Читать книгу "Ангел в петле - Дмитрий Агалаков"

— Самый обыкновенный. — Он покосился на Полину, которая не сводила глаз с незнакомца. — Проще не придумаешь.

— Девушка, — незнакомец взмахнул рукой. — Пожалуйста, мне такой же напиток, что пьет этот господин, — и он вежливо поклонился Савинову.

— Сколько? — спросила Полина.

Незнакомец вытянул губы в трубочку:

— Ну, скажем, граммов этак сто. Нет, двести. Да-да, двести. И ни каплей меньше!

Девушка около минуты цедила портвейн для нового посетителя, верно, решив ответить издевкой на издевку.

— Закусить? — когда стакан стоял перед носом гостя, спросила она.

— Бутерброд, — покосившись на скромную закуску соседа, опять же Дмитрия Павловича, учтиво проговорил незнакомец. — Бутерброд с сыром, — и почти в упор посмотрел на Савинова. — Не правда ли, — неожиданно обратился он к нему, точно беседа их, едва прервавшись, продолжалась, — каждый человек в начале жизни похож на античного героя, которого ожидают впереди великие подвиги? Если, конечно, человек не законченный кретин. И едва он достигает юношеского возраста, ему хочется сесть на «Арго» и отплыть за своим руном — за великой удачей и не менее великой любовью?

— О чем вы? — поморщился Савинов.

— Правда, мы знаем, что судьба к героям беспощадна. И в конце их ждет разочарование. Часто — жестокая гибель. Но если бы судьба и силы природы смилостивились над тем же Ясоном и разрешили бы ему прожить жизнь заново, согласился бы он на подобный эксперимент? И каковой была бы его новая жизнь?.. Надеюсь, мой вопрос не шокирует вас?

— Нет, но…

Его нечаянный собеседник огляделся:

— Тут такое занятное общество. Больше половины, я думаю, сочли бы мой вопрос за оскорбление, — нарочито серьезно нахмурив брови, он отрицательно покачал головой. — Но не вы, не вы… Так вот, я повторяю: вся жизнь Ясона, коль мы заговорили о нем, сплошной кошмар. Амбиции, гордыня, незаурядные возможности, справедливые порывы, любовь, страсть, подвиги, а в конечном итоге — бомж, погибающий под развалинами корабля, который, кстати, когда-то олицетворял его мятущуюся душу и честолюбивые планы. Потому я и спрашиваю: как, по вашему мнению, согласился бы Ясон, выдайся ему такая возможность, прожить свою жизнь заново? — Незнакомец отхлебнул портвейна, поежился. — Потрясающий яд! Я бы назвал его «Букет Цезаря Борджиа». — И точно в знак подтверждения своих слов, многозначительно кивнул. — Но — продолжаю. И не просто прожить: повторить, как под копирку, — но шагать, зная все будущие препятствия, могущие встретиться на пути. Зная, что за паскуда его дядюшка Пелий и что за стерва — будущая жена Медея. Представьте: с Ясоном остались все его ошибки, промахи, поражения и, конечно, победы! И теперь он заново выброшен в мир. Сколько преимуществ, не находите? — Он выдержал паузу. — Разрешите, я вас угощу?

Дмитрий Павлович усмехнулся:

— Не стоит.

— Прошу вас. Не то вы меня обидите. Просто…

«Пить с этим странным типом?» — думал Дмитрий Павлович. Он осторожно огляделся: к незнакомцу уже теряли интерес. Не слона же привели в кафе наконец! Так почему бы и не выпить с ним, ведь гремит же он стаканами со всяким сбродом в редакциях паршивых газетенок? Чем этот франт хуже его болтливых коллег?

На смуглом лице незнакомца расцвела доброжелательная, немного лукавая улыбка, брови вопросительно потянулись вверх: так, молчком, он повторял свой вопрос.

— Деньги есть — покупайте, — пожал плечами Дмитрий Павлович.

— Отлично, — отозвался тот. — Девушка, еще два раза по двести портвейна и… — он на секунду задумался, — и два бутерброда с сыром. С вашим великолепным пикодоном!

