Читать книгу "Под парусом мечты - Сара Ларк"

Маленькая отара овцематок, собственно, и была истинной причиной поездки Джека и Глории. Животные выбрались из загона и теперь паслись неподалеку от круга камней, на священной для местного племени маори земле. Гвинейра МакКензи-Уорден, руководившая фермой, уважала религиозные чувства туземцев, несмотря на то что земля эта принадлежала Киворд-Стейшн. Для овец и крупного рогатого скота здесь вполне хватало пастбищ, и животным не было нужды бродить по святыням маори. Поэтому за обедом она попросила Джека перегнать овец, что вызвало бурный протест со стороны Глории.

— Я ведь тоже могу сделать это, бабуля! — заявила девочка. — Нимуэ еще нужно учиться!

С тех пор как Глория натренировала свою собственную овчарку, она постоянно просила, чтобы ей давали все более ответственные поручения на ферме, к вящей радости Гвинейры. Вот и на этот раз она улыбнулась правнучке и приветливо кивнула.

— Отлично, но Джек поедет с тобой, — решила она, хотя и сама не понимала, почему не позволяет девочке поехать одной. В принципе, повода для тревог не было: Глория знала ферму как свои пять пальцев и все люди в Киворд-Стейшн знали и любили Глорию.

Собственных детей Гвинейра не окружала такой чрезмерной заботой. Ее старшая дочь Флёретта, будучи восьмилетним ребенком, преодолевала верхом четыре мили до ближайшей маленькой школы, которой в то время руководила подруга Гвинейры, Хелен, жившая на соседней ферме. Но Глория была другой. Все надежды Гвинейры были связаны с единственной признанной наследницей Киворд-Стейшн. Только в жилах Глории и Куры-маро-тини текла кровь Уорденов, настоящих основателей фермы. К тому же мать Куры, Марама, была родом из местного племени маори; таким образом, Глорию признавали и туземцы. И это было важно, поскольку между Тонгой, предводителем нгаи таху, и семьей Уорденов с давних времен установилось противостояние. Тонга надеялся, что, если Глория выйдет замуж за маори из его племени, он будет пользоваться большим влиянием на этой земле. Впрочем, эта стратегия уже потерпела крах в случае с матерью Глории, Курой. Вот и Глория до сих пор не проявляла особого интереса к жизни и культуре племени. Конечно же, она бегло говорила на языке маори и любила слушать, как бабушка Марама рассказывала древние предания своего народа. Однако настоящую связь она чувствовала с Гвинейрой, ее вторым мужем Джеймсом МакКензи и, конечно, с их сыном Джеком.

Между Джеком и Глорией всегда были особые отношения. Молодой человек, будучи на пятнадцать лет старше своей сводной внучатой племянницы, в первые годы жизни Глории защищал и оберегал ее от капризов родителей, зачастую не проявлявших к дочери никакого интереса. Джек не любил Куру и ее музыку, а к Глории привязался с первого крика — в буквальном смысле этого слова, как любил говаривать отец Джека. Едва Кура прикасалась к клавишам фортепьяно, как малышка принималась громко кричать. Джек полностью разделял негодование девочки и таскал ее за собой, как щенка.

Тем временем до каменного круга добрался не только Джек, но и маленькая собачка Глории по кличке Нимуэ. Бордер-колли тяжело дышала, высунув язык, и почти с упреком глядела на хозяйку. Собачке не нравилось, когда Глория уезжала далеко вперед. Она была вполне счастлива, пока из Англии не привезли быстроногого пони. Однако Нимуэ, добросовестно относившаяся к своим обязанностям, тут же сорвалась с места, стоило Глории резко свистнуть и указать на овец, которые паслись, рассыпавшись вокруг скал. Под благосклонными взглядами Джека и гордой хозяйки Нимуэ согнала животных и стала ждать дальнейших приказаний. Глория ловко направила отару в сторону фермы.

