Читать книгу "Последний довод - Сергей Самаров"

Я полз, зажав в одной руке яблоко, в другой – палку. Осталось преодолеть совсем небольшое расстояние. И чувствовал, как подступает из глубины души желание – хотелось забыть об осторожности, хотелось это расстояние преодолеть в несколько стремительных и длинных скачков… Но для чего? Преодолеть и нарваться на автоматную очередь? Ради чего тогда старался, ради чего уже столько прополз незамеченным? Причем в одном месте полз я совсем рядом с десятком вооруженных людей, буквально в трех шагах от них. Они ничего не слышали и не видели. Я был для них духом ночи, растворившимся в темноте. Люди загрузились в два больших внедорожника и уехали. Как я понял, поехали они в ближайшую к нашему селу деревню. Хотели кого-то, как я слышал, «потрясти». Но у меня не было возможности помешать им. Будь у меня хотя бы пара гранат, я сумел бы забросить их в машины перед тем, как они отъедут. Но у меня гранат не было. И даже палки в руках к тому моменту еще не было. Ее я нашел позже.

Я полз… Забор-штакетник вырос передо мной ожидаемой преградой. Я замер, прислушался. Где-то не слишком далеко двое вели разговор. Потом третий голос вмешался. Но коротко, только на мгновение. Голоса приближались, нарушая тишину скромного села Пригожее, но это нисколько их не смущало. Они считали себя здесь хозяевами. В каждом доме, в каждом дворе вели себя как хозяева. Правда, в дом к моим родителям они еще не заходили, и потому я знал обо всем только с чужих слов. Но со слов простых людей, которые не стали бы врать.

Эти, с позволения сказать, люди приехали из Харькова. Сначала из Киева наведались в Харьков, там, как говорили, «навели порядок», потом поехали по области. Тем же делом заниматься. Наш Барвенковский район располагался на самой границе с Донецкой областью и назывался этими пришлыми людьми неблагонадежным, как и весь Донбасс, к которому иногда относили и прилегающие районы областей, граничащих с Донецкой или Луганской областями. И именно сюда, где «неблагонадежно», эти вооруженные люди и приехали устанавливать порядок. Свой порядок. Такой, каким он им виделся. Наверное, точно так же вели себя во время войны немецкие фашисты. Те тоже мечтали установить на нашей земле свой порядок. Эти от фашистов мало чем отличались. И даже символика у них была близкая. И порядки близкие.

К встрече со штакетником я был готов. Я уже преодолел такой же в четырех местах. Просто – одним скачком. Руки на штакетник, как на опору, проверка прочности, резкий толчок двумя ногами, и я уже на другой стороне. Но этот, последний, что располагался рядом со зданием бывшей начальной школы, сейчас используемой этими приезжими бандитами, следовало преодолевать особенно осторожно, потому что в пяти шагах от штакетника прогуливался часовой с автоматом на груди. Бывшая начальная школа имела под зданием подвал, где располагалась котельная. Это был самый большой подвал в селе, и именно его выбрали бандиты для того, чтобы содержать там людей, которых они, как сказали, задержали как неблагонадежных. Задержали в том числе и приехавшего к родителям в отпуск Пашу Волоколамова, старшего сержанта контрактной службы спецназа ГРУ. Обвинили его в шпионаже в пользу России и задержали. Он же действующий военнослужащий российской военной разведки. Кто-то на Пашу показал. На меня, офицера на пенсии, не показали, а на него показали. А ведь я его бывший комбат! Даже если бы не я увез Пашу с собой, даже если бы не я пригласил его на службу в свой батальон, я все равно обязан был вытащить его из этой передряги. Пусть это был бы вообще незнакомый мне старший сержант, служащий в другой бригаде спецназа, я все равно обязан был освободить его – это даже не обсуждается. А Паша Волоколамов со мной в командировки на Северный Кавказ ездил. Я его в составе взвода в бой отправлял. Как же его бросить!

