Читать книгу "Заслуженное счастье - Лидия Чарская"

К Леониду же Вадберскому Ия чувствовала большую признательность. Она хорошо помнила ту злосчастную ночь, когда юноша помог ей в тяжелую минуту исчезновения Кати отыскать девочку, и питала к молодому студенту самое дружеское расположение.

Итак, в «хибарке» жизнь бежала, как поезд по рельсам: гладко, ровно и хорошо. Ия служила в магазине, Зинаида Юрьевна утро и часть дня посвящала своим лекциям в медицинском институте, a по возвращении домой готовила Журу и Надю в подготовительные классы гимназии. К вечернему чаю возвращалась Ия. Она обедала, пока Зина и дети пили чай, и тут же рассказывала разные сценки из своей трудовой жизни. A по праздникам две крошечные семьи с самого утра соединялись вместе. Приезжала Катя, приходил Леонид, живший теперь y родственников, и отправлялись куда-нибудь развлечься: или в музей, или в Эрмитаж, или на выставку, a то и в цирк на скромных началах на утреннее представление, позабавить Катю и близнецов.

Теперь Ия, получая семьдесят пять рублей жалованья ежемесячно, отправляла матери по пятьдесят рублей в Яблоньки каждый месяц, оставляя себе двадцать пять на стол, комнату и мелкие расходы и умудряясь выкроить из этой суммы кое-какие гроши для Кати. Она давала воскресные уроки Журе и Наде и за это имела в семье обед за самую умеренную плату. A её крошечная комнатка стоила ей совсем пустяки. Словом, сейчас все улыбалось Ии и она уже мечтала о том дне, когда, испросив себе двухмесячный отпуск y Ильи Ивановича Донцова, сама повезет Катю на каникулярное время в далекие милые Яблоньки и проведет в обществе старухи-матери несколько светлых, радостных дней…

Глава II

— Вот она принцесса наша! Подумаешь, важности не обобраться!.. Словно мошки мы перед ней какие, идет, даже нас и не примечает вовсе. Головой никогда первая не кивнет. И чего важничает, право! Нищенка такая же, как и мы грешные! Так чего нос-то задирать? Что институт-то окончила, — важность в этом небольшая. Я и сама ученая. В гимназии побывала.

— Ну, Машенька, знаем мы, как вы побывали. Из четвертого класса выскочили, убоявшись книжной премудрости.

И карие глаза Тины, молоденькой продавщицы вскинулись на розовую, свежую, похожую на пухлую булочку Машеньку, с явно насмешливым выражением.

— Ну, уж вы пожалуйста, — обиделась та, — вы-то уж сами хороши! Недавно покупательница «Антуанетту» спрашивает, a вы ей воротничок какой-то невозможный показываете!

— Вот уж неправда! — защищается Тина, — чтобы я «Антуанетты» не знала — ерунда!

— Барышни, взгляните, наша-то царевна неулыба нынче и вовсе разважничалась! — вдруг приблизившись к спорившим, зашептала Илочка, указывая им на Ию, проходившую к себе в кассу. Как всегда, бодрая и спокойная, вошла она в магазин, поклонившись всем одним общим поклоном. Ия не сходилась ни с кем из продавщиц. Ни одна из них не нравилась ей. Пожалуй, единственная Евлампия Петровна пришлась по душе молодой девушке и она очень часто и охотно беседовала с бедной портнихой, всегда озабоченной болезнью мужа и своими многочисленными детьми. Эта бедная женщина покоряла Ию и своей бесхитростной душой, простотой и мягкостью, вызывавшими невольную жалость и участие к себе. Барышни же продавщицы совсем не нравились Баслановой. Не нравилась ей их излишняя развязность, их вульгарные прически из фальшивых волос, сопровождающий их запах дешевых но крикливых духов, не менее крикливые блузки, бившие на шик, a главное их часто недобросовестное запрашивание высоких цен y покупательниц. Но верная себе, Ия всегда была корректна и с ними, она здоровалась и прощалась со своими сослуживцами, всегда с готовностью отвечала на их вопросы, словом ничем не выражала им своего нерасположения. И тем не менее барышни недолюбливали Ию, чувствуя все преимущество над ними глубокой, серьезной натуры. Они завидовали ей; её умению держать себя с достоинством, заставлявшим относиться к ней исключительно вежливо и предупредительно администрацию торгового дома, в лице её представителя Ильи Ивановича Донцова.

