Читать книгу "Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов"

— Я — Распараган, царь восточных росов. Кто ты, отважный воин? Ты одет по-кушански, но на тебе сарматский плащ с тамгой нашего племени.

Юноша с достоинством выпрямился в седле:

— Я — Ардагаст, сын Саумарон, царевны западных росов, и Зореслава, потомка великих царей сколотов-пахарей. А это моя жена Ларишка, дочь чаганианского князя.

— Кем же тебе приходится славный Сауасп-Черноконный, царь западных росов, победитель скифов и венедов[7]? И где сейчас живут наши западные родичи?

На поясе царя блестели золотом и бирюзой две застёжки в виде тигра с грифом, вцепившихся в быка и друг в друга. Ардагасту вспомнилось: чернобородый всадник на чёрном коне в серебряной сбруе презрительно глядит на него, семилетнего, и цедит сквозь крепкие белые зубы: «Раб, тебе никогда не быть ни царём, ни князем. Живи среди рабов, кровь которых в твоих жилах». На плаще у чернобородого — точно такие же застёжки. С ним дружинники в доспехах. А за спиной у Зореславича — только угрюмые венеды в белых сорочках, с рогатинами и топорами, да ещё дремучий лес. Ардагаст вскинул голову, отгоняя воспоминания, и смело взглянул в глаза Распарагану.

— Западные росы живут на землях по Днепру, Роси и Тясмину, которые завоевал Сауасп, брат моей матери. Он лучший полководец великого царя Фарзоя. Но даже из сарматов многие ненавидят моего дядю за жестокость, алчность и подлость.

— Если ты гнушаешься таким родичем, — нахмурился Распараган, — то твой отец, верно, не меньше чем царь?

— Я не могу гнушаться родом своей матери, хоть дядя и позорит его. А царей у венедов нет. Мой дед Властимир был великим старейшиной племени полян.

Царь восточных росов вдруг прищурил глаза и хитро усмехнулся в белую бороду:

— Слыхал я о каком-то Ардагасте, дружиннике, что принёс Куджуле Кадфизу, князю кушан, солнечный амулет Атарфарна, великого мага, и тем помог Куджуле одолеть людей-змей.

— Вот после этого Куджула и стал великим царём, а Ардагаст — моим мужем, — задорно откликнулась Ларишка.

— А ещё я слыхал, как этот Ардагаст помог Виме, сыну Куджулы, в одну ночь похитить в Индии двух невест-царевен, а потом одолел грека Стратона, владевшего оружием богов, — продолжил Распараган.

— Клянусь Кришной, всё это правда. В ту ночь я, кшатрий[8]Вишвамитра, рядом с Ардагастом сражался с демонами, а в битве со Стратоном нёс знамя Солнца, — сказал индиец.

— Теперь вижу: в тебе кровь росов — «сияющих, как Солнце», если ты совершил такие подвиги во славу его, — довольно улыбнулся восточный рос западному.

— С кем же ты сражался сегодня, отец? — почтительно спросил Ардагаст.

— С самыми мерзкими трусами и ворами, какие только есть в лесу и степи. С востока пришли гунны, и манжары[9], тупые лесные медведи, обнаглели до того, что вместе с ними стали грабить наши кочевья и захватывать скот даже к западу от Урала. Ты сейчас поймал Бурибая, брата вождя гуннов. А мои люди — Хурьянга, двоюродного брата манжарского князя Лунг-отыра[10].

Бурибай и Хурьянг походили друг на друга: низенькие, скуластые, узкоглазые. Только у гунна со стриженой головы свисали не одна, а две косы, и одет он был гораздо роскошнее: в шёлковый кафтан и расшитые драконами шёлковые шаровары невероятной ширины. Но глядели оба на победителей смело, даже вызывающе.

— Да, — важно кивнул Бурибай, — мой брат Бейбарс — второй в державе гуннов после Сына Бога, рождённого Небом и Землёй, поставленного Солнцем и Луной. Брат даст за меня большой выкуп, а Сын Бога будет рад принять тебя, отыр Ардагаст, в число своей служилой знати. Клянусь Тенгри-ханом, ты достигнешь ещё большего, если будешь другом мне и Бейбарсу.

Росич, удивлённый наглостью гунна, ничего не ответил. А тот, не смущаясь, обратился к Ларишке:

— Ты дочь тохарского князя, женщина-джигит? Малые тохары на реке Тарим с радостью служат нам: иго Сына Бога легче ига Сына Неба и его чиновников...

— Ардагаст, муж мой, не подаришь ли ты мне этого пленника с его выкупом? — ласкающей пантерой промурлыкала тохарка.

Ардагаст молча кивнул, зная: в такие моменты супруге лучше не перечить. Горящий взгляд Ларишки впился в самодовольно-важное лицо гунна.

— Какой выкуп ты дашь мне, гуннский шакал, за наш Золотой Алтай? За разграбленные курганы моих предков?

Молнией мелькнул кривой меч, и черноволосая голова с двумя косами полетела в ковыль.

— Ответ врагу, достойный царицы! — довольно разгладил бороду Распараган. — Не буду и я брать выкупа с этой лесной росомахи Хурьянга — кроме его жизни. После захода солнца я принесу его в жертву Саухурону, Чёрному Солнцу. А сейчас вы все мои гости! Не будем гоняться за трусами — загоним лучше вон то стадо сайгаков. И дрофы здесь в камышах такие — до самого Тобола лучших не найдёшь. А вечером устроим славный пир!

И охота, и пир действительно вышли на славу. Добытые своей рукой жирная сайгачатина и нежное мясо дроф казались вкуснее всех индийских яств, поданных во дворце смуглыми полуобнажёнными рабынями. Был тут и лошадиный сыр, и овечий, и сладкое хорезмийское вино. Лихо плясали под звуки бубна сытые воины. А царь росов неторопливо рассказывал:

— Эта земля древняя и славная. Только мы, сарматы, знаем это. То городище над рекой — остатки Синташты, великого города арьев. К западу отсюда, у самых гор, лежат развалины священного города Аркаима. А в этом кургане погребён Кришнасурья, непобедимый воин. Мы зовём его Саухурон — Чёрное Солнце. Он был самый великий из царей арьев, но и самый грешный. После него беды обрушились на эту землю: суровая зима, затем — потоп от растаявших глубоких снегов. Одни арьи ушли на юг, другие — наши предки — остались. Но городов с тех пор тут не было.

— Кришнасурья... — задумчиво произнёс кшатрий. — Господь Кришна, которого я почитаю, есть Солнце. На земле он родился и царствовал у нас, в Индии. Но у Господа было много воплощений...

— Я знаю одно: лежащий в этом кургане достоин поклонения. Приносящим ему жертвы он дарует мужество и победы, но только потомкам арьев, — сказал Распараган. — Иногда он выходит из кургана. Следом восстают из могил его дружинники, и тогда горе тем, кто встанет на их пути!

Стемнело, и сарматы стали полукругом у подножия кургана. Два воина подвели Хурьянга под руки к большому бронзовому котлу. Почему-то Ардагасту стало жаль пленника, словно тот был ему роднёй. Низенький чернявый воин был совсем не похож на высоких русоволосых венедов и в то же время напоминал их: то ли холщовой рубахой, то ли молчаливым спокойствием перед лицом смерти. И совсем уж не нравились Зореславичу слова царя росов насчёт «тупых лесных медведей».