Читать книгу "Все, кого мы убили. Книга 1 - Олег Алифанов"

За какие заслуги вдруг решил наградить он меня таким странным титулом, я спрашивать не стал.

– Что так? – малый понравился мне, и я желал бы путешествовать с ним до конца, и даже обратно, потому как от вчерашнего моего кучера с трудом добился я пары-другой слов. – Разве невыгодно? Прогон там долгий.

– Не полагается, – ответил он после заминки. – В Знаменском должен я смениться, а после обратно, или куда пошлют-с. У нас ведь только кони отдыхают, а ямщику или кнут в руки – или кнутом по вые.

Он показательно засмеялся своей несколько преувеличенной шутке.

– Я скажу смотрителю, так он, пожалуй, согласится, – обнадёжил я Прохора, а более себя самого.

Да не тут-то было.

– Смотрителя там уж нет, а только староста. Дорога – не столбовая. Разве так-с, – произнёс он после раздумий, несколько поникнув, и обернулся, – два целковых набавишь?

– Не слишком, молодец? – нахмурился я, более от самого возражения, нежели от запрошенной мзды.

– К князю разве кто захочет ехать? – спокойно сказал он. – Другой и вовсе – бросит за версту, так барин и запылится по дороге.

– Отчего же его боятся? Нравом крут?

– Что сразу: крут-с! Не его, чего нам его бояться, Хлебниковы – люди не подневольные.

– Тогда – что?

Он помялся и покрутил головой, словно оценивая, достоин ли я его речей.

– Земли у него дурные. Говорят, людей едят-с.

– Пески зыбучие, что ли?

– Пески ли, подзол – я не нюхал. А заживо – жарят. Проще говоря, нечисто там.

– А за два рубля уже и почище? – усмехнулся я.

– Коли серебром, то всё ладно-с. Нечистая сила, она серебра-то боится, – оживившись, расхохотался он во всю ширь своего скуластого лица, и я вслед за ним. – И видали там разное, да не все назад пришли. – Голос его изменился, там почудились мне резкие нотки. – А иные, кто и вернулся, рот на замке держали… Пока не помёрли. Оба брата Астахова, ко́вали, мы с одного конца, нанялись к князю на лето. Раз-другой сходило им, хоть и много чепухи сказывали. На Покров, по первому инею, нашли их. В село с работ вертались. Да не помёрзли: спалил их огонь. Даром, что кузнецы. А денежки – две красненьких – целёхоньки. Да и князь вскоре – того-с.

– Умом, что ли, тронулся? – грозно спросил я, желая пресечь совсем уж нелепые сплетни, которыми по обыкновению простецы окружают своих господ, но не возымел действия на ямщика.

– Может и тронулся, да только совсем – того… кончился-с, – объяснил он и, цыкнув зубом, очертил со свистом саженным кнутом круг поверх голов лошадей и наших.

– Да о каком ты князе толкуешь, что он – того-с? – с негодованием передразнил я.

– О старом, коему нынешний – племянник. Лет двадцать минуло.

– И ты сам не видел, а только поминаешь дедовы сказки! Негусто, – поддел я, вздохом изобразив разочарование.

– Так это только начало, – обиделся кучер. – Погоди, ещё не то расскажу.

– Стало быть, получишь сверху рубль на оберег! – обещал я, отходя. – Но не боле. А ты что ж, в эти небылицы веришь?

– От моей веры тут ни убавить, ни прибавить. А нечисть, она… кому небылица, а кому и кобылица.

– Скорее уж не кобылица, а курица, кому несёт золотые яйца, а кому серебро рублями, – закончил я за него, и мы снова расхохотались.

– А всё-таки редко кто повезёт за рубль, – после сказал он упрямо.

Я располагал достаточным количеством денег Общества, главная часть которых дожидалась меня у посольского казначея в Константинополе, но целковый составлял изрядную сумму, из чего я вывел сразу несколько гипотез: Прохор – парень хваткий, а князь не в доле ли с возничими? Так, смеясь и перешучиваясь, держали мы ухабистый путь по бескрайним пустынным равнинам нашего юга, надолго оставляя за собой висеть в тихом мареве жёлтую пыль. Стараниями наместника основные дороги достоинствами своими превосходили ожидания, что делало передвижения по ним приятным времяпрепровождением, но здесь ещё, как говаривал Прохор, не многие кочки были переложены в рытвины.

Всё дышало лёгкостью и свободой, испокон веку присущей этим краям, и, казалось, никакие события не могут выветрить из широких степей их духа. Любые явления, мнимые людьми величественными и важными, здесь отдавались лишь дуновением мимолётности, словно рисуя наглядную картину слов Екклезиаста о суете сует. Изредка попадались нам встречные повозки, но ни одного мало-мальски богатого экипажа не заметил я на всём двадцативёрстном пути до обеденного привала. Лишь на постоялом дворе с краю большого села увидал я впервые добрую карету.

Даже по меркам пустынной Новороссии, людным это место я бы не назвал. Лошадей нам обещали без проволочек, но после тряски я дал себе слово встать из-за трапезы и чая не ранее двух пополудни. Таковое распоряжение я и отдал Прохору, но единственный обедавший за соседним столом холеный господин лет шестидесяти поднял на меня голову и оторвался от кулебяки с капустой.

2. Бларамберг

– Позвольте представиться, – чуть приподнялся он, и его значительный густой голос наполнил залу, – Бларамберг Иван Павлович. Путешествующие и монахи могут позволить себе не строить церемоний. Следую в Одессу.

Многое в жизни нашей происходит от случайностей, иногда губительных, а иной раз возносящих к вершинам славы. И как узнать, какое мимолётное слово стронет с места длинную череду событий неумолимым поворотом жерновов судьбы? Но в то время неискушённость молодости внушала мне, что не может произойти ничего такого, что впоследствии свобода человеческой воли не сумела бы направить в любое желаемое русло.

Когда свершилось предначертанное мне? В тот ли самый миг – или часом позже?

– Очень рад! – воскликнул я, будучи заинтригован негаданной встречей с известной в нашем кругу персоной, и представился в свой черёд без чина, тем паче что перед статским советником щеголять было особенно нечем: – Алексей Петрович Рытин. Также направляюсь в Одессу, но вынужден сделать небольшой крюк, исполняя поручение начальства.

Тем самым глупое высокомерие всё же толкнуло меня дать намёк на мой официальный статус. Он окинул меня острым взглядом и пригласил за свой стол, приказав принести закусок, которые мог рекомендовать лично.

– Я часто бываю здесь проездом. Кормят тут, – он ткнул тонким указующим перстом с длинным изящным ногтем в столешницу, – превосходно. Хозяин мог бы держать трактир и на приморских бульварах, я не раз предлагал свою протекцию. Разрешите старику заказать для гостя, а вы уж извольте не отказываться.

Признаться, с трудом оторвался я от созерцания этих рук. Я, конечно, не предполагал, что знаменитый дилетант (и это я пишу без тени уничижительности), в прах раскритикованный самим Кёлером, лично расчищает курганы и захоронения, но всё же такие пальцы более подходили органисту, нежели учёному, работающему в земле.