Читать книгу "Сновидческие традиции ирокезов. Понимание тайных желаний души - Роберт Мосс"

В середине 1980-х годов я переехал па ферму недалеко от Чатема, в северной части штата Нью-Йорк, чтобы побыть вдали от суеты больших городов и бизнеса, которым занимался. Я купил эту ферму из-за росшего за домом старого белого дуба, который пережил удар молнии. Я ощущал древнюю связь между нами. Когда я впервые приехал па ферму, то сел под ним, прислонившись к его могучему стволу, и позволил своему сознанию свободно плыть. И через некоторое время я уже видел то, что происходило на этой земле на протяжении веков, пока дуб рос здесь. Я чувствовал, что по его корням могу спуститься глубоко в землю. Глубинная энергия земли поднималась, сильная и насыщенная, через мои ступни, через основание позвоночника, через мои нижние энергетические центры. Я отпустил свое сознание и поглощал солнечный свет, подобно дереву. Я погрузился в сновидение сердцевины дерева.

Я открыл глаза и взглянул па небо. Краснохвостый Ястреб медленно кружил надо мной. Его оперение сверкало серебром, а клиновидный хвост отливал красновато-коричневыми оттенками. Несколько раз он издал резкий хриплый крик: «Кррр-кррр-кррр…» Когда я направился обратно к дому, я нашел оставленное мне канюком перо из крыла. Я взял его себе как подтверждение того, что чувствовал, сидя под дубом. Эта земля звала меня.

После того как я переехал на ферму, краснохвостый Ястреб часто появлялся во время моих прогулок, кружа над моей головой и говоря со мной на языке, которого я не знал, но чувствовал. Однажды ночью Ястреб дал мне свои крылья. Когда над полями появились светлячки, я погрузился в сумерки между бодрствованием и сном. Одним из образов, спонтанно возникших в моем сознании, была двойная спираль. Я исследовал один такой рисунок, выбитый тысячи лет назад на охранном камне огромной гробницы Нью-Грендж во время поездки в Ирландию. Я считал эту гробницу Глазами Богини, в которых переплелись творение и разрушение. Меня затянуло в двойную спираль. Все закружилось, и я легко вышел из своего тела. Я плавно переместился к окну, и оно растянулось, как ириска, пропуская меня. Я наслаждался чувством полета, поднявшись над деревьями и направляясь к озеру Джордж. Чувство полета ощущалось абсолютно физически, и, радуясь ему, я осознал, что я не был лишен тела, однако не находился и в своей обычной форме. У меня выросли крылья. Это были крылья Ястреба, но их размер подходил для человека. Я наслаждался ощущением воздушного потока и тем, как устремлялся вниз, чтобы рассмотреть береговую линию озера, а затем испытал небольшой дискомфорт, возникший, когда одно из моих крыльев задело иглы старого, иссушенного хвойного дерева.

Я заметил, что мир внизу будто принадлежит иному времени. Вокруг озера не было признаков вмешательства человека в природу: ни промышленного развития, ни современных дорог, а заселенность этих мест была едва заметна. Я летел над девственными лесами. Я чувствовал, как нечто влекло меня все дальше на юг. Я решил последовать этому зову, нисколько не сомневаясь. Я прилетел к хижине в лесу, и мне казалось, что это место должно находиться где-то поблизости от Монреаля, хотя в той действительности современного Монреаля еще не было.

Меня приветствовала женщина необычайной красоты, явно властная. На ней был широкий, украшенный бисером пояс. Один его конец был закинут на плечо. Она потрясала поясом в такт темпу своей певучей речи, которая накатывала волнами, подобно воде озера. Я заметил, что бисер ее пояса был цилиндрической формы и в большей части — ослепительно белым, настолько белым, что между нами возникло свечение. Фигурки людей и животных — силуэты мужчины и женщины, держащихся за руки, и волка — выделялись среди более темных бисерин.

Я был взволнован и заинтригован. Язык женщины прошлых времен был еще более чужим, чем язык Ястреба. В последующих снах и видениях я погрузился еще глубже в мир древней женщины. Хотя язык был мне незнаком, она, как и Ястреб, говорила так, как будто я должен был ее понимать. Я записал отдельные отрывки ее монологов, стараясь передать звучание слов как можно лучше. Затем стал искать людей в нынешнем мире, которые могли бы расшифровать эти слова. Автохтоны определили, что это древняя форма относящегося к ирокезской группе языка могавков, в который были вплетены некоторые слова гуронов. Возможно, так могавки говорили 300 лет назад!

Постепенно я понял, что древняя женщина, призвавшая меня, была Арендиуанен, или женщиной, обладающей властью; атетшентс, или шаманом сновидений и матерью клана Волков племени могавков. Понял и то, что она говорила со мной, находясь в другом времени и другом измерении. Я стал называть се Островной Женщиной, отчасти потому, что она родилась среди гуронов — тех, кого могавки называли островными людьми[1].

Благодаря контакту с ней я близко познакомился с возможностью путешествий во времени, происходящих в продолжение сна. Мы можем перемещаться в будущее, чтобы разузнать о трудностях и возможностях, ожидающих нас впереди на дороге жизни. Мы также можем обращаться к будущему, как это делала Островная Женщина, для решения проблем, с которыми невозможно работать способами, доступными в текущем времени. Еще более поразительно то, что, как сознательные сноходцы, мы можем входить в настоящее людей, живущих в других эрах, в прошлом или в будущем, и приносить друг другу поддержку, помощь и исцеление. Таким образом, мы можем встречаться даже с самими собой — в другом возрасте.

Через лунные ворота

Эти путешествия были волнующими, но в целом не слишком удивительными для меня. Мир сновидений — мой дом. Хотя меня восхищало то, что ирокезы на основании неоспоримых фактов утверждают, что мир сновидений есть Реальный мир (они называют наше состояние бодрствования Миром теней или поверхностным миром), я знал это с раннего детства, которое провел в Австралии. Позвольте мне поделиться этой историей. Она рассказывает об изгибах времени, о помощи и исцелении, не имеющих временных границ.

Когда мне было девять лет, я был направлен в больницу в Мельбурне, Австралия, после жалобы на боль в правой нижней части живота. Доктора выяснит, что мой аппендикс был готов вот-вот разорваться. Врачи сомневались в моей способности перенести операцию, так как я слишком тяжело пережил последний приступ пневмонии из множества тех, что случались со мной прежде.

— Вам лучше попрощаться с ним, — сказал моей матери один из докторов. — Он не сможет этого пережить.

Находясь под наркозам на операционном столе, я вышел из своего тела, решив, что мне совершенно не хочется наблюдать за кровавым действом, и выскользнул за дверь, которая как будто растянулась, пропуская мое энергетическое таю через коридор, туда, где на сильном плече моего отца рыдала моя мать.

Я оказался у окна, за которым был свет, весенние краски и смех молодых влюбленных, сидящих на скамейке и купающихся в улыбках друг друга. Я почувствовал притяжение океана. Я не мог видеть берег из окна больницы, поэтому прошел через стекло наружу, туда, где черный дрозд пронзительно запел и взмыл в воздух. Я последовал за птицей и полетел над крышами.