Читать книгу "Монахи войны. История военно-монашеских орденов от возникновения до XVIII века - Десмонд Сьюард"

Аббат Клервоский, величайший нравственный авторитет своего времени, провозгласил, что любовь превосходит знание, и встал во главе перемен в религиозных идеях, когда церковь наконец полностью приняла человечность Христа: на распятии X века Христос – это царь во всем своем величии, Христос Вседержитель, страшный судия, а распятие XII века – это выполненный с состраданием образ измученного человека. Позднее Франциск Ассизский распространил этот посыл среди масс, вызвав потрясения, но в первой половине века народный энтузиазм нашел выход в лице новых монашеских орденов, в первую очередь цистерцианского. Бернар вступил в орден в 1113 году, когда у того было лишь одно аббатство Сито, а к моменту смерти святого в 1153 году их насчитывалось уже 343.

Аскетический порыв произвел переворот и в папстве. Григорий VII (1073–1085) твердо поставил папство на путь к положению владык и судей западного христианства, требуя, чтобы светские власти подчинялись духовным, как тело подчиняется душе, и мечтая о создании папской армии – войска святого Петра. Европа внимала ему с невиданным почитанием. Когда в 1095 году папа Урбан II призвал верующих возвратить Иерусалим, занятый мусульманами с 638 года, его обращение было встречено необычайным энтузиазмом. Значение Палестины еще более возросло благодаря новому пониманию человечности Христа; в Иерусалиме до сих пор показывали места страстей Господних. То, что город Христа в руках неверных, противоречило всем божеским законам. К счастью, в мусульманском мире от Индии до Португалии царил хаос. Сирия оказалась в более уязвимом положении, чем прежде, будучи раздробленной на княжества под властью сельджукских атабеков, а Фатимидский халифат в Каире пребывал в глубоком упадке. В июле 1099 году крестоносцы штурмовали Иерусалим.

Те, кто затем остался в Палестине, были искателями приключений, в основном французами, которым некуда было возвращаться, и созданное ими государство отражало феодальный уклад их родной страны. Оно в итоге включило в себя четыре крупных баронства: княжество Галилея, графства Яффа и Аскалон, владение Эль-Карак и Крак-де-Монреаль, Сидон и еще двенадцать областей поменьше. Кроме того, существовали три меньших государства: Антиохийское княжество и графства Триполи и Эдесское. Теоретически без согласия Haut Cour, то есть высшего совета королевства, любая политическая мера считалась недействительной, хотя король обладал огромной властью. Утремер имел форму песочных часов, протянувшись почти на 800 километров от залива Акаба на Красном море до Эдессы, лежащей восточнее Евфрата. В Триполи, в центральной части, он был всего лишь 40 километров шириной, а на юге его ширина не превышала 115 километров. Утремер испытывал хроническую нехватку человеческих ресурсов, притом что его пустынная граница, за которой находились вода и фураж, отнюдь не была непроницаемой. «Франки» опирались на морскую мощь и крепости. Вскоре на море стали господствовать генуэзские, пизанские и венецианские флотилии, жадные до торговли, так как соблазны в виде пряностей, риса, сахарного тростника, страусовых перьев из Африки и мехов из России, ковров из Персии, инкрустированных металлических изделий из Дамаска, шелков и муслина из Мосула и других бесчисленных предметов роскоши манили купцов, селившихся в городах на побережье.

Среди местного населения было много христиан: марониты, мелькиты, сирийские и армянские христиане. Около 1120 года Фульхерий Шартрский писал, что «некоторые из нас женились на сирийках, армянках и даже крещеных сарацинках…» и что его люди – уже не французы, а палестинцы, которых местные воспринимали как соплеменников. Королева Морфия, супруга самого Балдуина II, была дочерью армянского князя. Многие чиновники и купцы были крещеными арабами, а великие бароны брали себе секретарей-мусульман. Но даже если приезжающие из Европы и говорили о «пуленах» – франках, родившихся уже в Сирии, все же нельзя сказать, что возник новый франко-сирийский народ. К местным христианским церквам европейцы относились с презрительной терпимостью, а в Иерусалиме и Антиохии поставили патриархов римско-католического обряда. Правящие классы оставались французскими, и все управление осуществлялось на французском языке.

