Читать книгу "Уголовный шкаф - Алексей Макеев"

– Иногда очень крепко вживаемся, – вздохнула Мария.

– Нет, я не о том. Вот вы играете чувства на сцене, или вы настолько погружаетесь в образ, что на самом деле эти чувства как будто испытываете?

– О-о, молодой человек, – засмеялась Мария, – тут вам за пять минут и не объяснить всех тонкостей нашего ремесла. Вы лучше откройте Интернет да поищите все о системе Станиславского. А заодно и о системе Михаила Чехова, если заинтересует. Знаете, в жизни даже может помочь. Да еще при вашей работе, когда приходится ежедневно с большим количеством незнакомых людей общаться.

– Да? – Водитель сделал серьезное и даже какое-то озабоченное лицо. – А что это за системы? Тренироваться надо?

– Вы, – Мария поискала на панели машины табличку с именем и фамилией водителя, – Володя, главное, почитайте, а там сами поймете. И остановите мне машину вон возле той дамы в красном!

Дамой в красном была давняя подруга Марии Виола Палеева. Они играли в одном театре уже много лет, и Виола по рождению была не Виолой, а Валентиной. И по мужу, бросившему ее шесть лет назад, она была Кузнецовой. Но по мнению самой Виолы, для актрисы просто неприлично иметь такое имя. Что такое Валентина Кузнецова? Это намек на крестьянское происхождение или непрекращающуюся череду неудач в жизни. Это может означать только комнату в старой хрущевке (не важно, что в Москве их уже не осталось), неустроенность в личной жизни и полное отсутствие внимания достойных мужчин.

А сочетание Виола Палеева, как значилось во всех афишах и программках, по мнению подруги, возносило ее автоматически на уровень нимф, воздушных созданий, личностей духовных, душевных, творческих и «не от мира сего». Не может быть «от мира сего» Виола Палеева! Она же не какая-то там Валентина Кузнецова. И одевалась Виола так же вызывающе. Хотя, надо было отдать должное, она имела вкус и выглядела стильно всегда, даже когда выезжала с компаниями на пикники. Стиль – вот главное в жизни, говорила Виола не раз Марии и гордо вздергивала головку с острым носиком, пухлыми губками и томными глазками. Ее рука поправляла струящиеся волосы, и все вокруг должны были вздыхать и замирать от восторга.

– Маша! – вспыхнула карими глазами Виола, увидев выходящую из такси подругу. – Ты снова опаздываешь! Как можно в наше время?

– Ну, прости, прости. – Мария церемонно приложилась щекой к щеке подруги, потом ко второй. – Ты же знаешь, что пробки повсюду. Ну, показывай свое сокровище.

Мария к подруге относилась снисходительно. Она скорее забавляла ее своими манерами и своим стилем жизни. Хотя и в глубине души Виола была женщиной доброй, и подругой она была верной тому, кто дружил с ней искренне.

Виола подхватила Марию под руку и буквально потащила к магазину, непрерывно щебеча и воркуя:

– Ты не представляешь, Мари, что это за чудо. Он стоял в запасниках филиала Пушкинского музея, стоял очень много лет. Я даже не представляю, почему! Это такое чудо! Ты же знаешь, как у нас чиновники могут испортить любую хорошую идею, если им дать волю. Филиал новый, его только-только передали под крыло Пушкинскому, потому что он территориально теперь вошел в границы Москвы. Ты же знаешь, что у нас недавно снова расширили эти границы… Скоро Москва станет шире Московской области! Классная шутка, да? Это мой Вадик откуда-то принес.

Мария слушала и улыбалась болтовне подруги. Виола умела скакать с темы на тему в разговоре и снова возвращаться к изначальной в нужный момент. Она как будто наслаждалась лирическими отступлениями в разговоре. Она вообще жила так, как будто наслаждалась жизнью. Редкое и удивительное качество.

