел на часы. – И помните: я вынужден согласиться на это нарушение, поскольку меня заставили. – Он щелкнул ногтем по телефонной трубке.

Ефремов приблизился к сыну и обнял его. Ему и надо-то всего – в глаза посмотреть. Родительское чутье не обманешь.

Сын не лгал. Дело сфабриковано. Оно является результатом отказа от услуг одной из охранных фирм. Это же очевидно.

– Ты признал себя виновным? – спросил Степаныч о главном.

– С какой стати?! – резко ответил сын.

Следователь подскочил, словно ужаленный.

– Разговор закончен! Вас предупреждали!

– Не признавай вину! – напутствовал отец.

В него уперлись руками сам следователь и его помощник, взявшийся словно из ниоткуда – как чертик из табакерки, и стали выдавливать из кабинета.

– В суде будет поздно, Олег! – кричал Степаныч, пятясь к двери.

У косяков его с силой толкнули, и он выпал из кабинета под ноги какой-то старухе – на покрытый линолеумом бетонный пол. Он быстро вскочил и бросился назад. Степаныч не соображал. Его уронили, а этого нельзя прощать.

Но дверь оказалась на запоре. Степаныч упорно стучал – ему не открывали.

Переведя дух, с трудом соображая, он отошел на лестничную площадку и стал подводить итоги. Аномально повел он себя. Повелся на уговоры супруги – и вот результат. Старый дурак мог продать дачу, машину с гаражом. На худой конец – квартиру. Эту силу победить невозможно. Даже оторопь берет, до чего они здесь перестроились.

Здесь не было даже туалета, где можно отлить. Система, будь ты неладна! Степаныч был когда-то ее частичкой. Теперь он жертва.

– Не помню, чтоб было такое… – плевался он в угол. – Всякое случалось, но чтобы так, это уж извините… Испакостилась организация…

Он опустился на первый этаж, вышел на задний двор и там отлил, пристроившись за углом. Затем возвратился. Сержант на вахте лишь мельком взглянул на его красные корочки. Пенсионное удостоверение внешне ничем не отличалось от служебного.

Степаныча неудержимо тянуло наверх, там у него оставался сын. Вероятно, следователь выглядывал в коридор. Теперь он уверен, что в коридоре, кроме старух, никого нет, – ушел старый козел – можно и делом заняться.

По пути его обогнали двое в штатском лет под тридцать. Степаныч их не интересовал. Они перекидывались малозначительными фразами.

– «Слоника» сделаем – он и подпишет, – гундел один, косясь в сторону Степаныча.

«Оперативники!» – догадался Ефремов, заметив в руках одного сверток серой резины с рубчатым шлангом. Это был противогаз. Выходит, не врали в СМИ журналисты, рассказывая об этих самых «слониках». Не повезло кому-то.