Читать книгу "Победа для Александры - Надежда Семенова"

Она невольно сбавила ход, и расстояние между ней и соперницами стало увеличиваться. Впереди показалась долгожданная возвышенность, Саша набрала ходу, одним махом взлетела на пригорок и… резко затормозила. Сквозь снежные облака вдруг пробилось солнышко, и горячие весенние лучики протянулись прямо ей навстречу. Саша шумно выдохнула, утерла мокрое от пота лицо. Достала из кармана платок и сладострастно высморкалась. Мимо со свистом пронеслась запыхавшаяся курносая ленинградка. Съезжая вниз, не выдержала, повернулась к Саше и сердито мотнула головой, словно требуя продолжать гонку. В полукилометре, не больше, впереди призывно полоскалось на ветру долгожданное полотнище финиша. Сзади крепкой цепочкой набегали другие участники. В их глазах светились недоумение и… надежда. Каждый выбывший на заключительном этапе приносил команде-сопернице дорогие очки. Александра натянула перчатку, вернулась на лыжню, оттолкнулась обеими палками и понеслась к финишу.

Стерлигов, мрачнея лицом, смотрел, как свежая, не исчерпавшая сил девочка из Костромы сбросила скорость, а затем и вовсе остановилась, уступая уставшим сестрам Симоновым победу. Мимо легкомысленной Саши Ветровой пробежала ленинградка Милютина. Он смотрел на трассу, и ему казалось, что перед ним проносится его собственная жизнь. Чемпион Москвы, Союза, а затем и серебряный призер Олимпийских игр — золото тогда взял земляк Миша Балабанов, — Геннадий вдруг почувствовал неимоверную усталость. Опьяняющее чувство победы, преодоления, ради которых он бился прежде, потеряли очарование, приобретя пресный, какой-то мыльный привкус.

Преодолевая сопротивление тренера сборной, друзей по команде и председателя спорткомитета, он уехал в Казахстан. Занялся тренерской работой с подростками. Жена и сын остались в Москве. Этот неожиданный шаг для всех — да и для самого Стерлигова — так и остался большой загадкой. И до сего дня он не вспоминал об этом шаге, перевернувшем успешную биографию с ног на голову. Ушло все: слава, деньги — семья исчезла еще раньше.

Геннадий Алексеевич разглядывал в бинокль упрямое девичье лицо, светлые глаза, сжатые губы, подрагивающие ноздри. Ветрова смотрела на солнце. Стерлигов грузно развернулся, стул жалобно скрипнул под ним. Небесное светило на миг облило светом заснеженную равнину, юных лыжниц, так и не отогревшуюся Сазонову, подозрительно нахмурившегося Кондратьева, теплыми пальчиками коснулось горьких складок в уголках губ главного судьи и тут же скрылось за тучами. Его светлый отблеск чуть дольше положенного задержался на лице главного судьи, придав обычно мрачному лицу задумчивое, чуть мечтательное выражение. Когда Стерлигов повернулся обратно, Саша уже неслась к финишу. Она пришла четвертой. В общем командном зачете команда Костромы оттеснила грозных свердловчан с третьего места.

Праздновали победу весело, звучно чокаясь бутылками. С этикеток на разгоряченных костромичек обиженно смотрел длинноносый Буратино, наряженный в колпак московской красно-белой расцветки. Длинная Зойка не преминула это отметить, пропищав ехидным тоном: «Москвичам сегодня пришлось несладко! Давайте «подсластим» им жизнь». Тут Зойка манерно ухватила бутылку двумя длиннющими пальцами и под общий хохот наградила ни в чем не повинного деревянного человечка звучным поцелуем. Саша почувствовала себя неудобно, хотя никто из подруг не сказал ей ни слова упрека. Все только радовались, как будто не было досадной заминки на пригорке, как будто Саша пробежала на пределе сил и совершила что-то невозможное.

