Читать книгу "Девушка-праздник - Татьяна Алюшина"

Тогда она попыталась пошевелиться. И обнаружила ужасное: двигаться она не могла!

Вернее, не совсем так глобально: тело-то шевельнулось совсем немного, но это отозвалось такой чудовищной и разнообразной болью в нем!

Болью ужасной во всех частях этого самого тела!

Господи боже мой! Зачем она только отозвалась на тот голос и выбралась из темноты?!

Боль!!!

Колющая, режущая, разрывающая, жгучая, сильнейшая! Везде!

Но и это, как ни замедлило выясниться, оказалось не самым страшным!

Она не могла дышать!

Придавленная чем-то тяжелейшим, неподвижным сверху и черт-те чем еще с боков, Дашка не могла вдохнуть!

Безумная, жуткая паника накрыла ее, как утопила, с головой утягивая в безвозвратный омут! И она погружалась в нее, трясясь всем нутром от животного ужаса, судорожно распахивая рот и пытаясь, пытаясь, пытаясь вдохнуть!!

Ей хотелось кричать, орать надсадно! Выть по-звериному, животно, призывая жизнь!!! Разорвать горло и легкие криком и пробиться, пробиться к вдоху – к воздуху, пусть к боли, но к жизни!!

– Даша!!!

Краем затухающего сознания она снова услышала этот голос, очень знакомый, самый важный, единственно нужный и правильный сейчас голос…

И паника с ее напарником – безумием, уже почти пожравшие Дарью, отпустили, отступая перед силой, властностью и мощью этого зовущего ее голоса.

«Я сейчас, сейчас!» – подумала она, как пообещала кому-то.

И волевым усилием мысленно ухватила себя за горло, заставляя прекратить суетные, бесполезные попытки вдохнуть, ослабляя, изгоняя убийственный панический ужас из себя, вспомнив, как учил ее папа:

«Если подавилась или у тебя перехватило горло так, что не можешь вдохнуть, сразу – запомни, это самое важное: – сразу! – прекрати делать попытки вдохнуть и пугаться перестань! И очень осторожно, потихоньку втягивай воздух через нос!»

Очень осторожно, через нос она попробовала втянуть воздух…

И закашлялась, втянув вместо воздуха в горло вязкую горчаще-соленую массу с железным привкусом! И почувствовала такую обжигающую, непереносимую боль в легких, что на мгновение перед глазами поплыли темные круги в ярких салютных вспышках!

«Спокойно!!! – успела прикрикнуть на себя Дарья, пресекая вторую волну паники. – Еще раз!!»

Еще раз! Очень осторожно!

Так! Перестали дергаться. Остановились. Втягиваем воздух через нос. Ос-то-ро-жно!!

И получилось! Тоненькой струйкой воздуху удалось пробраться в легкие!

Еще раз – остановились, не дышим, вдыхаем! Еще раз! Вот так, вот так!

«Разлепи глаза, что ты зажмурилась!» – командовала она.

Разлепила – алая, яркая пелена!

Дарья принялась осторожно высвобождать левую руку.

Господи, как же ужасно больно! Везде! От любого сантиметрового движения, от осторожного вдоха – больно!

«Давай, давай, Дашенька, ты справишься!» – как могла, подбадривала она себя.

Вытащила! Протерла глаза и посмотрела – красное!

Стоп! Красное – это у нее на пальцах, но пальцы-то она видит!

И вот тут-то случился самый полный финал! Оказалось, что до этого момента был еще «марципанчик», почти белая полоса! И – бац! – она осознала и вспомнила все и в один миг! Сразу!!!

«А вот это провал, Штирлиц!» – почему-то подумалось ей. Странно, но что-то близкое к истине.

И именно в этот момент на Дашу со всей отчетливостью обрушилась реальность, и она услышала стоны, чье-то безудержное рыдание, какую-то суету и крики, голоса там дальше за стонами и плачем и наконец поняла, что чувствует перенасыщенный тошнотворный резкий запах крови.

И вкус крови…

Протерев глаза еще раз, Дашке удалось сфокусировать зрение и разглядеть, что на ней лежит человек, придавивший ее всей своей массой. А сверху него, погребая их под собой, навалено что-то непонятное, и через это непонятное пробивается приглушенный свет разных ярких оттенков. И человек лежит странно – его голова упирается ей в правое плечо, а из его шеи в верхнюю губу Дашки струей, порциями в ритме бьющегося сердца хлещет кровь.

Не успев ничего сообразить, она протянула руку и сильно, тремя пальцами, надавила на рану, остановив этот «гейзер», и только потом поняла, что где-то слышала или видела по телевизору, что именно так и надо делать.

Зачем? Да какая разница сейчас – надо и надо! Главное – сильно давить и не давать крови вытекать. Кто лежит на ней, Дарья так и не поняла в те первые минуты осознания происходящего.

– Даша!!! – Совсем рядом проорал тот же голос, знакомый, родной, но так ею и не опознанный до сих пор, и она рванулась ответить, позвать, сказать, что она здесь, здесь…

И кровь, которой был полон ее рот, перекрыв горло, протекла в желудок. И Дашка поняла одновременно два факта: первое – что ее сейчас вырвет, и второе – что она задохнется от этого!

Совсем! Окончательно!

И ей показалось, что у нее завыло сердце, как-то по-волчьи безысходно завыло, прощаясь, что ли, отчаиваясь окончательно.

«Нет! Нет! Нет!» – просила и уговаривала она себя.

Ей нельзя умирать! Она не хочет, не может, не будет умирать!!

Из глаз потекли бессильные и злые слезы смирения перед поражением, перед последним пониманием конца!

Все!! И ничего уже не сделать! Не можешь, не получится!! Уже совсем все!

«Плакать нельзя!» – вяло подумала Дашка, почти уже сдавшись, отступая перед более сильной «дамой с косой», побеждающей в этом поединке…

Почти…

– Даша!!!

Взорвался в мозгу, пробился через это ее последнее смертельное смирение сильный, требовательный голос.

«Власов!!» – поняла наконец она уже мутнеющим сознанием.

И на вот такой малю-ю-юсенькой, ничтожной грани небытия она предприняла еще одну, самую последнюю и самую сильную, попытку жить.

«Власов!!» – рванула она к нему всем живым, что оставалось еще в ней.

«Так, Васнецова!! Мать твою!! Собралась!! Подыхать в другой раз будешь! Сопли тут распустила! Какого хрена! Так!! Плакать нельзя! Блевать тоже нельзя! Давай дыши!! Медленно! Но со вкусом!»

И осторожно – осторо-о-ожно, медленно-медленно начала втягивать воздух носом!

Раз, два, три – вдох! Раз, два, три – выдох! Еще раз, еще раз, еще…

Вот так! Вот так…

«Молодец! А ты испугалась! – похвалила себя она, отчего снова захотелось плакать. – Нельзя, Дашенька! Дыши, дыши!»

Почувствовав, что жизнь осторожно вернулась, слабенько пока совсем, еле-еле, но все же, и похвалила, и подбодрила себя она: