Читать книгу "Поющая в репейнике - Анастасия Машкова"

И все же Ритуся – несчастное существо. Она замужем за богатеньким торгашом – форменным гадом, которого умудряется любить не меньше, чем Утка профессора. А гад Ритку, похоже, не любит. Нет, он, конечно, отправляет ее в Альпы вместе с дочкой Никой и дарит увесистые колечки, но этим весь пыл муженька исчерпывается.

Самое страшное, что он вообще не разговаривает с женой. Совсем. Он ее просто не замечает. По словам Ритки, как закончился медовый месяц, так муж и забыл о существовании благоверной.

В душе Маня считает Ритку бесхарактерной, но, впрочем, понимает, что резко менять налаженную и сытую жизнь страшновато. К тому же Ритка, бедолага, верит, что вернет любовь гада. Наивная трусиха, что и говорить…

Нудная работа, которую Кашина упорно не бросает, держит ее на плаву. В психологическом, конечно, плане. Десятилетняя Ника, как «хлебная карточка», могла бы прокормить матушку до совершеннолетия и, возможно, дольше. Но Ритка – молоток, тянет бухгалтерскую лямку и хоть немного отвлекается от своей золотой клетки в казенной комнатушке с вытертым паркетом и облупленными столами, перекочевавшими, похоже, со съемочной площадки какого-нибудь советского фильма о передовиках производства.

Наталья Петровна Блинова – еще один «кулинарный шедевр» этой бух-столовки. Она – вторая бабулька, приятельница бабульки первой – Елены Стефановны. Впрочем, сама Блинова считает себя женщиной «в самом расцвете сил и красоты». Маня лишь усмехается, глядя на ее исполненную звероподобного апломба физиономию. Вот уж на кого она не хотела бы походить никогда, ни в каком возрасте и ни при каких обстоятельствах. Наталья Петровна толста, криклива, безвкусна и хитровата – пытается за панибратством и простецкостью скрывать свою хитромудрость. Для всех Блинова – этакая русская душа нараспашку. Но Маню не проведешь! Она уверена, что именно Наталья Петровна стучит на всех Полкану. Маню Блинова от души презирает, Ритку тихо ненавидит, перед Полканом изображает рвение, но, кажется, не преминет плюнуть в его любимую чашку, которую «по доброте душевной» споласкивает. И лишь с Уткой приятельствует и ценит ее, похоже, не только на словах.

К примеру, сегодня бабульки все утро обсуждают какую-то «румынскую стенку в хорошем состоянии», которую Блинова безвозмездно предлагает Утинской. Насколько успевает понять Маня, вдова Блинова съезжается с одним из своих великовозрастных сыновей. Стенка «в хорошем состоянии» категорически не вписывается в новый интерьер.

– Как же ты, Наточка, без привычной своей мебели? Это ведь… твоя жизнь, воспоминания! – попискивает и заламывает руки Утка.

– Да в гробу я видала такие воспоминания! Какой шкаф ни открою – все худшее так и всплывает перед глазами, – раскатистым баском парирует Блинова.

– К примеру, за книжками Гошка, Царство ему, конечно, Небесное, прятал поллитровки. Я один раз решила бутылку перепрятать, а своему соврать, что выпил он уже ее, пьянь такая подзаборная! Взяла стремянку и полезла в коробки с елочными игрушками. Ну и грохнулась с верхотуры своим молодым и хорошеньким личиком вниз. Бутылка вдребезги, два зуба – долой. Под корень сломала. Во, видала мои золотые?

Блинова оскаливается и демонстрирует свои верхние зубы. Будто никто не лицезрел до этого их драгоценного сияния.

Рита с Маней многозначительно переглядываются.

– Какая трагедия, Ната, – причитает Утка, морща лобик. – Но… если все это так тяжело, столько отрицательной энергии, я даже и не знаю… Ты ведь понимаешь, что негативные вибрации накапливаются и что космическая память, как безупречный компьютер, все хранит и, безусловно, влияет на окружающее пространство.

Маня тяжело вздыхает. Если Утка садится на своего любимого эзотерического конька, то все! Хоть святых выноси – не заткнется.

Блинова, подкованная подругой в вопросах взаимоотношения с космосом, милостиво выслушивает очередную порцию «святых законов», но возражает достаточно земно:

– Лена, какое пространство?! Твое пространство – Бобочка. Он, наконец, расставит все свои ученые тома, а ты впихнешь свои мракобесные брошюрки. И еще тьма-тьмущая места останется. На упаковки сенаде и артроцила.

– Зачем ты так, Ната? – оскорбляется Утинская.

– Да я серьезно! В этой стенке скарб всей нашей бухгалтерии можно похоронить, не то что распихать пожитки двух стариков не от мира сего.

Блинова обводит критическим взором стеллажи, битком набитые документами.

– Ну, в общем, да… – сокрушенно кивает Елена Стефановна. – У нас все так неорганизованно… Я же рассказывала тебе, что Бобочка три года спал на кровати с импровизированной ножкой из журналов «Иностранной литературы» за 85-й и 86-й годы. Кажется, и за 87-й тоже.

– Вот то-то и оно!

Блинова в раздражении встает и подходит к обеденному столику, чтобы включить чайник.

Рита смотрит на часы.

– Пора, Мань. Без пяти час.

Сегодня благодатное обеденное время приблизилось на удивление быстро. Быть может, потому, что досточтимого Полкана не было на месте все утро. При нем бабульки не посмели бы журчать в свое удовольствие битых три часа.

Маня выпархивает из-за стола и спешит присоединиться к Рите, которая уже надевает пальто. А то сейчас откроется холодильник, бабульки начнут доставать свои судки с баночками и по бух-столовке поплывет непередаваемый запах домашних тефтелей и солянки. От него, как, впрочем, и от глупой болтовни старших коллег, Маня с Риткой убегают на улицу: стараются использовать законный час отдыха по полной. Ходят в ближайшую забегаловку перекусить и под настроение прогуливаются по торговому центру, где Ритка примеряет какие-нибудь сумасшедшие сапоги или блузки. Маня на ценники не смотрит из принципа: какой в этом смысл? С «канцелярскими» зарплатами может позволить себе что-нибудь только в период распродаж. Ритка же на ценники не смотрит, потому что может купить все, что душа пожелает, но редко что выбирает из этого «барахла». Словом, подруги ходят в магазин глазеть, болтать и хихикать.

Преодолевая сопротивление пронизывающего декабрьского ветра и прикрываясь от снежной мороси зонтами, подруги бегут к стеклянным дверям торгового центра, норовя переломать ноги. Ритка приучила Маню всегда быть в форме и не давать себе поблажек в виде удобных ботиночек на плоской подошве. Маня мучается на каблуках, каждый день наводит марафет-макияж, мерзнет в модном пальтишке. Красота, зараза, требует еще каких жертв!

– Ритка, я больше этого терпеть не могу! Для кого все эти муки ада? Для Полкана? – кричит Маня подруге, которая на своих длиннющих ногах мчится, как грациозная лань, впереди. Волосы ее стильно развеваются на ветру. Просто кадр из рекламы средства от простуды. Типа, выпей эту чудо-хреновину и почувствуй себя в промозглой Москве как под солнцем Майами – счастливой, здоровой, полной сил.

– Мань, не будь Блиновой! Подумаешь, какое дело – тридцать метров пробежать? – осаживает ее на ходу подруга, едва поворачивая голову и улыбаясь.

– Так холодно! У меня даже желудок свело.