Читать книгу "Ключ разумения - Александр Жарков"

Две-три рюмки крепкого вина, выпитые в честь приёмного внука после утренней охоты были виноваты в том, что король размяк и допустил оплошность: при разговоре с глашатаем присутствовал Алекс и некоторые другие лица, но главное – Алекс! Глашатай развозил повсюду новость, что король Эдвард, по прозвищу Смешной, устраивает состязания в ловкости и уме для принцев, герцогов и баронов на соискание руки его единственной дочери Кэт. Состязания состоятся летом, а осенью, когда принцессе исполнится пятнадцать, она выйдет замуж за победителя, и тот получит половину королевства её отца. Прилагался и небольшой рисованный портрет принцессы.

– Пятнадцать лет? Старуха! – сурово изрёк король, приметив, как жадно смотрит на портрет Алекс. – У нас принято выдавать в тринадцать. Этот папа-король одна насмешка. И бабка у неё – ведьма. И потом, у тебя уже есть невеста. – И сообразив, что Алекс его не слушает и упорно смотрит на портрет, положил тяжёлую руку на его плечо и властно надавил. Алекс вскрикнул и отвлёкся.

– Сынок, тебе что, она нравится?

– Да нет, отец, – он называл неродного деда отцом, – да нет, что ты! Она обыкновенная, – глядя прямо в глаза королю, в первый раз в жизни соврал он. Кэт была совершенно необыкновенна уже тем, что мгновенно завладела его сердцем, выбросив оттуда всех и вся! Но чувствуя, что ему не верят, а правду говорить почему-то опасно, Алекс добавил, стараясь выглядеть пай-мальчиком: – К тому же… У меня уже есть невеста, не так ли? – И он постарался представить дочку захудалого герцога, которую ни разу не видел, жирной и безобразной.

– И вы обручены. Будете. Сегодня же.

…К счастью, наречённая невеста заболела и не приехала на день варения. Но счастье не приходит одно. Пожилой шут Квиллин видел мельком портрет принцессы. А он обладал памятью, которую по изобретению фотографии назовут фотографической, и то, что он видел миг, оставалось в нём навсегда. Квиллин был неплохой художник – шуты даровиты во многом – и нарисовал Кэт очень похожую, хотя и маленькую, чтоб помещалась в медальон на шею. Это был воистину королевский подарок, хоть и запоздал к семнадцатилетию на пару дней. Вообще, Алекс и Квиллин были большие друзья, и шут обучал пацана ремеслу дураковаляния – тайно от короля, – а также музыке и стихосложению – а вот это не запрещалось и даже очень пригодилось потом будущему знаменитому Гистриону. Короткий разговор между дедом и внуком всё же состоялся.

– Отпусти, отец, счастья попытать.

– Нет. Я уже дал герцогу слово рыцаря. И он мой старый боевой товарищ. – И дед ещё раз отрицательно мотнул головой с длинными льняными кудрями до плеч. Внук печально вздохнул: волосы у него были короче и темнее – не родная кровь, приёмыш!

Значит, оставалось одно: убежать из замка и пересечь все обширные земли короля так, чтоб Алекса не хватились, и нигде не узнали, что представлялось совершенно невозможным, но забыть Кэт навсегда не представлялось вообще никак. К тому же Квиллин раздобыл карту Середневековья, и уже отметил путь во владения Эдварда Смешного короля. И как после этого отступать от задуманного?!

Просто уйти из замка Алекс не мог, за ним следили. Первая попытка побега – сняли со стены, вторая – вытащили из подземного хода, в третий раз он надел капюшон простолюдина и уехал на возу, зарывшись в какую-то дрянь – узнали в первой же деревне, вернули. Возницу отодрали жестоко, до беспамятства, Алекса тоже… в первый раз в жизни похлестали прутьями. Перенёс мужественно – «а вот и не больно!» – он же не знал, что это пока так, понарошку… «Но лучше деда не зли», – попросила его бабка-королева. Хорошо, что невеста ещё болела. А король до её выздоровления принял меры. Отправил внука в дальний мрачный замок на островке в Студёном Морище.

