Читать книгу "Атаман - Валерий Поволяев"

Перфильев обещал Ефиму Бычкову укоротить Желтолицего Линя, проводил старосту до дверей кабинета; прощаясь с ним, подал руку.

— Скоро мои люди появятся у вас.

— Жду с нетерпением. — Староста наклонил напомаженную, с ровным пробором голову.

— Только постарайтесь, чтобы солдат моих никто не видел, — попросил генерал-майор. — От секретности операции очень многое зависит. Слишком уж граница у нас щелястая, ветер в дырах свистит.

— Не извольте сомневаться, ваше превосходительство, — староста вновь наклонил напомаженную голову, — я ведь, сам в этом очень заинтересован. Назад дороги нет. Если Желтолицый Линь о чем-нибудь узнает, то мне же первому и отрежет голову.

Командир полка был вежливым человеком, проводил деревенского старосту дальше, чем было положено, — до входной двери.

Группа нерчинцев выехала вечером, когда было уже темно. С собою взяли винтовки, патроны, немного еды. С провиантом да с кормом для лошадей Ефим Бычков просил не беспокоиться — эти заботы он брал на себя.

Едва миновали последние домики станции Гродеково, как сразу погрузились в вязкую, густую черноту, в которой невозможно было увидеть даже холку собственного коня.

В число отряженных пяти человек Семенов включил и шустрого Белова. В обещании, данном помощнику командира полка самому во всем разобраться, на месте, была некая доля игры — Семенов слышал и о набегах на Сучан-Кневичи, и о Желтолицем Лине — слухами ведь земля полнится, — но как будет действовать, пока не знал. С этим-то он точно определится на месте. Сейчас попусту гадать нечего.

Кони шли ходкой рысью — понукать не надо было, — перед тем как выехать, Семенов приказал хорошенько накормить их. Местами черный лес подступал вплотную к дороге, и тогда Семенов, на ходу сдергивая с себя винтовку, клал ее на луку седла. Зима нынешняя выдалась не только капризная, но и голодная, из тайги на тракты выходит много волков, в Гродеково они напали на жену железнодорожного стрелочника, на несчастье свое заплутавшую на окраине станции, и если бы не казаки из учебной команды, случайно проезжавшие мимо, волки так бы и закатали ее, пустили бы на свою звериную закуску, а так женщина, считай, легко отделалась — клыкастые покусали ей только правую руку и ноги.

В глубине леса иногда помаргивали слабые гнилушечьи огоньки, исчезали, затем возникали вновь, и от их таинственного мерцания делалось не по себе, по телу пробегал холод.

Впрочем, волков Семенов не боялся, а вот нечистой силы побаивался, это в него было вживлено еще с детства — от волков можно отбиться чем угодно — винтовкой, факелом, топором, палкой, лопатой, ломом, косой, а вот от леших не отобьешься — окружат, защекочут, зацелуют и удавят. Да и волк — не дурак. Он на вооруженного человека не полезет — издали чувствует запах патронов, пороха, горелого ствола, а лешим на горелый ствол наплевать, они пороха и пуль не боятся.

Глубокой ночью казаки, встреченные ленивым перебрехиванием сонных кобелей, прибыли в Сучан-Кневичи; староста, несмотря на поздний час, встретил их на пороге дома, радостно потер руки:

— Ну, теперь лимону этому — хана!

— Хана! — спокойно подтвердил Семенов.

Утром староста сообщил сельчанам, что решил возводить новый дом — большую пятистенку с высокой, в половину человеческого роста завалинкой и для этого нанял в Гродеково пятерых работников — ловких мужиков: пусть они к весне выберут в лесу сухостойные лиственницы — дерево, как известно, вечное, гниению не поддающееся — срубят их, обработают, вывезут, свяжут венцы, а уже летом, когда грянет настоящее тепло, начнут стройку.

Дом должен быть удобным, широким, разумно спланированным — староста собрался выдавать замуж свою красавицу дочь и при этом ставил условие: новоиспеченный родственник должен переехать жить к нему, в тот самый дом, что будет срублен.

Весть о новых работниках и великих планах Ефима Бычкова обязательно дойдет до ушей Желтолицего Линя, поэтому появление свежих лиц не вызовет вопросов у предводителей хунгузов. Что же касается казачьих коней, то их Ефим глубоко запрячет в конюшне, так что ни один человек, даже из своих, не говоря уже о чужих, не узнает о них.

Главное — чтобы Желтолицый Линь появился побыстрее.

Через два дня банда Линя с лихим свистом пронеслась по единственной улочке деревни и исчезла в морозном розовом мареве студеного февральского дня.

Семенов наблюдал за хунгузамн из-за занавески и, проводив их долгим изучающим взглядом, озабоченно почесал подбородок:

— Однако к тебе, Ефим Иваныч, не завернули.

Бычков перекрестился:

— Боюсь я их!

На всякий случай Семенов натянул поверх рубахи казачий мундир с офицерскими погонами, людей своих расставил по намеченным точкам. Поскольку он знал, что банда обычно целиком въезжала в просторный двор Ефима, то двоих казаков поставил в сторонке с одной стороны двора, двоих — с другой, старшим в этой дворовой команде назначил Белова.

— Все. Ждем встречи с узкоглазыми, — проговорил он довольно и скомандовал: — Стрелять без промаха. Главного живодера, Линя этого, я беру на себя,

Хунгузы появились лишь в четвертом часу дня, когда на деревню уже начал наползать серый предвечерний сумрак, людей на улице не было видно — попрятались в ожидании хунгузов. Что-то тяжелое, тревожное, пахнущее кровью повисло над деревенскими домами.

Отряд Линя снова проскакал через Сучан-Кневичи, словно бы проверял деревню — нет ли чего опасного, затем развернулся и неспешной рысью двинулся обратно. Семенов, одетый в форму, перетянутый ремнями, при револьвере и сабле, наблюдал за китайцами из-за занавески.

Около ворот Ефима Бычкова Желтолицый Линь остановился:

— Хозяин!

Староста поспешно выскочил из дома, открыл ворота. Линь, пригнувшись, чтобы не задеть головой за перекладину, въехал во двор, бросил поводья подбежавшему Белову, натянувшему на себя лохматый нагольный полушубок.

— А это кто такой?! — спросил у Бычкова Линь. — Вроде бы раньше у тебя такого работника не было.

— Раньше не было, а сейчас есть. Я решил строить новый дом и взял кое-кого к себе на работу. Разве ты не слышал об этом?

— Слышал. — Желтолицый Линь закряхтел, слезая с коня, скосил губы в деланно-горькой усмешке. — Вон ты какой, оказывается, Ефим. А еще другом называешься. Разбогател... Хоромы новые собрался ставить, дочь замуж выдаешь, праздник всей деревне решил устроить, а близкого друга своего обходишь стороной. Обидно это, Ефим, очень обидно. — Желтолицый Линь осуждающе покачал головой.

Белов отвел его лошадь в сторону, повод привязал к длинной, гладко вытертой перекладине коновязи, расстегнул шейный ремень, освобождая уздечку. Лошадь выплюнула шенкеля и оскалила крупные желтые зубы, словно бы понимающе улыбнувшись Белову, тот похлопал ее по морде и скрылся в конюшне.

Все, что надо было узнать, он узнал. Пересчитал хунгузов, въехавших вслед за Желтолицым Линем во двор. Двенадцать человек. Многовато, однако, будет. Но ничего страшного — одолевали в стычках и не столько врагов — справлялись с перевесом куда большим. Разглядел Белов и оружие, что имелось у хунгузов. Вооружение у них было слабенькое, они брали злостью да жестокостью.