Читать книгу "В последнюю очередь - Анатолий Степанов"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Ты что шумел, капитан?
― Вещички мои там не уведут? ― капитан нагнулся, поднял оброненного в заварухе бубнового туза, постучал в спину мальчика-старичка пальцем: Гони проигрыш, убогий.
Мальчик-старичок показал обиженное личико:
― Ты его не угадал, ты его у меня из рукава вырвал!
Солдаты захохотали как по команде. Один из них, хохоча, мотал головой, приговаривая:
― Ну, Семеныч, ну, артист!
А высокий добавил, как само собой разумеющееся:
― Деньги-то отдать придется.
Семеныч заплакал и полез за пазуху.
― Откуда ты такой лихой, капитан? ― осведомился высокий.
― Я-то отсюда. А откуда здесь вся эта шелупонь? ― Капитан принял от Семеныча деньги, пересчитал и бережно приложил к своей объемистой пачке. Ну, братки, давайте знакомиться. Капитан Смирнов. Смирнов. Смирнов.
Он жал руки, а в ответ неслось:
― Сергей, Борис, Миша, Петро.
А бедный Вица все сидел на земле.
Рынок редел, когда паренек лет шестнадцати, интеллигентный такой паренек ― высокий, худенький, складный ― с карточной полбуханкой под мышкой, не глядя по сторонам, решительно пересекал его. В крайнем ряду шумели. Паренек посмотрел туда и увидел серьезно загулявшую компанию капитана Смирнова. Пятеро у прилавка, а меж ними ― бутылка, граненые стаканы, морщинистые соленые огурцы. Мешок с семечками одиноко стоял в стороне. Паренек подошел к нему, застенчиво осведомился:
― Почем семечки?
― Двадцать рублей, ― не оборачиваясь сказал Петро.
― А полстакана можно?
― Клади червонец и сам насыпай.
Паренек точно отмерил полстакана, высыпал семечки в карман и сказал тихо:
― Саша, пойдем домой.
Капитан Саша поднял рассеяные глаза, лицо его дрогнуло, и, звучно втянув в себя воздух, спросил у паренька, уже зная:
― Алик? Алька?
Паренек всхлипнул и шагнул к Саше. Здоровой правой рукой тот схватил Алькину голову за затылок, с силой прижал к орденоносной груди и затих в ожидании слезы.
― Пусти. Орденами корябаешь. ― Алик вывернулся из-под Сашиной руки и поднял сияющее свое лицо.
― Алик, Алька, ― повторил Саша.
― Брат? ― поинтересовался широкоплечий Сергей.
― Друг. Вместе книжки читали, ― ответил Саша, и, любовно потрогав Алика за щеку, спросил: ― Где покарябал-то?
― Нигде, ― грубо ответил Алик, ощущая всеобщее внимание. Свершилось то, чего уже целый месяц жаждала его неспокойная и виноватая мальчишеская душа: к нему, не воевавшему, вернулся старший друг ― офицер, герой войны. А этот друг спокойно расположился в компании сегодняшних случайных знакомых и вовсе не спешит встретиться с ним. Конечно, все справедливо: они были там, в грохочащем аду, а какое им дело до щенка, просидевшего все эти годы за ученической партой. Хотелось плакать, но Алик не заплакал.
― Ну, бойцы, расползлись? ― понятливо предложил Сергей. Солдаты стали прощаться. Саша, пожимая руки, напомнил:
― Завтра вечером всех жду, братки. Малокоптевский, два "а", квартира десять.
Все время молчаливо сидевший на соседнем прилавке мальчик-старичок подал голос:
― Отдай мои деньги, Сашок.
Саша сморщился, как от зубной боли, заломил бровь, вытащил свою пачку, отмусолил триста.
― И чтобы я три листка на рынке не видел.
― А в петельку можно? ― почтительно осведомился Семеныч, принимая деньги.
Они шли по Шебашевскому, потом свернули на Красноармейскую и вышли к Малокоптевскому. Обиженный Алик с вещмешком ― впереди, Саша с чемоданом сзади.
Глядя в гордую мальчишескую спину, Саша и впрямь чувствовал себя виноватым. До слез жалел и эту гордую спину, и худую, в нестриженных волосах шею, и противоестественную мужскую суровость своего бывшего оруженосца, пацаненка, дружка.
― Его третьи сутки ждут, а он с инвалидами пьет! ― Алик бурчал, не поворачивая головы, но Саша слышал его.
― На полчаса задержался, а крику-то! Матери все равно дома нет.
― А мы? Нас ты за людей не считаешь? Где три дня пропадал?
― Ты почему на меня кричишь? ― Саша обиделся вдруг, поставил чемодан на землю, сел на него. ― Никуда я с тобой не пойду.
Алик обернулся, увидел горестную фигуру героя войны.
― Извини меня, Саша. Я ― дурак.
Помолчали. Один ― стоя, другой ― сидя.
― Мать когда должна быть?
― Знаешь, как теперь поезда ходят. А она сейчас в бригаде Москва-Владивосток.
― А твои где все?
― Мама на работе, Ларка в Мытищах, в госпитале на практике, а отец на своей стройке в Балашихе.
― Дела... ― Саша поднялся с чемодана. ― Пошли, что ли?
Покоем стояли три двухэтажных стандартных дома. Дом два по Малокоптевскому, дом два "а" и два "б". Алик и Саша вошли внутрь покоя. От котельной, в которой была и прачечная, навстречу им шла чистенькая и бодрая старушка с тяжелым тазом в руках.
― Евдокия Дмитриевна, живая! ― удивился Саша.
― Живая, Санек, живая! ― весело подтвердила факт своего существования старушка.
― Ты живая, а какие парни в земле неживые лежат!
― Огорчаешься, значит, что я не померла?
― Что ты, Евдокия Дмитриевна. Парней тех мертвых жалко.
Старушка поджала губы и ушла, недовольная и Сашей, и Аликом, и собой.
Мать честная, ничего не изменилось! И Евдокия Дмитриевна, и дома, и котельная, и кривая старая береза посреди двора ― все как было. Только прутья кустарников под окнами стали длиннее.
― Пошли в дом, ― предложил Алик.
― Обожди, ― оставив чемодан у подъезда, Саша обогнул дом и зашел в свой палисадник. Навечно врытый в землю, стоял на могучем столбе квадратный стол. И широкая, тоже врытая, лавка. Саша сел на нее, поставил локти на стол и взглядом отыскал древний свой автограф, оставленный перочинным ножом. "Саша" ― было вырезано на доске. Он потрогал надпись пальцем и сказал самому себе:
― Я дома.
И дома, в узкой, вытянутой комнате с одним окном ― все было по-старому: зеркальный шкаф, перегораживающий комнату, комод под вязаной крахмальной салфеткой, мамина кровать с горой подушек у окна, и Сашин диван за шкафом.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «В последнюю очередь - Анатолий Степанов», после закрытия браузера.