Читать книгу "Сказки cтарого Вильнюса - Макс Фрай"

Я рисую потоки разноцветного ветра над густой чернотой прибрежных плодовых садов, а Тони корпит над главной площадью, где высажены подводные деревья, настолько высокие, что в их поднявшихся над поверхностью озера ветвях могут отдохнуть усталые летуны.

В девятой клетке я рисую мост, но не между берегами, а между землей и небом. В точности как Старый Лондонский мост, он застроен домами, по крайней мере, на обозримом участке, а что делается выше, за облаками, я не знаю. Куда уж мне.

Тони еще рисует, поэтому сигареты для нас сворачиваю я. Закончив последнюю, десятую клетку, он берет у меня самокрутку и, забыв прикурить, замирает, уставившись в небо. А я озадаченно разглядываю его картинку. Наконец спрашиваю:

– Слушай, а что это?

– Наверное, карта, – улыбается Тони. – Но не города, как у тебя была. А как туда добраться. В смысле отсюда. Ну, если вдруг приспичит. Мало ли что.

– Ого, – говорю я, всматриваясь в рисунок. И повторяю: – Ого.

А что тут еще скажешь.

Мы сидим прямо на бордюре и курим. Нам, по правде говоря, довольно зябко, потому что наш приятель ветер снова тут как тут. Пока мы рисовали, он отдохнул и теперь готов дуть сколько угодно.

Нам, если по уму, следовало бы оторвать задницы от холодного тротуара и бегом бежать в ближайшую кофейню или сразу домой. Но мы так устали, что пока можем только курить на ледяном солнечном ветру и блаженно улыбаться, глазея на причудливое дело своих рук.

Из соседнего двора выходит девочка лет семи. Рыжая девочка в старом красном пальто, достаточно пухлая, чтобы заслужить во дворе прозвище «бомба» или что-то в таком роде. У девочки коса до пояса, круглые зеленые глаза, упрямый лоб и такой волевой подбородок, что не хотелось бы мне оказаться на месте ее гипотетических обидчиков. В левой руке у девочки серая вязаная шапка, которую она только что сняла с растрепанной своей головы, в правой – круглая плоская белая коробочка, которую вполне можно использовать как биту. На лице у девочки крупными буквами написано несгибаемое намерение немедленно поиграть в классики, которые она сама так старательно чертила перед обедом, чтобы были только ее, чтобы никто не мешал прыгать и не смеялся над промахами.

Увидев наши с Тони рисунки, девочка изумленно замирает. Секунд на пять, не больше. Потом кладет биту на первую клетку, прямо на голову одной из моих рыб. И начинает прыгать.

Девочка прыгает очень аккуратно. Подолгу стоит в каждой клетке, примеряясь к следующему прыжку. Она старается – не то по возможности сохранить картинки, не то просто добиться идеальной точности движений. Ей, похоже, вполне удается и то и другое.

Добравшись до девятой клетки, девочка замирает и внимательно разглядывает десятую. Наконец вместо того, чтобы прыгать, носком цветастого резинового сапога осторожно подталкивает биту к границе между клетками.

Вот бита уже подползла к меловой черте. И потихоньку двинулась дальше. Вот… Черт, да где же она?

Толстая девочка в красном пальто стоит в девятой клетке, на моем мосту между землей и небом. И озадаченно разглядывает десятую, в которой нет ничего, кроме Тониного рисунка. Белая плоская коробочка никак не могла потеряться на его фоне. Тем не менее, ее там нет.

Девочка роняет на землю свою серую шапку. Машинально сует в рот кончик длинной косы. Думает. Садится на корточки, внимательно смотрит на картинку. Осторожно трогает ее рукой. Наконец поднимается и делает шаг вперед.

Мы с Тони глядим на нее как завороженные.

Улица Басанавичяус (J. Basanavičiaus g.)

Шесть комнат

Шесть отдельных комнат, одна из них угловая, с двумя окнами – на север и на восток. Две – просто на север, три – на юг, одна из южных – с балконом. И ни одного окна на запад, так почему-то получилось.

Не слишком много жилищ успел сменить за сорок с лишним лет; были еще, конечно, гостиницы, десятки почти одинаковых чистеньких спален, но они не в счет. Поэтому – всего шесть комнат.

Не раз спрашивал себя, откуда вообще взялась эта идея. Где-то вычитал? Слышал краем уха? Приснилось? Видел в кино? Наконец вспомнил: да сам же и придумал, давным-давно, когда давал первое в жизни интервью. Ну, строго говоря, второе, но поскольку дал их в тот день чуть ли не дюжину, одно за другим, так и не выпустив из рук чашку с остывшим кофе, за которую держался, как за спасательный круг, можно считать, что все это было одно почти бесконечное первое в жизни интервью. Журналистов интересовало мнение юного автора лучшего архитектурного проекта года практически по всем вопросам, включая грядущие парламентские выборы и очередной конец света, твердо обещанный всем заинтересованным лицам уже в августе. А свежеиспеченная знаменитость думала только об одном: главное, не ляпнуть сейчас прилюдно, что идея участвовать в конкурсе и сам проект были просто слишком далеко зашедшей шуткой. Подобные признания нельзя делать ни в коем случае. Особенно когда они правдивы.

Отвечать на бессмысленные вопросы поначалу было забавно, но через четверть часа надоело, и тут милая девушка в голубой вязаной шапочке вдруг спросила: «А какой идеальный дом вы бы построили для себя?» Из-под шапочки выбивались каштановые локоны; девушка была чертовски хороша, из числа тех, кому хочется понравиться, даже если не планируешь продолжить знакомство, а вопрос, хоть и банальный, давал возможность распустить хвост. Принялся вдохновенно рассуждать: дескать, непосредственно к архитектуре и дизайну интерьера это вообще никакого отношения не имеет, потому что идеальный дом для человека – это дом его детства. Впрочем, почему только детства? Идеальный дом – это сумма всех комнат, где тебе хорошо жилось. Тут же подсчитал: на сегодняшний день в моем идеальном доме было бы всего три очень скромно обставленные комнаты, но это, конечно, просто вопрос времени.

Время добавило к трем комнатам еще три, обставленные много лучше. То есть не как попало, а соответственно вкусу и необходимости. В сумме вышло шесть отдельных комнат, одна из них угловая, с двумя окнами – на север и на восток. Две – просто на север, три – на юг, одна из южных – с балконом.

…Но тогда это, конечно, была просто досужая болтовня, предназначенная симпатичной шатенке в голубой шапочке. В голову не пришло бы затевать что-то подобное. Разве что по просьбе заказчика, но где такого найдешь.

Однажды, давно, кажется, еще до премии за лучший проект и увлекательных перемен, которые за нею воспоследовали, приятели завели разговор: кто чем стал бы заниматься, если бы внезапно, без усилий разбогател? Выигрыш в лотерею, клад, наследство, бесхозный чемодан с купюрами в лифте, задушевная дружба с горными гномами – неважно. Чем бы занялся, если бы отпала необходимость зарабатывать – вот вопрос! Сказал тогда, не задумываясь: да все тем же и занимался бы, только работать пришлось бы гораздо больше, потому что на самые интересные проекты вечно не найти денег, а если бы они у меня были – о-о-о, тогда…

«Выходит, ты очень счастливый человек», – изумился кто-то из приятелей. Пожал плечами: «Да, наверное». Никогда не задумывался, счастлив или нет. «Счастливый» – это просто слово, поди угадай, каким значением наделил его говорящий. С остальными словами, впрочем, та же беда. То ли дело стены, крыша, окна, двери, лестницы, пол, фасад, коммуникации, фундамент. Дом.