Читать книгу "Помпея ХХ века - Елена Мищенко"

Ведущий защиту Михаил Игнатьевич попросил соискателя уложиться в пятнадцать минут, а оппонентов в пять минут. Доклад прошел спокойно, оппоненты были доброжелательны.

– Ну, я думаю что работу можно одобрить и рекомендовать к защите. Возможно есть какие-нибудь замечания. Кто хочет высказаться? – спросил ведущий, и тут началось.

– Как это одобрить? – вскочил архитектор Корженко (особой этикой в научных спорах он не отличался). – Так-таки рекомендовать? Одобрить эту порнографию? Вот вы тут сидите, уши развесили, планшенты не рассмотрели. А гляньте-ка что на них написано да нарисовано. Вот, планшет номер три, «Определение параметров сантехнических приборов». Красиво написано. А под ним что написано да намалевано? Возможный угол разбрызгивания при уринации лиц женского пола. Что же это за лицо нарисовано? Это же не лицо, а задница (тогда еще не применяли неформальной лексики в дискуссиях). Нарисована на разрезе и в плане. Вот два полушария. Это же порнография.

– Так я же пунктиром, – робко сказал соискатель. В зале прошли смешки.

– Пунктиром, штрихпунктиром, какая разница?! Порнуха, она порнуха и есть. Идем далее. Возможный угол разбрызгивания при уринации лиц мужского пола. Вот силуэт мужчины. Правда, не очень четко нарисован источник уринации, но он легко воспринимается.

– У вас слишком богатое воображение, – сказал Михаил Игнатьевич. В зале уже стоял хохот.

– При чем тут воображение? Порнуха! Посмотрите дальше. Возможные отклонения при одновременной уринации и дефекации лиц мужского пола. Это у этого лица в виде задницы отклонения? Это у соискателя в мозгах отклонения. А вот планшет. Принятые обозначения сантехнических помещений для посетителей. Что это? Нарисовано лицо неопределенного пола на горшке.

– Да это международное обозначение санузлов для инвалидов, – чуть не плача сказал докладчик. Зал уже ржал вовсю.

– А кому это надо такое обозначение? Что, бедный инвалид не человек, он должен идти искать где нарисован этот тип на кресле-качалке? Есть хорошее обозначение – мэ и жэ – всем понятно. Сквозь общий хохот прорвался местный остряк:

– Это как тот армянин, которого вытащили из женской уборной и который оправдывался: «Здесь же написано – мэ для мадам, жэ для жентельмен».

Михаил Игнатьевич уже тоже улыбался.

– Не переживайте. Выбросите кусок первой главы. У вас и так диссертация слишком толстая. А для разрядки расскажу вам историю, о которой говорили в прошлом году, когда ввели аттестацию. Никто не хотел идти в аттестационную комиссию первым. Уговорили уборщицу. Через пять минут она выскочила. «Ну как?» «Проскочила» «А какие вопросы?» «Да как обычно – два по специальности и один по политике» «А что именно?» «Что такое два нуля мэ, что такое два нуля жэ и что такое два нуля нэ?»– народ продолжал смеяться.

– А что такое два нуля нэ? Я такого в литературе не встречал, – туповато промолвил соискатель.

– Вам же сказано – один вопрос по политике – Организация Объединенных Наций – эрудит вы наш.

После этого шоу я стал задумываться – стоит ли мне закапываться в медицинские расчеты (эритемальная доза, антибактерицидный эффект и т. д.). Еще тоже обвинят в чем-нибудь нехорошем. Однако сейчас мне было не до этого. Подвалила масса проектной работы и к тому же начались командировки.

КОМАНДИРОВКИ

На первых порах я ездил в командировки довольно редко, потом, когда мои объекты начали строиться, я стал ездить часто. Первые командировки были, как правило, связаны с жалобами.

Как-то вызвал меня к себе Сергей Константинович и говорит:

– Пришла на нас кляуза в ЦК, что типовой клуб с залом на 300 мест сделан с грубейшими ошибками, и построить его невозможно. Я тебя прошу – поедь и разберись. Если действительно так – виновных накажем. Поэтому я не хочу посылать авторов – мне нужен независимый эксперт. Зайди только в издательский отдел – там у нас куча писем от этого заказчика. Письма заковыристые, а Ковальчук был хорошим партизаном, а в этой казуистике он не очень. Разберись.

Я отправился к Ковальчуку. Это был простоватый, довольно добродушный дядька. Я был с ним в хороших отношениях. Он мне периодически подбрасывал оформительские халтуры. Он рекомендовал меня в «Политиздат», где я делал шрифтовые обложки (компьютеров еще не было), строго соблюдая бесчисленные невыносимые цветовые каноны: красный – праздники, красный и черный – траур, красный и желтый – антирелигиозная литература, коричневый – фашизм, желтый с голубым – украинский национализм и т. д. Мои обложки нравились худредактору, но он всегда при этом говорил.

– Оно, конечно, все правильно и красиво, комар носа не подточит, но как же я заказчикам доложу – серо-сиреневый, голубовато-серый, кремово-охристый – не поймут. Начальство у нас солидное: и обком и даже ЦК – им нужно докладывать четко: красный, синий, желтый.

Партизанские методы Ковальчука неплохо действовали в борьбе с начальством и с типографиями, но в архитектурно-строительных делах он был не силен. Когда я рассказал ему суть дела, он вручил мне несколько писем и при этом пробурчал:

– Пишут всяческую ахинею, филологи ср-ные, а толком ничего объяснить не могут.

Я принялся за письма. Действительно их содержимое напоминало бред. (сохраняю редакцию).

«Уважаемые товарищи проектировщики! Мы порешили будувать клуб по вашему проекту № 224-36. У нас был один толстый альбом чертежей на украинском языке, который нам оставили шабашники после того как вырыли котлован с траншеями, но рыли очень медленно целое лето и мы их выгнали и отдали строительство колхозной бригаде. Потом мы заложили фундамент. Альбом к этому времени сильно потрепался. И мы заказали у вас еще пять экземпляров альбома, чтобы и для нас, и для сантехников и для электриков, и сделали предоплату полностью. Вы нам прислали эти альбомы на русском языке с таким же номером и с такой же картинкой на обложке. Когда мы начали ставить стены на русском языке на фудаменты на украинском, у нас ничего не получалось. Мы решили поставить стены на украинском. Теперь мы стены уже поставили и хотели ложить панели перекрытия. Что же оказалось, дорогие товарищи? Оказалось, что панели на русском сильно большие и вылезают за стены на украинском наружу. Так что мы сделали вывод, что в проекте много ошибок. Просим вас приехать и все их исправить, так как стройка стоит, и мы будем жаловаться начальству».

Я отправился в архив к нашей охальнице Люде.

– Людочка, найди мне, пожалуйста, клуб 224-36.

– О, и ты туда же. Что этим мудакам еще надо? Уже четвертый человек ищет этот клуб, который аннулировали сто лет назад. Да я выкинула его к едрене…

– Как же быть, Людочка?

– Ну хрен с тобой, Саша, только как для тебя. Я тебе дам этот дерьмовый альбом, только ты его не зажиливай, потому что его начальство периодически требует.