Читать книгу "Должность - Василий Гавриленко"

— Присаживайтесь, Сергей Леопольдович!

Семен Никитич слился с этим изобилием: я, грешным делом, принял его за фаршированного поросенка.

Робость одолела меня, и была б здесь табуретка, сел бы на нее…

— Ну что вы, Сергей Леопольдович, — негодуя, воскликнул Семен Никитич, — Мы у вас в гостях.

И выскочив из-за осетра, он усадил меня во главе стола на витой венский стул рядом с маринованным тайваньским пандою.

«Мы?» — я огляделся, и во рту у слегка провяленного никарагуанского зулуса увидел невысокого щупленького мужичка с большим, как у сома, ртом и выпученными глазами.

— Олег Власыч, — представил Семен Никитич, уплетая, между прочим, паштет, — Начальник вашего предвыборного штаба.

— Очень тронут, — пропищал Олег Власыч, налегая, кстати, на черные горошинки.

Я решил не удивляться и отдал должное своему измученному «Дошираком» желудку.

3

После завтрака, который стоил многих обедов, мы сидели на обдуваемом зефирами балконе и, пардон, ослабив ремни на брюках, курили кубинские сигары, пуская благородный дым в небо отменной голубизны.

Семен Никитич вдруг закашлял и сказал:

— Теперь поговорим о деле.

Я насторожился: хотелось верить, что речь пойдет не об оплате вышеуписанного банкета: наличных денег у меня был ноль, а безналичных и того меньше.

— Нужно обсудить предвыборную платформу Сергея Леопольдовича, — произнес Сергей Никитич.

Мне были до люстры, что пред —, что после — выборная платформы.

Олег Власыч слегка рыгнул, невинно прикрыв ладошкой рот, и вдруг понес такую ахинею, что впору было заткнуть уши и закричать «Караул!»: какой-то электорат — что это за птица? — куда — то нужно завлечь, а чтоб его завлечь, нужно провести грамотный пиар, а затем нужен некий компромат, дискредитация и прочая и прочая… Но Семен Никитич делал вид, что ему интересно, даже поддакивал, и я решил не отставать — чем я хуже, я все-таки прима!

Но как я ни старался «соответствовать», словесный поток Олега Власыча придавил меня и, видимо, взгляд мой несколько осоловел, так что Семен Никитич поспешил заметить:

— Да что ж мы Сергея Леопольдовича — то грузим? Ему все это знать вовсе ни к чему. Работа Сергея Леопольдовича начнется завтра.

Брови мои поднялись на небывалую высоту, но, слава создателю, за сигарным дымом никто этого не разглядел.

— А пока, — продолжал Семен Никитич ангельским голосом, — я советовал бы вам, Сергей Леопольдович, пойти соснуть часок-другой, а затем, будьте уж так добры, вызубрите назубок вот этот текст. Это, позвольте заметить, ваша роль.

Он протянул мне листок, отпечатанный на гербовой бумаге и, признаться, поверг в уныние: целых три абзаца!

— Ну что ж, позвольте откланяться, — уныло сказал я и, швырнув недокуренную сигару с балкона, оставил их наедине с электоратом.

— Назубок, Сергей Леопольдович, — бросил мне вслед Семен Никитич.

Я поднялся по мраморной лестнице, невесело поглядывая на своих предков. Некоторые из них сочувственно кивали головами.

Степанида стирала пыль с зеркал, и когда я сказал, что желал бы вздремнуть часок, то кивнула красивою своей головой и тихо вышла вон. Ну, чистый ангел!

Я прилег, не раздеваясь, расширившимися ноздрями ощущая божественный запах постели — простыни, похоже, здесь меняют каждый день. Глаза мои сомкнулись, и я провалился в Ж…, то есть в сон.

Мне снится Ж…, мое детство.

— Тупица, — зовут меня играть мальчишки, но я не выхожу, потому что знаю — играть со мной не будут, а будут мучить.

— Это лимонад, Тупица.

Я все-таки во дворе, и в руке у меня бутылка с желтой, пенящейся, так соблазнительно похожей на лимонад, жидкостью. Вокруг мальчишки: стриженые и вихрастые, белобрысые и черные, загорелые и бледные, имен я их не знаю. А вот того, что дал мне бутылку, толстого и розового, зовут Жирдяй. Он самый главный во дворе.

— Пей, не ссы, — говорит Жирдяй, — Я те отвечаю — лимонад. Только что в магазин бегал. Правда, ребзо?

«Ребзо» кивают головами, а сами потихоньку прыскают со смеху.

Я смотрю на бутылочку — о, какой восхитительно-волнующий цвет! Жара, так хочется лимонаду!

«Понюхай, понюхай», — это уже я, теперешний, кричу во сне себе, тамошнему, но Тупица не слышит…

Лимонад сверкает на солнце. Благодарно посмотрев на Жирдяя, я делаю громадный глоток, и до самого нутра продирает меня вонючей горечью…

Тупица, тупица,

Ссаками упился!

Поют мальчишки и хохочут, физиономия Жирдяя расплывается и вдруг становится лицом директора нашего театра Килкиным…

— А — а — а!

Шелк простынь был все таким же прохладным, но я весь вспотел: привидится ж такое! Я сел на кровати и вспомнил: «Назубок» — липкий такой, тигриный голос. Зубы мои застучали: в спальне-то было уже темно.

Нащупав руками включатель от лампы, я нажал кнопочку. Лампа загорелась, лия на постель мою аристократический свет голландского абажура.

Листок с ролью лежал рядом. Я взял его слегка дрожащей рукой. Вот что там было написано:

— Уважаемые граждане! Дорогие мои, горячо любимые! Предыдущая администрация, коррумпированная и безжалостная, погрязшая в пороке и жажде наживы, ровным счетом ничего не сделала для простого труженика! Уверяю вас, что ничего не сделает и мой так называемый конкурент — Алильханов. Напротив, станет в тысячу раз хуже. Продажные шкуры из окружения Алильханова только и ждут, чтобы, дорвавшись до казны, разворовать то, что еще не разворовано Кизляковым! А что оставляют вам? Продукты дорожают, страна сидит на нефтяной игле, девальвация, коррупция!

Но есть выход! Где он? — спросите вы. И я отвечу. Выход — это я, Антушкин Сергей Леопольдович. Я, в противоположность моему сопернику, молод и энергичен. Я и моя команда — честные, справедливые люди, не дадим бюрократам и политическим проституткам безнаказанно угнетать народ. Мы положим конец беспределу! Вы спросите — кто я, и я отвечу: я — это вы! Я — человек из народа, простой рабочий Нилиманского нефтеперерабатывающего завода, ваши беды живут в моем сердце! Алильханов хочет устроить войну, бойню, есть неопровержимые доказательства его связей с ЦРУ и Моссадом! Но вместе мы не дадим ему осуществить эти черные планы!

Я, Антушкин Сергей Леопольдович, со всей полнотой ответственности заявляю вам — я не дам развалить то, что еще не развалено, и построю новое, доброе, вечное! Я, Антушкин Сергей Леопольдович, — ваш кандидат!

Я схватился за голову: какая несусветная галиматья! Да по сравнению с этим даже «Фигаро» покажется легкой прогулкой. И зачем — то все время упоминается мое имя — какой-то, прости господи, катехизис.

Повздыхав, я принялся заучивать и, к своему удивлению, довольно быстро и сносно вызубрил все. Правда, вместо слова «коррупция» язык мой норовил произнести «копупция», а «бюрократам» — «пюрекратам», но зато слово «проституткам» я выучил очень даже легко. Должно, сказалась актерская закалка, хотя того же Хлестакова я запоминал — дай бог памяти — пять недель, и все равно без суфлера никогда не обходился…