— Греческая трагедия на то и есть греческая трагедия, — в ожидании заказа допивая свой портвейн, сухо вступил в разговор Дмитрий Павлович, — что ход человеческой жизни необратим, как ни поступай. Вы должны это знать, коль заговорили на подобную тему… Или ваш вопрос отвлеченный?

— В точку! Мой вопрос — отвлеченный. Не хуже вашего я знаю о законе жанра. Никуда, мол, не денешься: рок, злая судьба. Пинок под зад уготован в самом начале. И, как ни вертись, все равно угодишь под каблук Творца… Я угадал?

— Угадали.

— Но мы-то с вами не древние греки. Вообще не греки… Или, простите?…

— Нет-нет, я не грек.

— Ну, вот видите. И можем хотя бы предположить, что они, эллины, сгущали краски? Дело не в самом факте возможности вернуться назад с багажом знаний. Почему, вы думаете, я заговорил о Ясоне? Потому что он — человек великих страстей и возможностей. Он — личность! А что в конечном итоге? Старик бомж сидит у развалин корабля, понимая, что обманут коварным миром и жестокосердными богами! Но кто, как не он, достоин попытки еще раз пройти свой путь?! — Незнакомец поймал взгляд Полины, с интересом наблюдавшей за ними, рассеянно улыбнулся ей. — А теперь представьте: полдень, море, корабль, осевший в песок. Старик. И вдруг за его спиной — тень. Не важно, кто из богов это может быть. Тень говорит ему: «Старик, хочешь прожить жизнь заново?». Тот в недоумении. А тень продолжает: «Вначале, чтобы ты поверил мне, я позволю тебе почувствовать себя молодым. Но перспективы наши велики!..»

Собеседник Дмитрия Павловича отхлебнул портвейна, задумался.

— Вот один мой знакомец, архитектор, говорит мне так, — продолжал он. — Я думал, что родился на свет для счастья. Любить, созидать, получать всевозможные удовольствия, — он обернулся и в упор посмотрел на Савинова, — а этот жестокий мир взял и обманул меня. Правда, неожиданность? — ха! Кстати, он тоже не грек. Россиянин! Первая жена оказалась алкоголичкой. — Принц с подозрением посмотрел на свой стакан. — Краснуху глотала только так. Он ее бросил. Вторая сбежала с любовником — его же другом. Таланта не оказалось. Дом, который он построил, не рухнул только по счастливой случайности. Но трещину дал. Его собираются обвязать стальным тросом, да только всё обещают. Насколько я знаю, жильцы этого дома до сих пор ищут фамилию главного устроителя своих несчастий. И даже один вполне интеллигентный человек, кандидат технических наук, готов пойти на мокрое дело. Сделать, как говорится, архитектору амбу. А к тому времени моему знакомцу уже перевалило за сорок. Штиль? Нет, хуже. Материальный недостаток, апатия. Последняя любовь и надежда взяла и ушла к более удачливому архитектору. Занялся бизнесом, так едва не лишился жизни. Из двухкомнатной квартиры переехал в однокомнатную. И еще тысяча всяких неприятных вещей, которые поджидают человека его лет на перепутье. Никакой цели. Теперь он работает ночным сторожем в той конторе, в которой когда-то сидел за планшетом и, если так можно выразиться, творил. Имеет секс два раза в неделю с уборщицей Раисой, которая старше его на семь лет, — в ее смену, на его диванчике дежурного. Вот он и говорит мне: все обман. Я представлял себе мир другим, а он оказался полным говном. Так что все это — трагедия? Рок? Свыше уготованная человеку пакость? Одно верно: жизнь-то одна, и она проходит. А кому, как не человеку средних лет, знать, как быстро улетучиваются дни, пробегают недели, месяцы, годы. Позади — бессмысленная жизнь, если, конечно, у тебя нет прописки на Олимпе. Череда никуда не годных поступков, как это часто бывает. Бессмысленное и однообразное свинство, неприкаянность. Впереди — жалкая старость, смерть. — Гость утвердительно покачал головой. — Вот и сидит мой знакомец на берегу и горюет о напрасно прожитой жизни. Да, и еще веревку намылить грозится. Правда, сил ему для этого, уверяю вас, не хватит. Так и будет тащить лямку. Или, если хотите, крест.