Читать книгу "Дом под снегом (сборник) - Диана Машкова"

— Вот филолог! — рассмеялся Вадим. — Ты что сказать-то хотела?

— И то, и другое! — гордо ответила Алена и встала, опираясь на его руку.

Они нашли свой дом, с номером тринадцать на обшитом сайдингом боку, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Вадим открыл дверь выданным ему ключом и осмотрелся.

— Вроде ничего. — Он с облегчением вздохнул. — Я боялся, что будет что-то из советских времен. Из разряда «уборная в коридоре». Тебе-то как?

— Мне нравится. — Алена, извлеченная между делом из шубы, чувствовала себя неуютно. Всегда поначалу одно и то же — страх, нерешительность, стыд. Хотелось свернуться в клубок, стать незаметнее, меньше. А лучше — превратиться в ежика, чтоб уж точно никто и близко не подошел. Она опустилась на табурет у стола, поджав под себя ноги. — Может, выпьем?

— Как скажешь. — Вадим вынул из пакета бутылку.

Спорить с ней или торопить события было бесполезно. Он уже знал, что Алена должна сначала «оттаять», повернуть в своей головке одной ей известный рычаг. Черт его знает, что мешает этой давно уже выросшей девочке стать нормальной женщиной, чьи желания и чувства можно хоть как-то угадать или предвидеть. То она смотрит на него так, что, кажется, готова отдаться прямо здесь и сейчас, то отталкивает и избегает, то звонит по пять раз на дню, то пропадает на неделю, то превозносит до небес, то унижает так, что хочется моментально бросить все и уйти. А его задача, при том что нужно немыслимым образом лавировать между этими перепадами и ухитриться сохранить равновесие, — помогать, утешать, оберегать, направлять в нужное русло. Вообще, иногда Вадиму казалось, что он ни на кого никогда не затрачивал столько терпения и сил. С Аленой приходилось быть и психоаналитиком, и прорицателем, и философом одновременно. А если дело сдвинется с мертвой точки — неутомимым «мачо», не знающим ни лености, ни покоя. Тихий ужас. Но Вадиму и в голову не приходило жаловаться на превратности судьбы, затянувшей его в свои хитросплетенные сети. И хотя он изнемогал под грузом этих бесконечных и непредсказуемых перемен в женщине с детским именем Алена и восклицал то и дело: «Откуда ты взялась такая на мою голову?!», не сдавался и не в силах был отказаться от нее.

— За гармонию? — спросил он, поднимая стакан с жидкостью глубоко-янтарного цвета и старательно демонстрируя мнимое спокойствие.

— За гармонию! — Алена смущенно улыбнулась. — Ты же знаешь, какие у меня с этой капризной дамой проблемы.

Они соприкоснулись стаканами. Звук показался Алене печальным и глухим. Она вздрогнула. Медленно поднесла стакан к губам и стала пить крошечными глотками, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Не сразу, постепенно становилось теплее. Уверенней. С каждой каплей все прочнее обосновывался в душе долгожданный покой. Алена, не отрываясь, смотрела в голубые глаза Вадима — в глубь сияющих зрачков. Синего цвета галстук загадочным образом усиливал эффект. Алена подумала, что получается очень красиво. Потом она мысленно перенеслась в события двухмесячной давности: вспомнила, что глаза его могут быть другими. Тогда на нее смотрели серые глаза — больные, пугающие, пронизанные злостью. Она отказалась, причем в последнюю минуту, лететь в командировку, которую Вадим специально подстроил и ждал как манны небесной. Алена бормотала что-то насчет здоровья. Несла какую-то чушь. На самом деле просто смертельно испугалась оставаться с ним наедине. И в ту же секунду поняла, что тысячу лет уже не видела такого взгляда. Тысячу лет никто не желал уничтожить ее только потому, что находиться рядом и не иметь возможности прикоснуться к ней стало невозможно. Вадим, едва удержавшись от того, чтобы не задушить ее на глазах всего аэропорта, прямо у стойки регистрации, улетел один. А Алена побежала к знакомому врачу за больничным листом — срыв поездки грозил серьезной взбучкой от руководства. Из-за этого безумного взгляда, после трех лет относительно мирного служебного сосуществования, перемежаемого настойчивыми попытками Вадима добиться взаимности, Алена сдалась. Пала, к собственной болезненной радости и восторженному облечению, как бессмысленно уставшая крепость.

Память серого, темного от ярости взгляда теперь расползлась внутри ее сладострастным теплом. Алена медленно, но упрямо забывала, кто она есть. Отказывалась от своего повседневного, измученного, уставшего «я». Она физически ощущала пришедшую к ней свободу — свободу от масок, игр, житейских спектаклей, до смерти надоевших ролей. Приходило состояние, когда стоишь на грани двух реальностей. И главное здесь не ошибиться, не сбиться и сделать единственно верный шаг: не прямо, иначе можно до бесконечности топтаться на границе, не назад — туда, откуда ты силишься сбежать, а только вперед. Один маленький шаг в драгоценный, долгожданный, чувственный, но всегда ускользающий мир. Он бежит от тебя потому, что ты его боишься. Но когда ты оставишь свой вымученный страх, этот мир поддастся — и можно будет сколько угодно таять в безумствах любви, собственной безудержной страсти и счастливом забвении.

Алена все еще смотрела на Вадима, но теперь глаза ее блестели, а ресницы вздрагивали от возбуждения. Он совершенно четко прочувствовал произошедшие в ней перемены. Поднялся с табурета, взял Алену на руки и отнес на кровать. Она, не говоря ни слова, выскользнула из его объятий, медленно сползла на пол и встала перед ним на колени.

— Подожди, так нельзя. — Вадим попытался ее приподнять. — Я не могу, когда женщина стоит на коленях.

— Придется терпеть, — Алена говорила глубоким, не похожим на свой обычный, голосом. Вадим сделал еще одну смущенную попытку поднять ее с колен, но она взглянула так сурово, что руки его опустились…

Полчаса спустя они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Счастливые и изможденные. Алена чувствовала во всем теле такую легкость и беззаботность, что не узнавала сама себя. Казалось, вся радость вселенной поселилась в этой чудесной комнате с обитыми рейкой стенами и высоким потолком. Хотелось превратиться в озорного солнечного зайку — творить, что угодно, скакать, где вздумается, и чтобы никто тебя не поймал.

— А тебе кто-нибудь говорил, что он, — она скользнула рукой вниз по неожиданно нежной на ощупь коже Вадима, — у тебя безумно красивый?

— Н-н-нет, — Вадим немного растерялся и даже покраснел. И когда только она успела стать такой ласково-бессовестной девчонкой? — В чем это выражается?

— Выражается?! — Алена весело рассмеялась. — А в чем должна выражаться красота? Нет, этого я не знаю. — Теперь она говорила глубоким, страстным шепотом. Голос чуть-чуть дрожал. — Я только знаю, как это действует.

— Ну и как? — не сдержал праведного любопытства Вадим. Хотя и боялся, что она сейчас ляпнет что-нибудь такое, от чего даже у бывалого бойца постельного фронта волосы встанут дыбом.

— Если он красивый, то, когда видишь его, сразу возбуждаешься! Вот!

Вадим с облегчением вздохнул. Получилось совсем не похабно, даже как-то наоборот.

— И много ты видела красивых? — Вадим пошевелился, сдвигая ее руку и стараясь изобразить на лице оскорбление и мучительную ревность. Алена в ответ усмехнулась и вернула на место ладонь.