Обширные недра антикварного магазина приняли в себя подруг, окутав их атмосферой старины, благоговейной тишины и запахами старых гобеленов, мебели, тусклого блеска позолоты и начищенной бронзы. Даже Виола стала говорить чуть тише. Правда, она не упускала возможности осмотреть себя в зеркалах, подбирая животик и расправляя при ходьбе плечики. Мужчина у окна, рассматривавший со своей дамой бюро XIX века, чуть не свернул шею, глядя вслед красному костюмчику Виолы с глубоким вырезом впереди и высоким разрезом сзади, открывавшим ее пухлые бедра.

– Мадам? – Худощавый парень в больших очках с бейджиком продавца магазина, видимо, знал Виолу прекрасно и давно усвоил стиль общения с ней. – Ваш шкаф ждет вас. Я бы сказал, что он скучал!

– Ой, Володя, – Виола грациозно взмахнула кистью, – вы скажете тоже. Ну, проводите же нас к нашему сокровищу!

Мария улыбнулась этому маленькому театрализованному представлению. Что делать, Виола любила и умела устраивать вокруг себя вот такие маленькие спектакли с собой в центре. Она шла за подругой и продавцом Володей среди старинной мебели и предметов интерьера, расставленных на столах, тумбах и просто на полу, если им не было предназначено висеть под потолком.

Шкаф обнаружился в самом дальнем углу торгового зала, возле двери, ведущей в служебное помещение. Сооружение в трех уровнях из темного дерева выглядело солидно и несколько тяжеловато. Но, глядя на плавные изгибы формы, сложный рисунок резьбы, обилие архитектурных элементов, в памяти сразу всплывало знакомое когда-то слово «барокко». Шкаф впечатлял. Он был монументален. Он вполне мог вписаться в современный интерьер, стилизованный под европейское барокко. Интересно, подумала Мария, а ведь Виола ни словом не обмолвилась, что собирается делать в квартире ремонт. Не в ее вкусе ставить такие шкафы на фоне флизелиновых обоев и дверей типа «канадка». Темнит что-то подруга! Тем более что этот шкаф, если она не врет и если он и правда из запасников музея, стоить должен как вся ее квартира.

– Вот ваше сокровище, – ловко выхватив из бокового кармана пиджака тонкие хлопчатобумажные перчатки, заявил продавец. – Вы помните наши правила? Пока это экспонат, прикасаться к нему можно только в перчатках.

– Ах, – элегантно взмахнула ручкой Виола, – мне не терпится привезти его домой и трогать там сколько хочется. А здесь…

– А сколько он стоит? – перебила подругу Мария и решительно взяла из руки продавца перчатки. – Если это и правда восемнадцатый век, то стоить он должен очень много.

– Прошу вас, – повел рукой Владимир, приглашая обойти шкаф и взглянуть на него с другого бока. – Во-первых, это конец восемнадцатого века. А во-вторых, увы, изделие попорчено. Взгляните. Не самое видное место, но все же. Говорят, что если гниль в дереве завелась, то остановить ее разлагающее действие уже невозможно. Санации не помогают.

Мария увидела, что верхняя часть правого блока и задней части в самом деле испорчены. Видимо, не одну неделю, а может, и месяц вода капала на эту часть шкафа. Вода, видимо, грязная. Лаковое покрытие потемнело, на стыках деталей появились темные пятна. Было очевидно, что разложение древесины пошло уже вглубь. Странно, что в музее изделие восемнадцатого века хранилось в таких условиях. Хотя если Виола говорит, что шкаф попал в филиал из вновь зачисленного в структуру районного музея, то все возможно.

– Вот смотри, Маша. – Виола гордо взирала на шкаф блестевшими от восторга глазами. – Это чудо встанет в гостиной. Сейчас один мой хороший знакомый дизайнер прикидывает интерьеры под этот шкаф. А Вадик сказал, что он все эти пятна починит легко. Хочешь посмотреть его внутри?