И хотя все эти Тины, Машеньки, Илочки и осуждали между собой и скромный наряд Ии, и её гладкую, без завивки и фальшивых локонов и накладок прическу, и её манеры, простые, как у провинциалки, по их мнению, но тем не менее, дорого заплатили бы они сами за то, чтобы олицетворять собой такую же изящную простоту. Они шушукались и злословили на её счет, изобретая целые легенды о частной жизни Ии, в которую никто из них не мог проникнуть, так как молодая девушка не имела обыкновения откровенничать с ними и вводить их в свой интимный маленький кружок.

Сегодня же они почему-то исключительно занимались Ией, но она менее чем когда-либо обращала внимание на них в это утро. На душе девушки было легко и радостно в этот день.

Март был давно на исходе. Подкрадывался веселый и ласковый апрель. Наступала весна, дружная и славная на редкость, Только что закончилась ранняя Пасха, которую Ия провела в общества младшей сестры. В перспективе уже намечалось лето… Короткий отпуск… Отдых в деревне под крылышком y нежной любящей матери… Близкое свидание с ней… Ах, словом, все то, о чем так робко и трепетно мечтала все время своего пребывание в Петербурге молодая девушка.

— Скоро! Скоро уже теперь! — проносилась в её головке радостная мысль, — скоро кончатся переходные экзамены y Кати и мы уедем. Катюша на целое лето, a я хоть на несколько деньков в милые наши Яблоньки. Вот-то обрадуется мамуничка старенькая наша! — и при одной мысли о матери увлажаются строгие глаза Ии, a её энергичное лицо принимает мягкое, детское, непривычное ему выражение.

— Наша-то, наша, смотрите, барышни, о суженом своем, никак, размечталась. Глядите-ка, глаза под лоб закатила и улыбочка до ушей. Картинка да и только! — шепнула Илочка, проносясь мимо сбившихся в кучу, в углу магазина продавщиц, в ожидании появления покупательниц.

— Ха, ха, ха! И правда о суженом, — усмехнулась Машенька.

— Смотрите, смотрите, господа, страшилище какое! Батюшки, не то орангутанг, не то горилла, неужто же человек это? — испуганно зашептала Тина, широко раскрытыми глазами глядя на дверь.

Действительно, то, что увидели перед собой продавщицы-барышни, могло испугать своим видом и далеко не робкую душу. В магазин дамских нарядов входил высокий человек с обильной растительностью на лице, загорелом на редкость в это раннее весеннее время.

Высокий, худой, с длинными руками, с бородой, начинавшей расти y него чуть ли не под самыми глазами, он, действительно, больше походил на огромную обезьяну, нежели на человека. Тяжелая, сделанная мехом вверх шуба-доха покрывала его нескладную фигуру. A на улице было тепло по-весеннему и солнце ласково пригревало землю. Ни шубе, ни дохе, во всяком случае, не было места в эти ясные первые весенние дни.

Господин вошел. Внимательным взором обвел он магазин и остановил взор на отделении капотов и матине, висевших в дальнем углу помещения.

— Мне нужен голубой шлафрок, — произнес он грубоватым голосом, не глядя на продавщиц, a куда то выше, через их мастерски причесанные модные головки.

— Извините, monsieur, — выступая вперед, проговорила бойкая Илочка, — y нас нет шлафроков. Мы не торгуем мужскими костюмами.