Из задумчивости ее вывел негромкий Зойкин голос:

— Шур. Шура, тебя там… спрашивают.

Саша протиснулась вдоль стены и вышла наружу в холодный, продуваемый коридор. Она сразу узнала грузную фигуру главного судьи.

Стерлигов сосредоточенно посмотрел на щуплую белобрысую девчонку с обветренными губами, внимательным, чуть настороженным, но нисколько не растерянным взглядом. Один глаз у Ветровой оказался голубым, а другой почему-то карим.

— Надо поговорить, — усмехнувшись неизвестно чему, произнес Стерлигов.

— Ага, только накину что-нибудь, — сказала Саша и исчезла в дверях.

Девчонка нравилась ему все больше. В ней не оказалось той подобострастности, которая неизбежно сопровождает общение новичков со знаменитостями. Не казалась Ветрова и гордячкой, после первого же успеха возомнившей себя восходящей звездой.

В дверях показалась Саша в темном мешковатом пальто, вязаной шапке и в длинном шарфе, два раза окутывавшем шею. Из-под нелепого наряда выглядывали ноги в синих рейтузах, коричневых шерстяных носках домашней вязки и домашних тапочках. Стерлигов оглядел девушку с ног до головы, та сердито покраснела. «Гордая», — подумал про себя тренер, а вслух произнес:

— Ну, что скажешь?

— Я? — поразилась Саша и почесала одну ногу другой. Тапка свалилась, девушка нагнулась и, глядя на Стерлигова снизу, пояснила: — Вроде как это вы хотели меня видеть…

Геннадий Алексеевич посмотрел в потолок, переадресовывая ему улыбку. Прямота Ветровой казалась просто подкупающей. Конечно, не каждый день к молодой спортсменке приходит заслуженный тренер и настаивает на беседе. Молодец, девчонка, отбрила старика.

— Хотел полюбоваться на спортсменку, решившую устроить себе привал в двух шагах от финиша.

Тут Стерлигов как-то странно хрюкнул и шумно высморкался в огромный носовой платок. Саша побагровела и лишилась голоса. В голове проносились сумасшедшие мысли: «Он что, смеется надо мной?» Ей вдруг показалось, что главный судья нарочно ее дразнит, затем и достал этот фантастический бордовый платок. И смеет… смеет сморкаться в него прямо у нее на глазах! Саша с ужасом почувствовала, что сейчас у нее из глаз фонтаном брызнут слезы.

Стерлигов шумно засопел:

— Александра, говоришь, тебя зовут?

Саша не поверила своим ушам: Геннадий Алексеевич как будто возвращался к прерванному разговору.

— Да, Саша. — Голос вышел придушенным, пришлось сделать усилие, чтобы в нем не зазвенели предательские слезы.

Главный судья соревнований озадаченно поглядел ей в лицо, Ветрова не отрываясь, закусив губу ровными зубами, смотрела на его платок. И тут он понял: манипуляции с платком девчонка восприняла как намек на по дробности ее остановки. И Стерлигов просто закатился, не сдерживаясь, трясясь огромным животом, вторым подбородком, изрыгая из себя звучный, оглушительный хохот. Саша растерялась, но губы будто сами собой раздвинулись в смущенной улыбке. Нерешительный смех, поначалу тоненький, как первый весенний ручеек, быстро окреп и понесся освобожденным потоком, сметая преграды и круша лед недоверия. Они смеялись дружно и весело, звонкий девичий голос дополнялся громовым мужским басом.

Стерлигов посмотрел на Сашу помолодевшими, словно промытыми глазами и весело спросил:

— Чемпионкой стать хочешь?

Сердце у девушки сжалось, замерло, а затем заскакало в неудержимом темпе. Перед глазами вдруг хороводом закружились неожиданные предметы: нарядные женские трусики, тонкие изящные чулки на пояске. Саша икнула, прикрыла глаза, отгоняя ненужные видения, и потерянным голосом ответила: