Читать книгу "Последний царь - Эдвард Радзинский"

Уж очень они пристрастны. Я понимаю формулу: «Врет, как участник». Вера Леонидовна – всего лишь современник, любопытствующий человек со стороны.

И был один из рассказов Веры Леонидовны о конце «Атлантиды»:

«Уже после революции моим мужем стал Михаил К. «Еще одна победа большевиков», – написала эмигрантская газета о нашем союзе. (К. был знаменитым журналистом в 20–30‑х годах, расстрелян в годы террора. – Э. Р.)

В гостинице «Метрополь» жили тогда видные большевики. Для развлечения они часто приглашали туда писателей, журналистов, служивших новой власти. К. часто бывал в «Метрополе». Однажды он встретил там двоих…

Один был главой большевиков в Екатеринбурге, когда там расстреляли царскую семью, другой – руководил расстрелом.

И они вспоминали, как все было… Пили чай вприкуску, хрустели сахаром и рассказывали, как пули отскакивали от девочек и летали по комнате… Их охватил страх, и они никак не могли добить мальчика… он все ползал по полу, закрываясь рукой от выстрелов. Они только потом узнали: на великих княжнах были пояса, в них были зашиты бриллианты… Бриллианты их защитили… К. потом говорил, что наверняка должна была быть фотография этого ужаса: «Уж очень они гордились – последнего царя ликвидировали, – не могли они потом не сняться с убитыми. Тем более что этот главный убийца был в прошлом фотограф». И К. все искал эту фотографию».

Цареубийцы за чаем… и пули, которые отскакивают от девушек, и мальчик на полу, и фотография… этого я уже не мог забыть.

А потом в моем Историко-архивном институте я услышал о секретной «Записке», которую написал тот самый бывший фотограф, руководивший расстрелом Царской Семьи. Его звали Яков Юровский. В этой «Записке» он все будто бы изложил.

Уже проходя архивную практику, я оказался в Центральном архиве Октябрьской революции. И тотчас наивно спросил о «Записке» Юровского.

– Не существует никакой записки Юровского, – жестко ответила сотрудница, как бы подчеркивая бестактность вопроса.

Но фонд Романовых мне показали. К моему изумлению, во времена, когда все было засекречено, эти документы выдавались.

Сначала я увидел альбомы с романовскими фотографиями – все та же сотрудница с бескровным лицом вносила и уносила один за другим гигантские альбомы – сафьяновые, кожаные, с царскими гербами и без… Ни на секунду не оставляла она меня наедине с этими фотографиями. Сначала холодно-равнодушно, а потом, забывшись, увлекшись, объясняла мне каждую из них, будто хвастаясь этой диковинной, исчезнувшей жизнью… Тусклые картинки царских фотографий были окном, куда она заглядывала из нищей, скучной жизни.

– Они все снимали, – с какой-то гордостью объясняла она. – У всей семьи были фотоаппараты: снимали дочки, сам царь и царица.

Фотографии, фотографии… Высокая тонкая красавица и милый молодой человек – время их помолвки.

Первый ребенок – девочка на слабых ножках.

А вот уже четыре дочери сидят на кожаном диване… А вот появился мальчик – долгожданный наследник престола. Вот он – с собакой, вот – на велосипеде с огромным колесом – забавном велосипеде того века. Но куда чаще он в постели – и рядом императрица. Как она постарела… глядит в фотоаппарат, глядит на нас… Горькая складка вокруг рта, тонкий нос стал крючковатым – печальная, немолодая женщина.

А вот Николай и будущий английский король Георг, они смотрят друг на друга – поразительно, до смешного похожие (их матери были сестрами). Фотография царской охоты: огромный олень с гигантскими рогами лежит на снегу… А вот отдых: Николай купается – он нырнул и плывет совершенно голый, – и со спины его обнаженное сильное тело.

Я часто вспоминал потом эти фотографии: мертвый олень и голый царь… Когда думал, как он, мертвый и голый, лежал на теплой июльской земле у той ямы, куда бросили потом его тело.

А потом я начал читать его дневник.

Июль 1918 года. Чехословацкий корпус и казачьи части подошли к Екатеринбургу. Большевики должны сдать город… Последним поездом выехал из Екатеринбурга Яков Юровский. В царских кожаных чемоданах «секретный курьер» (так он официально назывался в документах) вывез свой груз – семейный архив только что расстрелянных Романовых.

Как он ехал в поезде… Просматривал альбомы с фотографиями… Бывшему фотографу это так интересно. Но главное, конечно же, он прочел дневник царя. Дневник того, с кем отныне и навсегда будет связано его имя. С каким чувством он листал его в долгой дороге, пытаясь представить эту жизнь, протекавшую на глазах целого мира…

Так собирался в Центральном архиве Октябрьской революции «Романовский фонд»… Я называю его – «Фонд крови».

36 лет непрерывно вел Николай свой дневник. Он начал его в 14 лет в 1882 году в Гатчинском дворце и закончил пятидесятилетним арестантом в Екатеринбурге.

50 тетрадей исписаны от начала до конца его аккуратным почерком. Но последняя, 51‑я тетрадь заполнена лишь до половины: оборвалась жизнь – и остались пустые, зияющие страницы, заботливо пронумерованные впрок автором. В этом дневнике нет размышлений и редки оценки. Дневник – запись основных событий дня, не более. Но там остался его голос. Мистическое могущество подлинной речи…

Этот молчаливый, замкнутый человек будет рассказывать. Он сам поведет через свою жизнь. Он – автор.

Я листаю его дневник… Это вечное и такое банальное ощущение в архиве: ты чувствуешь другие руки – соприкосновение рук через столетие.

Глава 2

Дневник начинается

Автор родился 6 мая 1868 года.

Старинная фотография: ангелоподобный младенец с длинными кудрями в кружевной рубашечке пытается заглянуть в книгу, которую держит мать. Здесь Николаю год.

И другая фотография: модно опроборенный юноша.

В 1882 году Николай получает в подарок от матери «Памятную книжку»: с золотым обрезом, в переплете драгоценного дерева с инкрустацией.

Эта роскошная книжка и стала первой тетрадью его дневника. Причина, по которой с 1882 года Николай начинает непрерывно заполнять свой дневник, – роковой день русской истории – 1 марта 1881 года.

В промозглую ночь на 1 марта 1881 года в одной из петербургских квартир долго не гасили свет. Накануне с раннего утра в квартиру беспрестанно забегали некие молодые люди. С восьми вечера в квартире остались шестеро: четверо мужчин и две женщины. Одной была Вера Фигнер, знаменитая руководительница террористической организации «Народная воля». Впоследствии в своей автобиографии она опишет этот день.

Другая – Софья Перовская. Перовской предстояло утром непосредственно участвовать в деле, и ее уговорили заснуть.

Вера Фигнер и четверо мужчин работали всю ночь. К утру они наполнили «гремучим студнем» жестянки из-под керосина. Получились четыре самодельные бомбы.

Делом было убийство царя Александра II, одного из величайших реформаторов в истории России. В те весенние дни он готовился дать России желанную конституцию, которая должна была ввести феодальную деспотию в круг цивилизованных европейских государств. Но молодые люди боялись, что конституция создаст ложное удовлетворение в обществе, уведет Россию от грядущей революции. Царские реформы казались им слишком постепенными. Молодые люди спешили.