Читать книгу "Кинжал с мальтийским крестом - Марта Таро"

По коридору процокали железные набойки полицейских сапог. Раздался стук в дверь.

– Ваша светлость! – крикнул заглянувший в комнату городовой. – Господин капитан просит вас спуститься.

Александр выпалил первое, что пришло на ум:

– Сейчас! Только распоряжусь насчёт тела…

Полицейского ответ, как видно, устроил: тот кивнул и c готовностью удалился. Сколько осталось времени? Минута-две или того меньше. Хватит, чтобы спасти шею от виселицы? Александр чуть слышно попросил у матери прощения и стал обшаривать постель. Кроме уже найденного платка, подозрительных вещей не оказалось, и он, накрыв тело свежей простынёй, вернул подушки на прежнее место. Что теперь? Взгляд скользнул по комнате. Ящики комода раскиданы по полу, дверцы шкафов открыты – спальню тщательно обыскали. По всему выходило, что ему откровенно повезло: дожидаясь приезда доктора, полицейские не стали копаться в постели и не нашли столь важную улику.

Но что же это получается? Убийца матери и впрямь хотел навести подозрение на сына?.. Но почему, и кто этот человек?.. Или их несколько?.. Зря Свиньин говорит только о членах семьи, ведь в доме есть и слуги – те, кого баронесса уж точно никогда не боялась.

Может, это грабеж? У матери ещё оставались деньги, да и драгоценности Шварценбергов считались довольно ценными. Одно жемчужное ожерелье в шесть рядов, которое баронесса Евдоксия носила постоянно, чего стоило!

«Где она могла хранить украшения? Наверно, здесь – в спальне, – рассудил Александр и вдруг увидел на каминной полке выставленные в рядок шкатулки и футляры. – Наверно, полицейские снесли их все в одно место».

Первым бросился в глаза пустой ларец от кинжала. Жуткая ирония судьбы: символ рода Шварценбергов убил одну из них! Кто же так ненавидел баронессу и его самого, раз мать лишил жизни, а вину хотел свалить на сына?

Нельзя отвлекаться, время-то уходит, зашептал в душе страх.

Александр кинулся открывать крышки. Он перетряс все шкатулки, ларцы и футляры. Не было ни украшений, ни денег. Надежда сменилась отчаянием. Он со злостью отшвырнул последний из футляров – удлинённый, обитый зелёным бархатом – и уже было шагнул к двери, как вдруг понял, что рука саднит: бронзовая защёлка глубоко оцарапала кожу.

– Да что же это? – пробормотал он.

От ужаса задергалось веко. Александр вновь поднял футляр, но в этом уже не было нужды – глаза его не обманули. Какой смысл отрицать очевидное? Он держал в руках нарядную бархатную коробочку от того самого ожерелья, которое вчера подарил своей юной кузине. Значит, Лив всё-таки сюда приходила. Но когда и зачем?.. И самое главное – что она здесь делала?

Глава вторая. Настоящий друг

Москва

Ноябрь 1826 г.

Что же ей теперь делать?.. Любочка Чернышёва, или, если угодно, Лив, как на английский манер называли её в семье, постаралась отогнать чёрные мысли. Тоска заедала её с самого утра. За окном бесилась непогода: ветер ломился в окна, по-волчьи завывал в трубах, струи дождя тарабанили по стёклам и мрамору балкона. Как, наверно, страшно сейчас на улице! Лив одну за другой задёрнула шторы – и ненастный вечер как будто исчез, спрятался за складками желудёвого бархата.

«Вот так-то лучше, нечего нас расстраивать», – оценила она.

