Читать книгу "Арабская дочь - Таня Валько"

В следующее мгновение слышатся удар и сдавленный стон Ахмеда. Дорота прижимает палец к губам и показывает Марысе: молчи. Трясущейся рукой поправляет соску Дарьи и, повернувшись, на цыпочках выходит в спальню.

Непонятно, как такое могло произойти — наверное, от страха она слишком сильно сдавила малышку, а может, это ее учащенно бьющееся сердце разбудило дочку. Дарья вдруг открыла глазки, скривила рожицу и издала тихий писк, который уже через несколько секунд превратился в вой, похожий на сирену.

Дорота вбегает в комнату, закрывает дверь на ключ и баррикадирует ее тяжелым комодом. Откуда только силы взялись, чтобы его передвинуть, но сделала она это единым движением. Затем женщина бросается в самый дальний угол спальни и тащит за собой пораженную Марысю. Они садятся на пол и, словно цыплята, прижимаются друг к другу, вот только Дарья не прекращает своего концерта. Дорота слышит шаги на лестнице и от ужаса хватается руками за голову. Кто-то дергает дверную ручку, позже колотит в тяжелую деревянную дверь, которая, как надеется молодая женщина, все-таки выдержит. От мощного удара ногой замок срывается. И она уже знает, что ничто ее не спасет. Сорванная с петель дверь падает и переворачивает тяжелый комод. Столько сил может быть только у чудовища! Дот не хочет его видеть и от ужаса закрывает глаза. Девочки уже голосят вместе.

— А-а-а, вот где ты прячешь своих розочек, ублюдок. — Огромный подонок оборачивается к шатающемуся у входа Ахмеду и отвешивает ему тяжелую оплеуху. — Ну, показывай, что тут у тебя.

Два прыжка — и вот он уже около Дот и детей, тянет ее за волосы, вырывая их клоками.

— Какую блондинку себе отхватил! — отвратительно смеется бандит, скаля неровные пожелтевшие зубы.

Схватив Дот за волосы и юбку, бросает ее на большое супружеское ложе, а Марысю швыряет к лежащей на полу Дарье. Еще раз оценивает женщину взглядом, сжимает потрескавшиеся губы, а потом медленно поворачивается к покорному Ахмеду.

— Ну, — говорит он наконец, как бы преодолевая сопротивление. — Может, еще договоримся, приятель?

Он отпускает светлые волосы Дороты, и она, как львица, защищающая котят, бросается к перепуганным и заплаканным дочкам. Мужчины выходят из комнаты, оставляя их в страхе и слезах, но муж и отец не делает ни единого шага в сторону жены и детей. Дот слышит шепот в коридоре, а потом отвратительный предвкушающий смешок бандита. Еще один голос, полный веселья, присоединяется к остальным.

Через минуту дело набирает обороты: на лестнице раздается топот тяжелых ног, доносятся какие-то разговоры, в открытую дверь тянет вонь дешевых папирос. Дорота сидит на полу, застыв как статуя, словно она лишь свидетель происходящих событий. Ахмед вбегает в спальню и, не глядя на жену, вырывает у нее кричащих детей, подхватывает их, как котят, под мышку, а затем, не оборачиваясь, выходит. Ему на встречу с откупоренной бутылкой виски в руке входит главарь — она уже понимает, что стала выкупом. Любимый муж без зазрения совести обменял ее на свою гребаную правоверную шкуру.

В силу своих возможностей молодая женщина старается сопротивляться, но вонючий подонок несравнимо сильнее ее. Ее сопротивление не продержавшись и минуты — вот она чувствует его палец у себя внутри.

— О, какая тепленькая цыпочка, — дышит он ей в ухо, и от вони изо рта у нее спирает дыхание.

— Ох, если бы у меня дома была такая… Я бы по ночам не таскался и плевал бы на тех, которые на меня вешаются как груши.

— Ублюдок! Гребаное дерьмо! — ругается она, под тяжестью огромного тела, придавившего ее у нее едва хватает сил двохнуть.

— Твоя правда, — смеется насильник, срывая с нее белье. — Святая правда, идиот твой муж.

Он входит в нее одним сильным толчком, и она почти теряет сознание от боли, обжегшей внезапной волной низ живота. Мужчина продолжает и без отдыха изливается в нее многократно. Она истекает кровью, а ее заплаканные глаза постепенно затягивает пелена. Как бы издали, из другого измерения, до нее долетают собственные стоны. Закончив, главарь, довольный собой, одним глотком опорожняет полбутылки водки.

— Эй, не будь таким жадным, дай другим попользоваться, — слышит Дорота настойчивые мужские голоса из коридора. — Шеф…

— Пусть попробует кто-нибудь сейчас войти, пристрелю как собаку, — угрожает главарь банды. — Вот закончу, тогда и позабавитесь.

Дороте уже все равно. Она надеется только, что не переживет этого.

— Ну что, куколка, продолжим? — нагло усмехаясь, спрашивает бандит.

Из последних сил она царапает ногтями омерзительную носатую морду насильника и видит струйки крови, хлынувшей из надбровья. А потом он переворачивает ее на живот, и теперь у нее перед глазами только разноцветный плед, который им с Ахмедом достался в подарок от свекрови на седьмую годовщину их свадьбы.

Ахмед трясущимися руками старается открыть дверь своего большого дома — семейного гнезда. Марыся стоит рядом с опущенной головой, глаза у нее большие, грустные, ничего не понимающие от страха. На лице девочки не только испуг, но и недоумение, да и взгляд какой-то отсутствующий. Дарья извивается у отца под мышкой, но плач уже перешел в едва слышное хныканье.

— Что здесь происходит? — В проеме внезапно открывшейся двери появляется разгневанная пожилая арабка, все еще красивая, несмотря на годы.

— Бабушка! — Марыся бросается к ней в объятия и взрывается непрекращающимся плачем. — Бабушка, любимая, ты не уехала, не оставила меня! — рыдает девочка, и губы ее кривятся.

— Быстро входите и закрывайте дверь. — Взволнованная женщина впихивает всех внутрь. — Где Дорота, почему бы ей тоже не спрятаться у меня?

Она подозрительно смотрит на сына.

— Ты выслал ее одну в Польшу?! — восклицает она с упреком.

— Потом поговорим. — Ахмед отдает матери раскапризничавшуюся Дарью и спешит укрыться в своей комнате.

— Сын, я задала тебе вопрос! — кричит ему вслед старая женщина. — Не веди себя по-хамски и не поворачивайся ко мне спиной.

Она крепко хватает его за рукав рубашки, пытаясь остановить.

— Бабушка, бабушка! — Марыся, превозмогая плач, присоединяется к разговору. — Бабушка, мама осталась в большом доме тети Мириам! Пришли страшные бандиты, напали на нас…

— Девочка моя, о чем ты говоришь? — Мать с недоверием смотрит на Ахмеда.

— Я никогда не лгу, так меня мамочка учила и ты, бабушка. Нельзя обманывать ни в исламе, ни в христианстве, правда?

— Да, любимая, нельзя обманывать и нельзя творить зло… Но некоторые люди, даже воспитанные в вере, позволяют себе это регулярно, — отвечает она, выразительно глядя в глаза сыну.

— Это правда, Ахмед? — спрашивает она холодно.

— Поговорим позже, без детей.

Мужчина захлопывает дверь у них перед носом.

— Марыся, наверное, мама никуда не делась, только упаковывает кое-какие вещи в чемоданы, чтобы вам было во что переодеться.