Читать книгу "Тимиредис. Запад и Восток - Надежда Кузьмина"

Капище пряталось прямо под домом конунга, который затем и зазвал нас на Понехъёлд, чтобы, перебив сопровождающих, выдать меня за одного из сыновей и получить таким образом власть над герцогством Сайгирн. Ульхдаттвар знал о случившемся с Асом. И, хотя сам вроде и не вмешивался, прямых приказов не отдавал, но попустительствовал. Именно сводный брат Могучерукого стал палачом Аскани, именно он сотворил с ним то, что невозможно представить в жутчайших кошмарах, — «красного орла».

Страшно вспомнить, каким мы нашли Аса…

Крылья викинговского «орла» — торчащие над спиной дуги выломанных рёбер. Позвоночник искорёжен, сломан, перебит. Одно сдувшееся лёгкое розовым лоскутом лежит на спине… Ас умирал — в боли, крови, чудовищных муках… и умер бы, если б не Шон, сначала погрузивший его в стазис, а потом использовавший темпоральную магию, чтобы обратить время вспять и спасти позвоночник.

Секретное волшебство двух королевских домов Содружества и объединённые усилия до предела выложившихся сильнейших магов: Шона, Императрицы Астер, лордов Ардена и Тиану — такова была цена спасения жизни Аса.

А для меня она стала иной — лорд Арден предложил использовать редкое заклинание из арсенала эльфийского правящего дома, позволяющее принять половину повреждений и половину боли кровного родича, чтобы дать шанс Аскани выжить. Но при этом честно предупредил, что гарантий нет и погибнуть можем оба. Только выбора тоже не было — мыслимо ли оставаться в безопасности, видя, как мучается и умирает друг, и зная, что мог бы его спасти?

И тут о гарантиях уже не вспоминаешь, разные «возможно» и «вероятно» перестают существовать. Всё просто: либо «да», либо «нет».

Решение было принято без колебаний, на надрыве того страшного дня. О цене для себя я не думала — разве она важна?

Сгладить страх отчасти помогло злое удовлетворение от того, какую цену — виру за предательство и вероломство — пришлось заплатить Ульхдаттвару Могучерукому. Призванные Властелином Небес Шангарром драконы выжгли Арнегастхольм дотла. Даже не дотла — на месте людного города осталось гладкое мёртвое поле вулканического стекла… и оно останется там навсегда. Навечно.

Но невероятный миг, когда в голубых небесах разверзся гигантский рифт и из него, призванные магией Властелина Небес, посыпались драконы — десятки, сотни драконов, — я тоже буду помнить всегда…

Как и боль.

Я думала, что привыкла к боли, что её не боюсь…

А оказалось, я просто не знала, что такое боль. Такая, что мир становится чёрным и красным, что сама не слышишь своего крика, что кажется, будто лопнут глаза, а потом, за вспышкой, обрушивается темнота… Секунды такой боли стоят месяцев обычной жизни.

Мы выжили.

Во мне, как и в Асе, от пережитого проснулась драконья суть.

Теперь предстояло к этому привыкнуть.

Только ночью казалось иногда, что я опять чую смрадный дым факелов и запах крови, а если открыть глаза — нахлынут ужас и тьма, я снова окажусь в той яме и опять передо мной будет чёрный алтарь и распластанный на нём Аскани…

Ничего, я справлюсь: вырасту и однажды стану драконом, постараюсь жить долго-долго, буду сильной и смогу защитить тех, кого люблю!

Глава 1

Только для математика слова «перпендикулярно» и «нормально» значат одно и то же.

Н. Кузьмина

— Если человек задаёт себе вопрос о смысле жизни, значит, что-то у него крепко не ладится, — сообщил Шон. — Нормальным людям в нормальном состоянии обычно вполне хватает вопроса «как?». То есть важна не цель бытия, а способ, сам процесс, понимаешь?

Вместо ответа я вздохнула.