Посадили его в башню, сквозь узкую щель в стене которой бурливые ледяные волны едва виднелись. И на хлеб его и на воду, строптивого! И ведь, действительно, давали только чёрствые корки да простую воду. Но ничего, в семнадцать лет зубы ещё грызут, не повыпадали! Но дрогнуло дедово сердце, когда, проведя не день, не неделю, а целых две в тесноте, темноте, в голоде и в холоде, узник ни разу не пожаловался ни на питание, ни на содержание, и, по-видимому, не собирался смиряться. «Издеваешься над ребёнком! Ну, правильно, не свой – чужой!», – подначивала бабка, зная, как любит король Алекса. И добавляла: «Видно, ему слаще в тюрьме, чем с нежеланной под венец!». Но деду было уже интересно, кто упрямей: он или внук. И тут случилось неожиданное.

В серёдке мая, как всегда, был праздник посвящения в мореступы, поскольку у короля было несколько малых и даже три больших лодки, ступающих – как говорили здесь – в Западные моря. Молодые мореступы, в основном деревенские парни, должны были показать свою ловкость и вообще готовность посвятить себя опасному ремеслу.

Погодка была не очень. Вернее, совсем скверная. Ветер, хоть и не ледяной, как в декабре, но очень сильный, так что из десятка молодых людей, претендующих на звание мореступов и лазающих по мачтам, двое-трое сорвались в море с накренившейся большой лодки, по-здешнему – корабели – и их утащила в пучину ужасная волна-тягун, бороться с которой бесполезно, а ещё одного разбило о палубу.

Король, наблюдающий в подзорную трубу из стоящей в укрытой от ветра бухте небольшой обустроенной корабели, был весьма недоволен: и погодой, и подготовкой юнцов, и выговаривал что-то стоящему рядом Главмореступу с бородой вроде лопаты. Но главное, ему было неприятно то, что рядом в башне сидит не смирившийся Алекс. И вот тут-то и случилось то, чего никак невозможно было предположить.

– Смотрите! – вдруг завопил с ближней лодки Поммореступ, брат Главмореступа, тоже с бородой лопатой. Но если у того была лопата штыковая, то у этого совковая. – Смотрите, чё деется! Сумасшедший!

Из башни, о которой как раз и думал король, из отверстия для метания ядер, находившимся рядом с камерой, в которой сидел Алекс, спускался по выброшенной узкой верёвочной лестнице воистину сумасшедший, трудно даже назвать его просто смельчаком, настолько это было безрассудно. Ветер ревел и рвал, океан бушевал, шторм разыгрался не на шутку, высота от окна до воды была метров пятнадцать.

Сердце деда похолодело, когда он глянул на безумца в трубу и увидел сосредоточенное лицо внука. И вдруг это лицо стало восторженным, казалось, он пел о своей возлюбленной, и, несмотря на все рыцарские походы и пережитые опасности, деду стало нехорошо.

– Снимите его оттуда… как-нибудь, – прошептал он, опустившись на лавку корабели.

– Принц, там принц! – казалось, он слышал, как несётся со всех лодок. Братья с лопатами вместо бород отдавали какие-то команды.

Ветер был сильный, но он бил в башню и прижимал лестницу к каменной стене, и можно было медленно, но ползти вниз, а значит, пока беглецу везло. Но ведь Алекс не был опытным мореступом, он был всего лишь глупым влюблённым книжным мальчиком, и сколько его юные руки могли держаться за верёвку на ледяном ветру? А ветер вскоре переменился, и середина лестницы оторвалась от стены, и её стало отдувать в сторону. Хорошо что конец (который, кстати, метра на два не доставал до бушующих волн) с железными цапками, при падении сверху случайно зацепился за какую-то дыру, и был как бы намертво прибит к стене, иначе бы Алекса разбило о стену или вышвырнуло в лаву океана. В этой достаточно широкой дырище, служащей каким-то военным целям, показалась лохматая голова Поммореступа, который лично пытался железным крюком втянуть внутрь башни развевающуюся и крутящуюся лестницу. Кто-то подоспел ему на помощь.