Читать книгу "Демоны Вальхаллы - Дмитрий Казаков"

– Да ты не трясись, парень. Чего бояться, ежкин кот? – бритоголовый Руфус расхаживал по камере голым по пояс, и по многочисленным наколкам, испятнавшим мускулистый торс, знающий человек мог рассказать все о его богатой преступной судьбе. – Ну, впарят тебе срок за убийство. Ну, влетишь годков на двадцать. И что? С такой статьей как у тебя будешь уважаемым человеком! Падлой буду, ежкин кот!

Вильям только вздохнул. Он знал, что Руфус провел в заключении двадцать пять из тридцати восьми лет жизни и что конура с зарешеченным окном и запертой дверью являлась для него самым настоящим домом.

Сочувствовал бритоголовый сокамернику вполне искренне.

– Я домой хочу, хочу вернуться к Джудит, – негромко сказал Вильям, – и чтобы все было как раньше…

За шесть дней, проведенных в стенах центра правосудия, эта фраза превратилась для него во что-то вроде заклинания, хотя бывший работник городского архива отлично понимал, что прошлое вернуть невозможно.

Соседи по камере, к счастью, его не услышали. Руфус продолжал болтать, а косматый старик, откликающийся на имя Джон, дремал. Их дела не попадали под действие закона об ускоренном делопроизводстве, так что оба пока могли ни о чем не беспокоиться.

– Так вот, ежкин кот… – Руфус прервался на полуслове, вслушиваясь в грохочущий лязг, донесшийся со стороны двери.

– Вильям Снарк? – вопросил заглянувший в камеру могучий негр в форме. – Собирайся и пошли.

Вильям ощутил, как залязгали зубы.

– Иди, парень, и смотри, не облажайся, – проговорил Руфус и хлопнул Вильяма по спине. Джон открыл глаза и проворчал нечто одобрительное.

Вильяма заковали в наручники и вывели из камеры. Пока шли по коридорам и поднимались в лифте, невольно вспоминалось прошлое: детство в Халтоне[1], закончившееся после гибели родителей во время орбитальной экскурсии; обучение в Глазго, поездки в горы; последний год – работа в архиве, встречи с Джудит, походы на матчи «Ливерпуля» и в «Красный мир»…

С внезапным холодком осознал, что сегодняшний приговор уничтожит все это с легкостью пресса, дробящего камни, останется на биографии Вильяма Снарка огромным черным крестом. Перечеркнет надежды на успех, карьеру и благополучную семью.

В похожем на крошечный театральный зал помещении Вильяму благодушно улыбнулся Элайджа Мак-Нил.

– Не стоит так переживать, – проговорил адвокат, когда подзащитного усадили рядом с ним. – Я сделаю все, что смогу.

– Клянусь четверкой, мне кажется, что сегодня этого не хватит, – уныло сказал Вильям.

– Встать, суд идет! – объявил судебный пристав. Мак-Нил, Вильям, а также сидящий через проход обвинитель поднялись и сквозь боковую дверь вошел судья. Седой парик сидел на нем криво, а морщинистое лицо напоминало мордочку разгневанного мопса, но это вовсе не казалось смешным.

В черном балахоне судья выглядел зловеще, как ангел смерти.

– Садитесь, – заняв место на возвышении, он махнул костлявой лапкой, – смотрю я, зрителей сегодня немного…

Его честь изволил пошутить. Насколько Вильям знал, на ускоренные процессы зрители не допускались.

– Итак, начнем, – проговорил судья, и взгляд его крошечных, блестящих, как металлические шарики, глаз, остановился на Вильяме.

С этого момента бывший сотрудник архива утратил всяческую способность мыслить связно. Его о чем-то спрашивали, он отвечал, потом адвокат и обвинитель некоторое время пикировались, пока судья не грохнул молотком так, что гул прокатился по залу.

Изучение материалов – полицейского рапорта и медицинского заключения – сменилось опросом свидетелей. На неудобном даже на вид стуле чуть в стороне от судейского помоста один за другим появлялись собутыльники Вильяма по "Красному миру".

Все они, как один, краснели и путались в речах, пугливо отводили глаза, натыкаясь взглядом на Вильяма. Затем пошли какие-то незнакомцы, эти говорили более уверенно.

Мак-Нил старался вовсю. Он задавал каверзные вопросы, пытался сбить особо рьяных свидетелей с толку, то и дело апеллировал к каким-то законам и актам еще времен короля Ричарда Львиное Сердце.

Судья наблюдал за происходящим с олимпийским спокойствием.

А потом все закончилось. Вильям обнаружил, что стоит мокрый, как искупавшаяся мышь, что все молчат, а судья, величественный и грозный, поднялся с места.

– Сегодня, двадцать девятого мая две тысячи девяносто восьмого года, – начал он, прокашлявшись.

Перечисление статей каких-то там кодексов и законов увенчалось тяжелым, как одна из плит Стоунхенджа, словом "ВИНОВЕН". Вильям пошатнулся, ноги стали как ватные.

– Виновен в преднамеренном нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших за собой увечье, – повторил судья, буравя подсудимого взглядом, – и приговаривается к десяти годам каторги на рудниках Соргирана.

Элайджа Мак-Нил вздохнул и сгорбился. Десять лет на приисках ледяной планеты, вращающейся вокруг чахлой, но активно излучающей звезды означали смертный приговор.

Молоток ударил, точно вбивая в гроб последний гвоздь.

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – закончил судья и тут в его речи появилась едва заметная пауза, – но… Но, как вам, скорее всего, неизвестно, три дня назад Федеральное Министерство Юстиции ввело в действие "Закон об экстренной амнистии"…

Вильям поднял голову, адвокат встрепенулся.

Из судейской речи стало ясно, что под амнистию попадают осужденные, давшие согласие на вступление в Звездный Легион. А этот самый легион спешно формируется для защиты одной из дальних колоний, подвергшейся атаке чужих.

После такой новости лицо удивленно вытянулось не только у Вильяма, но и у Мак-Нила, и даже у обвинителя. Первый контакт людей с чужими состоялся двадцать лет назад и с тех пор все ограничивалось обменом посольствами и небольшой торговлей. Ходили слухи о столкновениях в дальнем космосе, но о том, что дело настолько серьезно, не знал никто.

– Итак, – проговорил судья, – выбирайте, господин Снарк. Десять лет на копях Соргирана или тот же срок в армии.

Вильям нервно облизал губы. Сдохнуть от лучевой болезни и истощения, работая по двадцать часов в сутки или быть разорванным на куски шальной пулей – из таких вариантов он выбирать не хотел.

– Выбирайте амнистию, – шепнул на ухо адвокат, – на войне шансов выжить больше, чем на Соргиране. Никто не протянул в тамошних рудниках больше трех лет. Я знаю, я видел статистику.

– Ну… эх, – проговорил Вильям, – как бы… клянусь четверкой. Ваша честь, я согласен на ваше предложение.

– То есть выражаете согласие завербоваться в Звездный Легион? – судья наклонился вперед, напоминая старого грифа, завидевшего дохлую овцу.