Тем не менее для франков Иерусалим стал домом. Король одевался в золотой бурнус и куфию и, давая аудиенции, сидел на ковре по-турецки. Знать носила тюрбаны и туфли с загнутыми мысами, шелк, дамаст, муслин и хлопок, совсем не похожие на шерсть и мех Франции. В городах они жили на виллах с двориками, фонтанами и мозаичными полами, отдыхали на диванах, слушали арабские лютни и любовались молодыми танцовщицами. Они ели сахар, рис, лимоны и дыни, купались с мылом в кадках и ваннах, а женщины пользовались косметикой и стеклянными зеркалами, неизвестными в Европе. Торговцы, пообвыкнувшись на восточных базарах, закрывали лица женам, и на похороны христиан приглашали профессиональных плакальщиц. Надписи на монетах делались на арабском. Однако, успешно пустив корни, европейцы ослабили грубый миссионерский порыв, необходимый для того, чтобы отвергаемое меньшинство сумело выжить у границы обширной и враждебной империи. Более высокая цивилизация разнежила франков, но это было не все. Тамошний климат с короткой, но бурной зимой и долгим знойным летом и новые болезни привели к высокой смертности вопреки достижениям арабской медицины.

Соседняя Восточная империя переживала последнее возрождение под властью императоров династии Комнинов. Константинополь со своим миллионом жителей внушил франкам благоговение, хотя они и считали константинопольцев мягкотелыми и развращенными. Раскол с Римом еще не свершился окончательно, но Запад плохо разбирался в восточном христианстве. Византийская армия пока еще была очень грозной и почти целиком состояла из наемников: английской и датской пехоты, печенежской и половецкой конницы.

В то время армяне были свирепыми горными воинами, хотя византийцы убили их князей и поглотили их старинные царства в Великой Армении, в стране у Арарата, где Ной высадился со своего ковчега, поэтому армяне были неспособны противиться сельджукскому нашествию. «Хайот»[1]не отчаивались, и на протяжении XI и XII веков многие из них перебрались в Киликию, на южный берег Малой Азии. Ведомые Рубеном, родственником их последнего царя, они создали новую страну среди долин и утесов Таврских гор, отчасти вырвав их из дрожащих рук имперских правителей, отчасти отвоевав у сельджуков. Они приветствовали возникновение Утремера, их знать брала в жены франкских женщин и приобретала феодальный характер. Но хотя Армения и была союзником франков в борьбе с исламом, она тем не менее соперничала с латинскими государствами.

Успех франков в боях зависел от умелого применения особым образом экипированной конницы на тщательно подобранном поле. Пехота с копьями, с длинными датскими топорами и арбалетами служила прикрытием до момента единого решительного броска. Конница разделялась на два класса – рыцарей и сержантов, доспехи первых состояли из конического стального шлема, кольчужной рубахи с рукавами и капюшоном, которую надевали поверх нижней стеганой рубахи, из подбитых штанов и щита в форме дельтоида. Позднее щит уменьшился, шлем стал закрывать все лицо, появились кольчужные чулки, а также бурнус и намет в качестве защиты от солнца. Рыцарь был вооружен копьем, которое держал под мышкой, длинным обоюдоострым мечом, иногда палицей. В походе рыцарь ехал на запасной лошади или муле, а на выдрессированного боевого коня пересаживался уже перед самым боем. Это были боевые скакуны огромного роста, нередко в семнадцать ладоней, и больше походили на битюга, чем на кавалерийскую лошадь, их обучали кусаться, бодаться и лягаться. У сержантов были аналогичные доспехи, но без хауберка. Они шли в наступление вместе с рыцарями, скача позади них в арьергарде. Для того чтобы правильно рассчитать момент атаки, удерживая войска под палящим солнцем и вражескими стрелами, требовались настоящее командное искусство.