Читать книгу "Ловушка для Черного Рейдера - Фридрих Незнанский"

— Нет, перестань, ну, какие тысячи долларов? В общем, есть желание посоветоваться, давай, подъезжай. Адрес наш… записывай: Неглинная — это самый центр, рядом с Сандуновскими банями, спросишь, тебе всякий покажет… Дом номер… ну да, цокольный этаж, на дверях большая вывеска. Звони в дверь, и откроет тебе… — Турецкий увидел внезапно возникшую на пороге кабинета секретаршу агентства Алевтину Григорьевну с чашкой кофе в руках — для него, для Турецкого, разумеется, и повторил: — А дверь тебе откроет очаровательная, прямо-таки невероятного обаяния, молодая женщина, которую зовут Аля. Не Алла, а именно Аля. Алла — это ты, а она у нас — Аля. Алечка — еще и так можно, вот. Или Алевтина Григорьевна, это когда официально. Ну, давай, жду.

— Когда?

— Да хоть сейчас, я пока не очень занят, подъезжай, встретимся, поговорим.

— Ну, хорошо, спасибо, я еду…

— Алле, гараж! — ухмыльнулась Алевтина, ставя кофе на письменный стол. — Перед кем это ты тут расстилаешься, а? Очаровательная… невероятная… что-то я давно таких слов не слышала! Что у нас случилось? От кого, прикажете теперь, вас защищать? Неужто опять обиженные тобой женщины достают? — Она подошла к небольшому зеркалу, в простенке между окнами, посмотрела на себя и так, и этак, повертела головой, определенно любуясь обоими профилями, и сделала вывод: — Неужели ты никогда не утихомиришься?

— Прямо-таки и не понимаю, о чем ты? — сделал изумленный вид Турецкий.

— Врешь, все ты прекрасно понимаешь. Кто такая, перед кем ты… так рассыпался? Ничего, обычное дело, когда вот так, наедине. Хорошо еще, что Алевтине хватало ума устраивать мелкие сцены ревности не при посторонних. А свои поймут и посмеются. Нет, умная девушка…

— Мы с этой Аллой познакомились и, кстати, виделись в последний раз тогда, когда ты еще на горшок ходила.

— Это что ж, четверть века назад? — недоверчиво уставилась Аля на Сашу.

— Меньше, конечно, мажет, лет семь назад.

— А почему же тогда и..?

— Ты про горшок? — наивно спросил он. — Нет, мне всегда очень приятно душевно ощущать твою удивительную молодость — и внешнюю, и вообще. Всякую.

— А я что-то давно ничего подобного не ощущаю!

— Ну, Аленъка, ты ведь знаешь, что у меня законная супруга…

— А незаконных сколько? — уже строго спросила она.

— Одна ты, — Турецкий пожал плечами и простецки улыбнулся.

— Опять врешь. Ох, Турецкий! Ну, как же тебе не стыдно? Когда ты, наконец, станешь серьезным и ответственным… хотя бы в отношении женщин? Это же черт знает что!..

Александр Борисович мог бы сейчас поклясться, что услышал наяву невероятно знакомую ему, скорбно-возмущенную интонацию жены Ирины. Как долгую и печальную песню… Что делается на земле!..

— Можешь мне поверить, — сказал Турецкий, пытаясь уйти от слуховой галлюцинации, — что Алла не идет ни в какое сравнение с тобой. Даже отдаленно. Фасад категорически не тот! Наверняка и все остальное.

— Ну, разве что… — Алевтина глубокомысленно сдвинула бровки и, скользнув по Саше подозрительным взглядом, удалилась в приемную, а Турецкий, внимательно проследив за ее походкой, укоризненно погрозил самому себе указательным пальцем. Что еще он мог предложить себе в качестве приятной компенсации?..

Если Алла и изменилась, то, по мнению Александра Борисовича, не в лучшую сторону. Была молодая, бойкая, стриженная под мальчишку и с таким же независимым и нахальным характером, который предназначен был ей судьбою лишь для того, чтобы она мешала нормально дышать всем, кто ее окружал или соприкасался с нею в своей деятельности. Типичная юная провинциальная газетчица со столичными амбициями. При этом следовало отдать ей должное, Алла не «придуривалась», не разыгрывала роль какой-нибудь неистовой губернской «Марфы-посадницы», а ее действительно, причем, в буквальном смысле, «изнурял» синдром справедливости. За это ей, вероятно, и прощалось коллегами многое из того, за что от других, подобных ей сотрудников, как правило, охотно избавляются в творческих коллективах. Ну, а ее сокрушительную настойчивость Турецкий испытал на себе. И, надо быть справедливым до конца, искренне возненавидел. Не в том смысле, чтобы отравить, зарезать или задушить, а в плане ни-ко-гда больше не встречаться, не пересекаться, не присаживаться на одном гектаре… Но… человек только предполагает… А по прошествии длительного времени всем кажется, что твое прошлое, которое стоило тебе огромных нервов и здоровья, было восхитительным и недооцененным тобою же самим по причине собственного эгоизма и чрезмерной близорукости.

У Аллы был измученный вид, а на лице, лишенном макияжа, тускло светились усталые глаза непонятного серо-голубого оттенка. И задорную прическу молодости заменили серые, почти бесцветные пряди неровно обрезанных волос. М-да, где ты, юность былая?.. А ведь она наверняка еще и не приблизилась к своему «тридцатнику». Жизнь не удалась? Вероятно, в этом и главная причина. А так фигурка вроде ничего, соответствует возрасту, вот только бы одеться девушке помодней, поярче, что ли. Турецкий кашлянул, смущаясь по поводу того, что Алла могла прочитать его мысли, поднялся и протянул девушке руку. Сказал преувеличенно бодро:

— Здравствуй, рад видеть. Садись, кофе хочешь?

Она кивнула, и Турецкий крикнул в предусмотрительно открытую Алевтиной дверь:

— Аленька, давай угостим нашу гостью кофе?.. Ну, рассказывай, я внимательно слушаю. Но прежде — два слова. У вас там тогда все нормально закончилось. Осудили?

— Да, — Алла кивнула, но словно неохотно. — Там еще история, правда, была, но Бог с ней… Александр Борисович, я не просто пожаловаться на судьбу-злодейку, я для себя нормального, человеческого выхода не вижу. Помогите, пожалуйста, разобраться, больше мне и верить некому.

— Что так? Ты же была всегда такая уверенная, жесткая и бескомпромиссная в этом смысле. Укатали, значит, Сивку крутые горки?

— Укатали, Александр Борисович, — она тяжко вздохнула, и глаза ее наполнились слезами.

А это уже — ни в какие ворота! Турецкий не помнил такого, чтобы Алла даже в самых сложных для себя ситуациях готова была пустить слезу. Значит, действительно достали… И ему стало почему-то вдруг пронзительно жалко эту милую, в общем-то, девушку, с явно не сложившейся судьбой. Иначе что бы ее принесло в Москву, которая, как всем известно, слезам не верит?..

«Ведь действительно укатали», — думал он, по мере того, как тянулся ее невеселый рассказ. Когда-то, на заре его службы в прокуратуре, о подобных ситуациях как-то и не задумывались, потому что они просто не могли «иметь место быть», как выражается канцелярская братия. А теперь это — банальность, и попадаются на такие «крючки» разве что наивные провинциалы, по странным обстоятельствам еще не изжившие в своих взглядах веры в честность, справедливость, порядочность, ну, и в прочие химеры, не имеющие права на хождение в новом обществе «трескучих» демократов. А они, дурачки, все еще верят во что-то. Просто клад для всякого рода проходимцев…