Читать книгу "Киммерийский закат - Богдан Сушинский"

Полковник вновь замялся и, прикрыв трубку ладонью, принялся с кем-то перешептываться, еще раз подтвердив таким образом, что кто-то из незваных гостей все-таки находится рядом с ним и даже пытается дирижировать событиями.

— Вы слышите меня, полковник? Я попросил вас назвать имена этих… товарищей.

— Прошу прощения, товарищ Президент, — довольно спокойно молвил Буров. — Вот, только что, один из сотрудников охраны передал мне список ответственных лиц, прибывших из Москвы, — тянул резину полковник, медленно разворачивая (по шуршанию определить это было нетрудно) сложенную вчетверо бумагу.

— Ну, относительно того, насколько они в самом деле «ответственные», — мы, знаете ли, будем разбираться. И вообще, что это за группа такая?

Буров дипломатично покряхтел, давая понять, что не намерен вникать в суть их «кремлевско-престольных» разборок.

— Итак, из списка следует, что возглавляет группу вроде бы товарищ Вежинов, — произнес он.

— Так «вроде бы» или действительно возглавляет? — Русаков явно менял тактику. Он уже не пытался жать на начальника охраны, наоборот, старался говорить доверительно, превращая полковника из безразличного ко всему происходящему здесь служаки в союзника, в настоящего телохранителя. Тем более что он вспомнил: Буров был представлен к званию генерала, и вопрос, кажется, решен.

— Здесь не указано, что возглавляет именно Вежинов, однако в списке прибывших первым значится он.

«Еще бы! Все-таки секретарь ЦК КПСС по идеологии», — медлительно расшифровал это имя из «группы товарищей» Президент. Кстати, он заметил, что полковник не знает этих людей и называет их фамилии по чьей-то подсказке. Судя по всему, список составлен был наспех, от руки, а почерк оказался неразборчивым. Попутно Русаков вспомнил, что именно Вежинов ввел в кремлевский обиход его оригинальное должностное определение — «генсек-президент», напоминая тем самым, что Президент страны одновременно является и генсеком ЦК, о чем в «перестроечной» суете многие стали забывать. И Русаков готов был признать, что это на европейский лад, словно особый титул, звучащее «генсек-президент» ему нравилось.

— Докладываю также, что вместе с ним прибыл товарищ Дробин…

— И Дробин — тоже? Вот он, оказывается, где?!

Полковник в замешательстве помолчал, не зная, как реа­гировать на этот возглас руководителя страны

«Я полдня ищу этого разгильдяя!» — мысленно проворчал тем временем Русаков, вспомнив, что по телефону велел одному из остававшихся в Кремле референтов разыскать руководителя своего аппарата, до которого старший помощник Веденин никак не мог дозвониться. — Правда, теперь уже возникал вопрос: действительно ли помощник не смог дозвониться или же попросту не желал?» — все основательнее предавался генсек-президент своим подозрениям в заговоре.

— Дальше идут: генерал армии Банников…

«Замминистра обороны, главком Сухопутных войск?! — изумился Русаков. — Ему что здесь понадобилось, да еще и в составе «группы товарищей?!».

— А сам министр обороны маршал Карелин прибыл?

— Никак нет, не замечен, — ответил полковник после некоторой заминки.

— Вот именно, пока что «не замечен». Тогда как здесь оказался главком Сухопутных войск? Ему-то кто позволил появляться в резиденции Президента, в которой по должности без вызова ему вообще появляться не положено?

— Не могу знать, товарищ Президент.

— Так выясните.

— Прошу прощения, но теперь уже мне, по званию и должности, прибегать к подобным выяснениям не положено. Это удобнее было бы выяснить вашему помощнику. К тому же главком уже здесь, и с этим приходится считаться.

«…Уже хотя бы потому, что за всяким главкомом стоит все сухопутное воинство, целая армия», — мысленно поддержал его руководитель страны, наконец-то улавливая в голосе полковника, в этих его словах «…и с этим приходится считаться», некую доверительность.

Буров перестал строить из себя «незнайку», и, по существу, предупреждал его, что просто так, по личной прихоти или каким-то служебным делам, главком в крымской резиденции главы державы появиться действительно не может. И что прихватили его с собой «московские товарищи» только с одной целью — для силового устрашения.

А затем генсек-президенту пришлось напрячь всю свою фантазию, чтобы понять, причем здесь некий «товарищ Вальяжнин».

— Это еще кто такой — Вальяжнин? — мрачно поинтересовался он.

— Не могу знать, товарищ Президент. Но случайных людей в списке быть не может. Кстати, мне подсказывают, что, как выяснилось, группу «московских товарищей» сопровождают начальник управления охраны КГБ генерал-лейтенант Цеханов и генерал-майор госбезопасности Ротмистров, а значит…

Только теперь генсек-президент вспомнил: ба, так ведь Вальяжнин — является недавно введенным в состав членом Политбюро ЦК КПСС, поскольку назначен первым заместителем председателя Госкомитета по обороне! Из числа, так сказать, военно-промышленных производственников.

К тому же, стало ясно, почему вдруг «группа товарищей» столь легко проникла на территорию резиденции: ее провел генерал кагэбэ Цеханов. Кто из президентской охраны решился бы не впустить на территорию резиденции своего всесильного шефа?!

2

…Теперь уже Курбанов почти физически ощущал, как взгляд вишневых — с сиреневой поволокой — глаз женщины лазером пробивает, буквально вбуравливается ему в затылок, взбудораживая сознание и вызывая раздражающее чувство дискомфорта.

«Вынуждает обратить на нее внимание, вступить в контакт?! — мрачно удивился майор. — Ну, так вот он я, маз-зурка при свечах!» — и, протиснувшись между рыхлыми телесами двух женщин и дурно пахнущим бомжом, вновь оказался рядом с брюнеткой.

С любопытством проследив за его приближением, женщина демонстративно отвернулась к окну. Однако Курбанов не торопился обходить ее. За флирт надо было расплачиваться. Виктор умышленно протискивался так, чтобы поочередно коснуться ногами ее бедра, вдохнуть изумительный аромат духов, внимательнее присмотреться к профилю.

Женщине было под тридцать. Любовно отточенные черты смугловатого европейского лица умилительно сливались с едва уловимыми очертаниями азиатского лика, а смоль волос представлялась ему настолько натуральной и такой манящей, что Виктор едва сдерживался, чтобы не запустить в нее пальцы.

Женские волосы всегда были его слабостью. Если он когда-либо и влюблялся, то не в лицо, не в стан, и не в «бед­растую» походку, а именно в волосы. Однажды даже вынужден был расстаться с прекрасной женщиной, буквально взрывавшейся гневом при каждой попытке Виктора пройтись пальцами по ее густоволосому, курчавому и, как терновник, жесткому затылку. Притом что он так и не понял, почему подобные прикосновения вызывали у избранницы столь яростное невосприятие.

— Вы так наклонились надо мной, мужчина, словно чего-то там, на моем затылке, упорно ищете, — не теряла присутствия духа обладательница телесной роскоши.