Читать книгу "В старом свете - Владимир Владмели"

– Она приезжала к нам на скорой, а я обратил на неё внимание потому, что именно такой представлял себе главную героиню рассказа Куприна «Жидовка». Но для того чтобы закончить портрет, мне нужно ещё раз её увидеть.

– Я могу вам это устроить.

– Как?

– Это моя мама.

– Ай-яй-яй, – воскликнул Горюнов, – как же я сразу не понял.

– У неё скоро день рождения и я хочу сделать ей подарок. Портрет был бы лучшим, что только можно придумать. Сколько он стоит?

– Во-первых, он не закончен, а во-вторых, шедевры не продаются. Я могу тебе его подарить, но для этого тебе придётся пригласить меня к себе. Кстати, как классный руководитель я всё равно должен встретиться с твоими родителями.

– Хорошо, я спрошу, когда они смогут. Они тоже хотели с вами познакомиться, я им про вас много рассказывал.

– Ты же обо мне ничего не знаешь.

– Так расскажите, Василий Николаевич.

Две недели одиночества сделали учителя истории более словоохотливым, чем обычно, а сорокоградусное лекарство, принятое до прихода Бори, усилило желание выговориться и он кивнул.

* * *

Когда немцы напали на Советский Союз, Вася гостил в небольшом Украинском городке у бабушки. Во время одного из налётов фашистской авиации бабушку убило осколком бомбы, а он чудом остался жив. Соседи отдали его в детский дом. Мать Васи, Ирина, узнав о начале войны, тот час же поехала за ним из Москвы, где она жила с мужем. Когда она добралась до детского дома, ей сказали, что Вася умер.

– Вы его похоронили? – спросила она.

– Нет.

– Где он?

– В морге.

– Я хочу его видеть.

Медсестра – усталая пожилая женщина – дала ей ключи от морга и свечку. Морг оказался обычным подвалом. Дверь туда была незаперта и как только Ира её открыла, маленькие тени бросились от неаккуратно сложенных трупов, занимавших большую часть комнаты.

– Крысы, – подумала она и ей стало жутко от того, что её плоть и кровь, её ребёнок мог быть съеден этими тварями. Она нашла Васю, взяла его на руки и заплакала, крепко прижав к груди. Она не смогла сохранить ему жизнь и решила хотя бы похоронить его по-человечески. Узнав, где находится кладбище, она понесла туда сына, но по дороге ею овладело какое-то странное чувство. Что-то было не так. Она не могла понять, что именно и только крепче прижимала Васю к себе. Вдруг она остановилась. Тело её сына было тёплым. Она решила, что бредит, дошла до ближайшей скамейки, села и попробовала губами его лоб. В этот момент он открыл глаза. От страха и радости она чуть не потеряла сознание. Руки её задрожали и она разрыдалась.

Воскрешение Васи перевернуло её сознание. Она решила, что Бог совершил чудо и произошло это не просто так, а потому что у её сына великое предназначение. Эта уверенность поддерживала её во время тяжёлого пути в Москву.

За время её отсутствия муж ушёл на фронт, а после окончания войны вернулся со звездой Героя Советского Союза. Их соседи по коммунальной квартире погибли и Горюновы заняли две соседние комнаты, став единственными владельцами очень большой по тем временам квартиры. С этого момента Ирина уже не сомневалась, что находится под защитой Всевышнего. Она стала регулярно ходить в церковь и тайком от мужа крестила Васю.

В шесть лет Вася нашёл дома Библию с иллюстрациями Доре и начал их копировать. Ира показала рисунки сына своему духовному пастырю, отцу Никодиму, и тот посоветовал ей учить Васю рисованию. Она так и сделала, но вскоре её муж умер и, хотя она получала пенсию как вдова Героя, на жизнь не хватало, ведь кроме обычных трат мальчику нужно было покупать бумагу, карандаши и краски. Пытаясь хоть как-то помочь матери, Вася после седьмого класса поступил в Художественное училище и стал получать стипендию. Священник предложил ему написать картину из жития святых. Вася написал триптих, который привёл заказчика в восторг. Особенно понравилось ему, что мальчик продемонстрировал прекрасное знание Библии и отец Никодим рекомендовал несовершеннолетнего богомаза своим коллегам.