Голоса приблизились, но стали глуше. Зато шаги я слышал четко. Они шлепали ногами, как гуси лапами, ставя ногу сразу на всю подошву. Не знаю, чем это вызвано, но я уже давно заметил – это частая походка среди людей, взявших, не имея на это права, в руки оружие. Я подобное замечал еще на Северном Кавказе, куда несколько раз ездил в командировку, возглавляя сводные отряды спецназа ГРУ. Наверное, оружие в руках придает людям некую уверенность в себе. Излишнюю уверенность. Неоправданно излишнюю. И это как-то связано с походкой. Сами эти люди не ощущают, что походка их смешна и уродлива, как и вся поза при такой походке. Обычно вытягивается шея, голова неестественно подается вперед, и все тело, как у настоящего гуся, начинает раскачиваться в стороны.

«Гуси» шли прямо к часовому. Вовремя. Я, грешным делом, предполагал, что мне придется полежать на прохладной земле, дожидаясь смены часового, а это не очень приятно. Земля в марте еще не прогрета солнцем, так и простыть недолго. Тем более мне, имеющему не только три ранения, но и две контузии. Одна из контузий как раз в области крестца, и заработать радикулит, лежа на холодной земле, очень легко. Но некие высшие силы обо мне позаботились и привели смену часового как раз к моменту моего прибытия к штакетнику.

Теперь я должен продемонстрировать свою, грубо говоря, боевую технику. Я готов к такой демонстрации. Дожидаюсь момента, когда смена приблизится к часовому и заведет разговор. Дождался. Яблоко и палка летят за штакетник. Мягко, без стука. Я, прикрытый с той стороны кустами, выпрямляюсь, ловлю момент, когда разговор будет самым, на мой взгляд, оживленным, кладу руки на штакетник, пробую его крепость, толкаюсь – прыжок, мягкое приземление, и вот я уже на той стороне. И снова у меня в руках яблоко и палка. Меня никто не услышал и не увидел…

Что такое «дело техники» – понять несложно. Только не следует думать, что техника – это обязательно бульдозер или экскаватор, в худшем случае легковая машина или даже самокат. Существует техника передвижения человека, нанесения удара. Существует даже техника мышления.

Для меня все остальное стало именно «делом техники».

Понизу кусты не такие густые, как поверху, поэтому я лег на землю и подполз к месту, где происходит смена часового, практически вплотную. Нас разделяли только кусты, под которыми я и лежал. Если поднять голову, я ничего не увижу, настолько крона кустов плотная. А так, понизу, – вижу ноги четверых людей и разговор их слышу. Но он – ни о чем. Одни грубоватые реплики и подколы… Кто-то из пришедших яблоком хрустел, а потом огрызок полетел в сторону и чуть в меня не попал. Я слегка обиделся, но яблоко подсказало, что за люди сидят в том доме, мимо которого я пробирался через двор. Это караул, оставленный другими бандитами, уехавшими в соседнюю деревню. Я в окно видел как раз троих. Они и пришли к подвалу с пленниками, видимо, поочередно караулить планируют. Так им, наверное, приказали, и они стараются выполнить приказ.

Если только я позволю его выполнить. А я настроился так, что не позволю!

Мало того что мне активно не нравится, когда в мою сторону огрызками яблок бросаются, мне еще и не нравится, когда людей, с мнением вооруженной силы не согласных, хватают, бьют и закрывают в подвале. Это следует пресекать в корне.

Трое ушли, неторопливо зашлепав своими «гусиными» лапами. Часовой остался. Свеженький. Я оперся ладонями о землю, отжался. В ладонь мне больно уперся острый камушек, и ему сразу нашлось применение. Как только стихли вдали «гусиные» шаги, я взял камушек и бросил его через крышу за угол дома, так, чтобы он на металл крыши за углом попал, а потом скатился. Камушек звонко стукнулся, задел крышу и скатился тоже не беззвучно. Часовой мгновенно среагировал на звук, поднял перед собой автомат и, не опустив предохранитель в боевое положение, вытянув вперед голову, зашлепал в сторону звука.