— Вот видишь, я справилась бы и одна! — ликуя, воскликнула девочка и улыбнулась Джеку. — Расскажешь бабушке?

Джек серьезно кивнул.

— Конечно, Глори. Она будет гордиться тобой. И Нимуэ!

Более пятидесяти лет тому назад Гвинейра МакКензи привезла в Новую Зеландию первых бордер-колли из Уэльса, сама обучала и тренировала их. И теперь женщина не могла нарадоваться, наблюдая за тем, как ловко Глория обращается с животными.

Энди Макэран, старейший работник фермы, подправлявший ограду, не сводил взгляда с Джека и Глории, которые загоняли овец в загон. Макэрану давным-давно стоило бросить работу, но он так любил возиться на ферме, что почти каждый день седлал коня и приезжал в Киворд-Стейшн из местечка Холдон. Его жене это не нравилось, но Энди старался не обращать внимания на ее упреки. Он поздно женился и не собирался менять своих привычек. К тому же он не любил, когда кто-то указывал ему, что надо делать.

— Почти как тогда мисс Гвин, — с уважением произнес старик, когда Глория закрыла ворота за овцами. — Не хватает только рыжих волос и…

Энди не стал продолжать, потому что ему не хотелось обижать Глорию. Но Джек слишком часто слышал подобные заявления, чтобы не суметь прочесть мысли Энди: старый погонщик скота жалел, что Глория не унаследовала ни хрупкой, как у эльфа, фигурки, ни узкого хорошенького лица своей прабабушки, — что было, в общем-то, странно, поскольку почти все остальные потомки женского пола унаследовали от Гвинейры рыжие локоны и точеную фигуру. Но Глория пошла в Уорденов: угловатое лицо, близко посаженные глаза, резко очерченный рот. Ее пышные светло-русые локоны не столько украшали, сколько подавляли лицо. Причесывать эту буйную копну волос было сущим мучением, поэтому примерно год назад девушка в приступе упрямства отрезала волосы. Конечно, все подшучивали над ней, интересуясь, не собирается ли она стать «полностью мальчиком»: прежде Глория любила носить бриджи, которые шила ее бабушка Марама для мальчишек-маори, — но Джек считал, что девушке очень идут и короткая стрижка, и широкие брюки для верховой езды. И он был прав: Глория с ее сильной, несколько приземистой фигуркой гораздо лучше смотрелась в брюках, чем в платьях. В этом отношении она пошла в своих предков со стороны маори. Ей никогда не блистать в одежде западного покроя.

— Что ж, от матери девушка совершенно ничего не унаследовала, — заметил и Джеймс МакКензи.

Он тоже наблюдал за прибытием Джека и Глории из эркера в спальне Гвинейры. Он любил сидеть там; просторный наблюдательный пункт нравился ему больше, чем удобные кресла в салоне. Недавно Джеймсу исполнилось восемьдесят, и возраст давал о себе знать. С некоторых пор его мучили боли в суставах, затруднявшие каждое движение. И при этом он терпеть не мог опираться на палку. Джеймс не любил признаваться в том, что лестница, ведущая вниз, в салон, все чаще становится для него почти непреодолимым препятствием, и поэтому предпочитал говорить, что, находясь в эркере, он лучше видит происходящее на ферме.

Однако Гвинейра знала истинную причину: Джеймс никогда не чувствовал себя на месте в роскошном салоне Киворд-Стейшн. Его миром всегда было сообщество овцеводов. Только ради Гвин он согласился жить в роскошном особняке и воспитывать здесь сына. Джеймс предпочел бы построить для своей семьи дом из блоков и сидеть перед камином, для которого он сам рубил бы дрова. Впрочем, эта мечта утрачивала свою привлекательность по мере старения. Сейчас он просто наслаждался теплом, которое обеспечивали слуги Гвинейры.

Гвинейра положила руку ему на плечо и тоже посмотрела на Глорию и своего сына.