Однако желаемое и действительное – вещи обычно разные. Это «нас», к огромному сожалению Лив, вовсе не соответствовало действительности и мелькнуло в её мыслях лишь по привычке. На самом деле никакого «нас» больше не было. Совсем наоборот, с недавних пор она стала одинокой как перст. Сколько Лив себя помнила, её – самую младшую в семье графов Чернышёвых – всегда окружали родные лица, но декабрь прошлого года подвёл жирную черту под прежней счастливой жизнью. Сначала за принадлежность к тайному обществу, устроившему в Петербурге восстание двух гвардейских полков, арестовали её старшего брата и опекуна – Владимира. Потом имущество Чернышёвых, вместе с приданым трёх дочерей, реквизировали в казну. Ну а дальше всё и вовсе пошло вразнос. Покинула дом старшая сестра Вера, решившая содержать обедневшее семейство за счёт подаренного ей разорённого поместья. Следом пришёл черёд остальных: мамы, бабушки и сестры Надин. Графиня Чернышёва получила разрешение отправиться в Сибирь за осужденным на три года каторги сыном, её тётка – двоюродная бабушка Лив – Мария Григорьевна Румянцева, выехала к Вере, ожидавшей ребёнка, а Надин помчалась в Одессу за своим молодым мужем. Конечно, Лив искренне радовалась за сестёр, ведь они уже нашли своё счастье, но медаль имела и оборотную сторону: родные оставили её одну. Исчезли привычные тепло и забота, а самое главное – ушла любовь, и жить стало на удивление грустно.

Нужно было уехать в Петербург вместе с Кочубеями. Они же звали! Лив в очередной раз пожалела о своем необдуманном отказе. Как же её тогда все уговаривали, а она уперлась. Но ещё месяц назад казалось, что если она уедет, то предаст лорда Джона – своего учителя по вокалу и безоговорочного кумира. Этот белокурый красавец пел ведущие партии в частной опере. Там выступали как признанные звезды мировых сцен, так и любители, единственным, что от них требовалось, были голос и сценический талант. У лорда Джона с избытком хватало и того и другого, и в труппе он считался звездой первой величины. Англичанин давно занимался с младшей из сестёр Чернышёвых. Он очень хвалил Лив и обещал, что скоро займёт в одном из спектаклей. Лив только об этом и мечтала и, чтобы не провалить вожделенный дебют, занималась часами. Тем сильнее оказалось разочарование, когда лорд Джон вдруг объявил, что на три месяца уезжает в Лондон. С дорогой и разными непредвиденными задержками всё это могло растянуться на полгода. А что же теперь делать ей? Единственная причина, державшая Лив в Москве, исчезла, но жалеть об этом теперь было поздно. Она не могла уехать в столицу одна и твёрдо знала, что троюродные тётки, перебравшиеся ради неё в дом Чернышёвых, сами никуда не поедут и её тоже не отпустят.

«Евдоксия даже слышать об этом не захочет, иначе у неё не останется повода, чтобы жить на Тверской, а переезжать во флигель собственного дома – это уж точно ниже её достоинства», – размышляла Лив. Как ни крути, но выхода из западни не просматривалось. Вот ведь угораздило – попасть в такой переплёт!

Всё началось с отъезда Надин. Собираясь в Одессу к мужу, сестра выбрала для Лив временную опекуншу – кузину их матери Алину Румянцеву. Жизнь в компании этой доброй и услужливой тётки сулила необременительную заботу и покой, и Лив с лёгким сердцем согласилась на её приезд. Но тут случилось непредвиденное: следом за Алиной в доме появилась её старшая сестра – баронесса Шварценберг. Та приехала в Москву на коронацию Николая I вместе с сыном и считалась гостьей графа Литты, занимая комнаты в его доме. Но коронационные торжества закончились, и Литта отбыл в столицу, разрешив гостям пожить у себя ещё пару недель. Когда же и это время вышло, оборотистая Евдоксия задумала поселиться у Чернышёвых. Родня ведь – куда денутся! Она приехала на Тверскую. Как огромный чёрный корабль, вплыла в гостиную, где коротали вечер Лив и Алина, и, прижав к необъятной груди пухлые руки, заявила, что считает истинно святым долгом опекать «дочку нашей дорогой кузины Софи». Лив растерялась, а Алина стыдливо промолчала, хотя причину такого альтруизма знала отлично: большой дом Румянцевых был сдан внаём на много лет вперёд. Свободным оставался лишь маленький флигель, где до переезда к Чернышёвым обитала сама Алина. Жизнь в такой тесноте баронессе претила, поэтому она заселила во флигель своего единственного сына Александра, а сама с комфортом расположилась на Тверской. На следующий день Евдоксия пошла ещё дальше: она отобрала у младшей сестры деньги, оставленные Надин «на хозяйство», и теперь распоряжалась ими единолично.