Читать книгу "Зоопарк в моей квартире - Леонид Сергеев"

— Сейчас поедем в депо. Ночью в вагонах уборщицы будут прибираться и найдут вашего хомяка. Я сообщу о нём уборщицам. Так что приходите завтра.

Я стоял в нерешительности — как можно вернуться домой без Плутика?!

— Иди, иди, — подтолкнула меня кондуктор. — Уж скоро ночь, сейчас его всё равно не найдёте. А уборщицы найдут.

Дома я не находил себе места. Смотрел на пустую клетку и еле сдерживался, чтобы не заплакать. А утром чуть свет прибежал в депо, и сторож вручил мне Плутика… в большой стеклянной банке.

— Принимай путешественника, — сказал. — И в следующий раз грызуна в коробке не вози. Только в клетке. Или вот так, в банке.

С тех пор я вообще Плутика никуда не возил. Я понял — он домашнее животное и лучшее путешествие для него — «петля» по комнате.

Однажды, шагая по своему обычному комнатному маршруту, Плутик нашёл на полу деревянную линейку. Это была для него слишком тяжёлая вещь, но всё-таки он полез с ней по занавеске. И для чего она ему понадобилась? Непонятно. Ну не измерять же своё жилище?! Скорее, по привычке — я же говорю, он был запасливый, хозяйственный. Он уже долез до края стола, как вдруг сорвался и шлёпнулся на пол. Подняв Плутика, я увидел, что у него на одной задней лапе содрана кожа, а другая сильно скрючена. Я встревожился и побежал в ветеринарную лечебницу. Осмотрев Плутика, врач сказал:

— На одной лапе сильный перелом. Придётся ампутировать. Но ты не огорчайся, ему ведь не надо прыгать. А ходить он и на трёх сможет.

Так и стал Плутик инвалидом. Его рана быстро затянулась, и вскоре он уже гулял по своему маршруту, только теперь постукивая культёй. И по этому стуку я всегда знал, где он находится.

Днём, когда я был в школе, Плутик чаще всего спал, а вечером, когда я садился за уроки, просыпался и обходил «петлю». Потом шебуршил, хозяйствовал в клетке. Он занимался своими делами, я — своими. Случалось, мне не хотелось делать уроки, и я подолгу наблюдал за Плутиком. А он без устали, деловито всё что-то перекладывал, прятал, прикрывал газетами, приводил свой внешний вид в порядок. Я смотрел на него, и мне становилось стыдно за своё лентяйство — Плутик как-то заражал меня трудолюбием.

Мы с Плутиком всё сильнее привязывались друг к другу. После школы я уже не засиживался у приятелей, как раньше, а спешил домой. И Плутик скучал по мне. Мать говорила:

— Когда тебя нет дома, Плутик не выходит из клетки и ничего не ест.

Он прожил у меня два года. Лазил по клетке, ходил по «петле», смешно набивал полные щёки семечками и орехами, сосал воду из трубки-«градусника», делал запасы, обустраивал «спальню». Но с каждым месяцем всё реже выходил из клетки, а потом и из «спальни» стал вылезать редко. Он спал всё больше и больше и как-то незаметно однажды заснул навсегда.

Сима

Кошка Сима была в почтенном возрасте, ей исполнилось двенадцать лет, и за все эти годы она ни разу не покидала квартиру. Случалось, когда хозяева уходили на работу и открывали дверь, Симе удавалось заглянуть в коридор, но ничего интересного она там не замечала — всего лишь коробки, лыжи, санки; иногда появлялся кто-нибудь из соседей.

Будучи сугубо домашней кошкой, Сима никогда не была во дворе, не видела ни своих собратьев, ни каких-либо других животных — разве только птиц за окном, но и тех неотчётливо — окна закрывали занавески.

Квартира была уютной, хозяева Симы — бездетные супруги — любили свою питомицу, но уделяли ей мало времени, поскольку с утра уходили на работу и возвращались поздно, уставшими. Когда она была котёнком, они с ней изредка играли — кидали на пол шарики из бумаги — Сима прыгала на них, подкидывала, ловила и снова катила к хозяевам. Когда Сима подросла, с ней перестали играть — ей только и оставалось, что гоняться за мухами.

Симу хорошо кормили, иногда брали на руки, гладили; спала она с хозяевами на одной тахте… Многие бездомные кошки позавидовали бы её благополучной жизни, но с другой стороны, в этой спокойной, ничем не примечательной жизни ничего не происходило. За долгие годы Симу ни разу не вывели во двор, она не испытала никаких приключений, любви, не стала матерью, можно сказать, она была кошкой без биографии. От однообразной, малоподвижной жизни под старость Сима превратилась в нескладную, вялую толстуху, которая большую часть суток спала на тахте.

Однажды хозяевам предстояла долгая командировка на всё лето за границу, и они стали обзванивать знакомых, чтобы пристроить Симу на время их отъезда. Но у одних знакомых были свои животные — кошки, собаки (у некоторых и попугаи, хомяки, морские свинки), и, вполне понятно, эти люди опасались, что их питомцы встретят новую квартирантку не очень-то доброжелательно. Другие знакомые никогда не держали животных и боялись брать на себя такую ответственность. Третьи уже запланировали провести летний отпуск у моря, четвёртые попросту не хотели лишними заботами усложнять свою жизнь.

Выручил хозяев Симы одинокий писатель Анатолий Анатольевич. Он был пожилым человеком, страдающим от повышенного давления. Хозяева Симы почти не надеялись на то, что писатель согласится взять кошку, да ещё на целых три месяца, но неожиданно он сказал:

— Я с удовольствием возьму вашу Симу. Я собираюсь всё лето работать на даче, и вдвоём нам будет веселее. К тому же врачи говорят, что надо каждый день, хотя бы полчаса, гладить собаку или кошку — это снижает давление. Вдруг, действительно, поможет?

Писатель повёз кошку на дачу в большой корзине с привязанной картонной крышкой. Всю дорогу Сима нервничала, мяукала, скребла прутья корзины — пыталась выбраться. Ещё бы! — впервые её посадили в какую-то тесную клетку и везли неизвестно куда. Анатолий Анатольевич её успокаивал:

— Потерпи немного, Сима. Скоро приедем на участок, там тихо, спокойно, тебе понравится.

Когда они прибыли на дачу, писатель вынул кошку из корзины и посадил на террасу.

— Ну вот, Сима, мы и на месте. Сейчас открою дом, приготовлю нам с тобой обед, а ты пока осваивайся, погуляй по участку.

Но Сима не сдвинулась с места; открывшийся перед ней огромный красочный мир — берёзы и ели, кусты смородины, цветы и травы — всё это зелёное царство, наполненное шелестом, гомоном, писком, стрекотанием, копошением, так ошеломило её, что она прижалась к корзине и только пугливо озиралась по сторонам. Она даже отказалась от еды и так и просидела около корзины до темноты, пока писатель не отнёс её в дом.

Ночью Сима не спала. Анатолий Анатольевич понимал, что на неё свалилось слишком много впечатлений, и подумал — как бы у старушки не случился нервный срыв. Он брал её к себе в постель, поглаживал, почёсывал за ушами, но, как только засыпал, Сима перебиралась к открытому окну и всматривалась в темноту, прислушивалась к ночным звукам… Утром Анатолий Анатольевич так и застал её у окна, глазеющей на участок.