Мы с Шоном, вдвоём, рядышком, сидели на красной черепичной крыше дома в Галарэне, уставясь на догорающий закат. Солнце уже почти исчезло за западными горами, и на востоке — на тёплом синем небе — появились искорки первых звёзд. В саду под нами звенели цикады, мимо пролетел с басовитым гудением большой тёмный жук, у кустов кружили яркие зеленоватые огоньки — светлячки начали вечерний танец. Пахло хвоей и цветами. Казалось бы, всё снова хорошо, даже черепица под попой уютно-тёплая, нагревшаяся за день от солнца… вот только хорошо я себя не чувствовала…

Аскани сидеть с нами не захотел, а вместо этого снова куда-то пропал — наверное, опять притулился под большой сосной на косогоре, уставился на крыши и огни Галарэна и башни магической Академии вдали. Что-то у нас действительно крепко не ладилось… Сначала, когда мы три дня назад поднялись с постели, показалось, что всё почти нормально — нам повезло, мы выжили и даже в плюсах — зарычали наши драконы. А потом накатила отдача. Нахлынула чёрной волной, стеной беспросветной тьмы, накрыв и меня, и Аса…

Шон рядом поднял руку в широком чёрном рукаве, завёл за голову. Потом обернулся ко мне:

— Ожидаемый побочный эффект, — запустил длинные пальцы в уже и без того лохматую шевелюру. — И что делать?

— Ты сейчас о чём именно? — осторожно откликнулась я.

— О вашей хандре. Когда твой выхухоль в последний раз смеялся от души?

После пробуждения драконов Шон поменял наши прозвища, подняв нас по эволюционной лестнице. Я вместо кузнечика членистоногого стала желторотым воробьём, а имя для Аскани ещё не устоялось — Шон обзывал его то выдрой, то выхухолем, то даже каким-то цуциком. Я сунулась было в энциклопедический словарь в библиотеке, но зверя по имени цуцик там не обнаружила. И на слух звучало как-то неправильно. Красавец Ас — высокий, гибкий, с чёрной гривой до пояса — был скорее чёрным соболем или ирбисом. Только Шон вряд ли будет так его звать. Всё же прозвища — они в воспитательных целях, а не в хвалительных.

Но Шон был прав: Ас выглядел не просто серьёзным, а грустным. Сумрачным. Словно на него упала густая тень столетней ели, выросшей у чьей-то могилы…

— Именно упала. Знаешь, когда с человеком случается что-то плохое, всегда найдётся доброхот, который посоветует: «Да иди отдохни, ляг и поспи! Утром проснёшься — всё по-другому покажется!» Только это совершенно неправильно.

— Почему неправильно?

— Потому. Фишка в том, что мозг, когда человек спит, как раз занят осмыслением и закреплением полученного опыта. Пережитое за день переносится из кратковременной памяти в долговременную, где и застревает. А надо тебе, чтобы падение с крыши, предательство друга, уличное ограбление или вот как у вас — чудовищная боль — фиксировались в памяти навечно? Наоборот, нужно, если позволяют условия, гонять травмированного как Сидорову козу, пока не упадёт. И не давать спать, сколько выдержит. Не зря говорят, что работа лечит. Жаль, что в вашем случае такое было невозможно… усыпить пришлось. Ничего, расхлебаемся! Как ты смотришь на… — Шон почесал нос, — м-м-м… — замолчал и задумался.

Ясно. С тех пор как мы очнулись четыре дня назад, чего Шон с нами не делал! В пруду с горячими источниками мы плавали по три-четыре часа ежедневно — я чувствовала, что ещё немного, и у меня сами собой отрастут плавники и рыбий хвост. Верхом ездили — Шон сказал, что при этом работает поясница и вообще нагрузка на спину как раз такая, какую нам сейчас надо. По городу гуляли. Зверинец Академии посетили, на трофейного мамонта полюбовались. Только я, хоть и старалась показать, что всё хорошо, даже здорово, тоже чувствовала себя странно, словно всё это и не со мной. Словно смотрю со стороны через толстое стекло на кого-то другого. Другая худенькая девушка с грустными карими глазами расчёсывает длинные волосы перед зеркалом… аккуратно ест за столом… читает в саду под миндалём — уже не цветущим, а обвешанным зелёными фигулинами — книгу. Прежде б я от радости — мы гостим в доме семьи Астер в Галарэне, а Шон заглядывает каждый день — в себя прийти бы не могла. А сейчас радость полиняла, как много раз стиранная тряпка, а жизнь потеряла вкус.