Читать книгу "ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - Игорь Симбирцев"

В результате появилось постановление Совета народных комиссаров о создании Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК). Это постановление Совнаркома о создании первой спецслужбы советской власти датировано 7 декабря 1917 года или по вскоре принятому новому стилю 20 декабря. И именно этот день на все годы советской власти стал Днем чекиста, как и спустя десятилетия после многочисленных переименований бывшей ЧК долго еще называли в СССР сотрудников органов госбезопасности. Характерно, что о дне «военного разведчика России» 5 ноября вообще мало кто знает, закрытое ГРУ не афиширует даже свой персональный праздник.

И после развала Советского Союза в современной России сотрудники спецслужб продолжают согласно какой-то логике именно этот декабрьский день считать своим профессиональным праздником. Словно утверждая первородство ВЧК Дзержинского в истории работы своих органов и не признавая старого наследия служб государственной безопасности и разведки Российской империи, чья история и до 1917 года насчитывала уже два века. В действительности история спецслужб России намного длиннее, чем «чекистская история», и даже от дня указа Петра I о создании Тайной канцелярии в 1718 году до разгрома николаевских охранки и Департамента полиции в 1917 году прошло в два раза больше времени, чем от основания ЧК до наших времен. Дело тут в сложившейся ли традиции, в кадровой ли преемственности спецслужб постсоветской России от советского КГБ или в том, что историки так и не установили точной даты петровского указа о создании Тайной канцелярии, а значит, нет и даты для изначального «дня бойца невидимого фронта», однозначно сказать нельзя, но в любом случае этот исторический парадокс с Днем чекиста продолжается. Название «жандарм» большинство современных сотрудников спецслужб сочтет обидным, посчитает оскорбительным, а «чекист» представляется всем лестным или просто нейтральным обозначением профессии, хотя объективный взгляд в историю по логике должен бы давать обратную реакцию.

Собственно, чекистами сотрудников спецслужб Советской России можно было на полном основании именовать только первые годы существования этой структуры. Через несколько лет ЧК переименуют в ГПУ, но режущий русский слух термин «гэпэушник» не приживется, так деятели госбезопасности и останутся надолго «чекистами». Кроме того, что за этим термином слышится романтика времен Железного Феликса с наведенным за годы советской власти глянцем, так и само слово ЧК (а ВЧК почти все время так и именовали, пропуская указания на всероссийский характер этой службы в аббревиатуре) несет в своем емком звучании отзвук романтики – оно звучит почти как лязг передернутого затвора или стук револьверного бойка.

В Америке историки считают, что название тайной организации ультраправых и белых расистов ку-клукс-клан не имеет фонетической расшифровки, а лишь имитирует звук движения винтовочного затвора. Создателей ленинской ЧК эти исследователи могли заподозрить в таком же принципе выбора названия для своей службы, созвучного то ли щелчку курка, то ли названию чеки от гранаты. Хотя, вероятно, Дзержинский и его товарищи зимой 1917 года о таких тонкостях, так же как об увековечении на долгие годы слова «чекист», не задумывались, слишком много у них было более практических и неотложных проблем. Скорее всего, в новом названии большевиков привлекала его непохожесть на старорежимные отделения, канцелярии и департаменты из истории тайного сыска Российской империи. Есть сведения, что при определении названия спецслужбы советской власти в декабре 1917 года кто-то из большевистской верхушки предлагал назвать людей Дзержинского «революционными центурионами», но броское название было отвергнуто большинством за древнеримскую старорежимность, и тут в дискуссии прозвучало революционно-зловещее – «чека». Позднее белогвардейцы и белоэмигранты, не склонные к большевистской привычке все сокращать в аббревиатуры, так и писали это слово как имя собственное – «Чека», да еще и склоняли его по русским правилам: «Забрали в Чеку, бежал из Чеки» и так далее.

В отличие от той же системы политического сыска последних лет романовской империи, где самые главные спецслужбы – охранка и Департамент полиции – входили в систему имперского МВД, ленинцы сразу же свою первую спецслужбу от системы внутренних дел четко отсекли. Наркомат внутренних дел Советской России на правах отдельного министерства был также создан в конце 1917 года, его возглавил опытный деятель большевистской партии Петровский, но Дзержинский с первых дней работы ЧК демонстрировал полную независимость от первого советского МВД, делая это зачастую демонстративно. При этом чекисты с первых дней существования своего ведомства негласно считали ЧК службой, стоящей в государственном аппарате выше Наркомата внутренних дел и занимающейся гораздо более важной для страны задачей. Это закладывало на долгие годы мину замедленного действия в связи с не всегда здоровой конкуренцией органов госбезопасности и внутренних дел, такая тенденция затем просуществовала практически до конца советской власти.

Еще одним знаковым символом с первых дней работы всероссийской ЧК стал также принципиально отстаиваемый Дзержинским принцип отчуждения чекистской службы от органов советской юстиции и прокуратуры. Изначально, в конце 1917 года, этого требовали и политически-партийные соображения. Тогда большевики еще временно делили власть с партией левых эсеров, а именно в первом советском Наркомате юстиции наблюдалось в те месяцы засилье эсеровских кадров, и наркомом юстиции был тогда член партии левых эсеров Штейнберг. Руководство Наркомата юстиции тщетно добивалось у Ленина права официального надзора за деятельностью первой большевистской спецслужбы, просило даже предоставить им право санкционировать аресты чекистов, как это принято сейчас в большинстве стран Европы. Уже в канун нового, 1918 года у Дзержинского со Штейнбергом случился по этому поводу первый острый конфликт, когда нарком юстиции потребовал освободить арестованных ЧК членов Союза защиты Учредительного собрания, а глава чекистов в резкой форме ему отказал. Помимо того, чекисты не допускали представителей ведомства юстиции с проверками в места содержания арестованных их службой граждан. Тогда конфликт стал предметом отдельного разбирательства в советском правительстве – Совнаркоме – и потребовал опять личного вмешательства Владимира Ильича Ленина. Ленин, естественно, занял сторону Дзержинского, а не откровенно полагаемых им лишь как «временных попутчиков» левых эсеров из Наркомата юстиции. И очень скоро отрыв ЧК от органов юстиции был оформлен законодательно: в декабре 1917 года постановление Совнаркома подтвердило, что ЧК будет органом внесудебной расправы с контрреволюцией, а «любые изменения постановлений комиссии Дзержинского допустимы только путем обжалования их в Совнаркоме, а никоим образом не распоряжением наркома юстиции». Этот документ ленинского Совнаркома на долгие десятилетия задал курс на действия советских спецслужб параллельно органам юстиции и прокуратуры или даже временами наперекор им.

Все эти прения закончились в июле 1918 года с изгнанием левых эсеров из правительства, а соответственно и из всех советских органов власти и управления. Но установленная тогда руководством ЧК дистанция от ведомства юстиции сохранилась, и эта продолжавшаяся затем долгие годы тенденция стала в истории этой спецслужбы еще одной миной замедленного действия.