За три года студент Художественного училища расписал несколько десятков Подмосковных церквей. Его картины гораздо больше были похожи на бытовые сцены из жизни селян. Единственным указанием на божественный характер героев служили чуть заметные нимбы над их головами.

Пропуски занятий вызвали недовольство руководства училища, а когда выяснилась их причина, Васю исключили из комсомола, объявили строгий выговор и вызвали на педсовет. Там его стали отчитывать, а он, оправдываясь, привёл в пример художников Возрождения, писавших на религиозные темы. Директор прервал его, заявив, что теперь другое время, оно ставит перед работниками культуры принципиально новые задачи. Современный художник должен создавать произведения понятные народу и воспевающие свободный труд.

Спорить с директором было бесполезно. Он во всём придерживался официальной точки зрения и от своих учеников требовал того же. Однажды на его уроке они разбирали рисунки Пушкина и Вася сказал, что Пушкин рисовал весьма посредственно, просто он набил себе руку и мог набросать вполне сносный портрет, но это не искусство.

Тогда это вызвало недовольство директора, теперь же пререкания с ним вообще могли закончиться отчислением из училища. Для Васиной матери это было бы тяжёлым ударом и ради неё он решил покаяться.

Директор, закончив обвинительную речь, потребовал от Васи обещания больше не работать в церквях.

Вася пообещал.

А вечером ему позвонил Арутюнов. Про него ходили самые разные слухи. Студенты говорили, что у него было несколько жён и много детей, но теперь он жил один, а в училище преподавал от скуки. На жизнь Арутюнов зарабатывал портретами вождей. Он пригласил Васю к себе, долго расспрашивал его, сочувственно кивал и говорил, что тоже вырос в бедной семье и вынужден был пробиваться сам. Ему очень хотелось стать хорошим художником, но скоро он понял, что материальное благосостояние невозможно сочетать с настоящим искусством. Он предпочёл деньги и стал писать портреты государственных деятелей. Иногда ему помогали студенты Художественного училища. Для них это была возможность подработать и познакомиться с полезными людьми.

– Если ты хочешь, я возьму тебя в подмастерья, – сказал Арутюнов.

– Хочу, – ответил Вася

Его новый работодатель в числе немногих избранных имел право не только на воспроизведение лиц приближённых к особе императора, но даже и на изображение Самого. Пробиться к этой кормушке было гораздо сложнее, чем к богомазанию, потому что, в отличие от образа Создателя, который никому не был известен, портреты верных Марксистов-Ленинцев должны были быть одобрены специальной комиссией. Происходило это следующим образом. Сначала делали высококачественную фотографию члена Политбюро, затем её увеличивали и, используя как образец, создавали заготовку. Работа была очень ответственная, ибо, с одной стороны, надо было сохранить сходство с оригиналом, а с другой изобразить его так, чтобы его физиономия не выдавала откровенной глупости. После предварительного одобрения художники доводили портрет и представляли его на рассмотрение специальной комиссии. Затем портрет утверждался и его можно было продавать, а так как в любом учреждении Советского Союза должно было быть изображение хотя бы одного слуги народа, то художники, допущенные до бородки Ленина, бровей Брежнева или лысины Хрущёва имели надёжный кусок хлеба. Конечно, многое зависело от коммивояжёра, но у Арутюнова он был выше всяких похвал. Он продавал вождей поштучно, получая за каждого цену, пропорциональную занимаемой должности[1]. Недавно ему удалось сторговать оптом всех членов Политбюро. Закупило их главное управление бань, которым руководил сын одного из изображённых. Главный банщик страны был безнадёжным пьяницей. Папаша, желая пристроить отпрыска на хлебное место, создал для него Управление, отвоевал у Министерства культуры только что реставрированный дворец Юсупова, в котором хотели сделать музей, и выбрал сыну подходящего помощника. Заместитель ничего не стал менять во внутренней отделке Юсуповского дворца, выделив своему боссу барскую спальню, где тот и почивал в княжеской кровати после очередного запоя. Остальные работники разместились в бальной зале, не очень часто нарушая её тишину своим присутствием. Портреты предков князя, увековеченные знаменитыми художниками, заместитель трогать не велел, а между ними приказал развесить портреты членов Политбюро. Портрет же идейного создателя Управления он приобрёл в двух экземплярах – один для танцевального зала, другой в барскую спальню.