Читать книгу "Таинства Египта. Обряды, традиции, ритуалы - Льюис Спенс"

Далее читатель познакомится с точным описанием того, каким образом душа умершего человека могла достичь Благословенных Полей, и со всеми подробностями этого долгого и трудного путешествия. В этом же предисловии необходимо прежде всего дать общую природу и значение таинств, а не детально знакомиться с каждым из них. Многие авторы выдвигали свои собственные объяснения причин, по которым эти таинства окружены такой завесой секретности. Возможно, наименее правдоподобной представляется версия, предложенная Джевонсом при описании греческих элевсинских таинств. Он высказал предположение, что любой, кто вольно или невольно принимал в них участие, неизбежно страдал «болезнью святости» – страхом перед тем, что любой контакт между святым и нечистым представляет собой опасность (и для того и для другого).

Такое «объяснение» характерно для доводов, выдвигаемых представителями антропологической школы. Оно не только слишком заумно, но и слишком нереально. Отрывок, в котором выдвинуто приведенное предположение, заслуживает более внимательного рассмотрения, потому что оно представляет собой типичную «научную» точку зрения.

Говоря о превращении культа греческой и элевсинской Деметры в таинство, Джевонс замечает, что современные ученые этому моменту уделяют мало внимания:

«То, что этому важному моменту уделяется мало внимания, возможно, объясняется тем, что долгое время превалировало мнение, будто главным атрибутом таинства является его секретность, и что главная задача состоит в том, чтобы приоткрыть завесу этой секретности. Предполагалось, что потаенная мудрость и эзотерические доктрины передаются от священнослужителя к священнослужителю, и уже ими под большим секретом все это доверялось отдельным посвященным. Однако сами таинства не были никакими темными обществами: они были открыты всем без исключения; и любой человек мог пройти инициацию на любой уровень, даже самый последний, то есть высший[1].

Жрецы также не представляли собой некоего закрытого ордена. Они были обычными гражданами, не имеющими превосходства над другими благодаря своему образованию или политическому или общественному положению. Поэтому они не обладали никакими особыми, глубинными знаниями в вопросах религии и, как мы уже говорили, весь греческий мир имел абсолютную возможность изучать то, что ему полагалось. Но жрецы не были пасторами или учителями: их официальные обязанности состояли в том, чтобы знать и выполнять традиционные ритуалы. Нет ничего тайного в теории бессмертия и благословения тех, кто принимал участие в таинствах: на нее же ссылаются Пиндар, Эсхил и Софокл; Аристофан пародирует ее, а в гомеровском «Гимне Деметре», который был, так сказать, издан официально, эта теория провозглашается ярко и выразительно. Поэтому вовсе не удивительно, что любой, желающий пройти инициацию, не приносил никакой клятвы о «неразглашении тайны».

Далее Джевонс говорит, что «в действительности причиной возникновения пресловутой завесы секретности было не желание сохранить таинства в секрете, но боязнь того, что контакт между святым и нечистым может представлять опасность для обоих». Прошедшие инициацию соблюдали молчание не ради того, чтобы скрыть какую-то тайну, но «чтобы не допустить загрязнения и сопутствующих ему опасностей». Завеса секретности, окружавшая таинства и связанные с ними обряды, была «случайностью и не задумывалась специально как орудие сохранения какой-либо тайны».

Однако утверждения многих авторов, которые сами прошли обряд посвящения, свидетельствуют об обратном. Геродот весьма недвусмысленно заявляет, что «для него было бы проявлением богохульства» раскрыть тайные обряды и прикоснуться к «этим таинствам, которые, все без исключения, известны мне – пусть губы мои хранят религиозную тайну». Давайте особо выделим слово «религиозный». Оно не обязательно подразумевает опасность загрязнения. Оно, очевидно, относится к гораздо более опасному результату – опасности навлечь гнев богов, обнародовав секреты, которые они предпочитают открывать только подготовленным и искушенным в религиозной науке и вере, а не широким массам. К этому следует также добавить народное возмущение, направленное на Эсхила и Аристофана, которые рассказали в своих работах о секретах, связанных с греческими таинствами.

Несколько лет назад жрецы, которые поддерживают таинства культа Хурунари на берегах реки Уаупес (в верхнем течении, в пределах Колумбии, называется Ваупес) в Северо-Западной Бразилии, были так разгневаны и оскорблены обнародованием останков этого божества двумя французскими миссионерами, что приказали убить каждую десятую женщину племени – дело в том, что секреты Хурунари недоступны женщинам. Свой приказ они обосновали тем, что Хурунари «рассержен». И дело было не в том, что «нечистые запятнали образ бога». Дело в том, что потаенные символы оказались достоянием гласности и, «естественно», божество было разгневано этим: ведь являлось недопустимым, что к его священным символам прикоснулись те, кому было не положено, и тем более завладели сакральными предметами.

Как видно из самого этого слова, таинства должны соблюдаться, потому что правда не должна становиться публичным зрелищем. Чтобы сделать таинственное обычным, его следовало низвести до уровня повседневной жизни и, более того, придать его символическому значению больше значения, чем реальной или потаенной истине, сделать его настоящим преступлением, прегрешением против Святого Духа, развенчанием его одним предположением, что то, что является его материальным воплощением, одновременно представляет собой его неосязаемую сущность. Неспособность грубого и лишенного основы разума увидеть разницу между символом и истиной, которую он олицетворяет, как раз и является реальной причиной того, что таинства всегда окутаны завесой секретности[2].

Именно по вышеупомянутым причинам мудрецы всех времен стремились оградить от испорченных и невежественных субъектов те высокие истины и чистые идеалы, одно размышление над которыми поднимает человечество над всем земным и обыденным. Лишь немногие сумели прикоснуться к этим знаниям без посторонней помощи или благодаря многолетним занятиям и размышлениям, хотя каждое поколение рождает людей, которые благодаря своему уму или духовности приближаются к вратам, охраняющим великую тайну, и даже входят в них. Однако подобный гений всегда ассоциативен по своей природе. Ведь как ни один человек не может с успехом заниматься всеми областями науки (причем как теоретическими, так и практическими), так и никто не может выйти за пределы общего представления о гораздо более возвышенной науке, которая, за неимением лучшего термина, называется магией или Великим искусством.

Кто может сомневаться в том, что это искусство стало неотъемлемой частью обрядов и ритуалов таинств Египта? Разве только те, кто, ослепленные собственным самодовольством и собственными заблуждениями, смешивают микрокосм с макрокосмом, а гения духа – с его земным воплощением. В повседневной жизни можно встретить тысячи людей, которые злонамеренно и бессовестно используют божественный дар музыки, поэзии и художественного вкуса, низводя эти священные вещи до своего низменного уровня. Точно так же и в гораздо более возвышенных сферах магии, тенью и эманациями которой являются эти виды искусства, мы видим лжепасторов, которые целиком и полностью посвящают себя изучению лишь материального мира и пренебрегают высшими, духовными ценностями, которые они презирают и ненавидят из-за своего природного несовершенства. Когда пишется история прошлого века, ни один период не будет окрашен такими мрачными тонами, как тот, когда люди в своем богохульстве и в своих заблуждениях отказываются рассматривать Вселенную как тайну и начинают относиться к ней лишь как к материи. Однако ответ на эту ересь не заставляет себя ждать, и провозвестники более светлой эпохи понимания и большей скромности штурмуют стены рассыпающейся крепости науки, построенной на слишком зыбких и ненадежных песках.