Читать книгу "Записки фельдшера - Олег Врайтов"

— «Шоки» и «психи».

— Милявину после госпитализации пригласи сюда, пусть для амбулаторных хоть кто-то будет. И Зябликова тоже, хватит ему по Цветочному шарахаться.

— Хорошо.

Зазвонил телефон диспетчера.

— «Скорая», десять, — взяла трубку Оля. — Слушаю вас. Что? Что? Какой адрес? Да, мы приняли вызов, сейчас нет свободных бригад. Жалуйтесь, ваше право. Что? Да сама ты б…дь!

Привычно грохнула трубка о рогульки.

— Оля!

— Вы слышали, кем она меня…

— Оля, прекрати, сказала! Все эмоции после смены, ладно?

Телефон у Оли зазвонил вновь.

— «Скорая», де… — начала диспетчер. — Женщина, да сколько можно звонить, я же вам русским… Хватит орать!! Я тоже орать умею!

Васильева быстро вышла из кабинета и толкнула дверь в диспетчерскую, подходя к разъяренному фельдшеру. Оля, увидев ее, щелкнула кнопкой громкой связи.

Да, было что послушать!

— Да у вас во дворе две машины стоят! — заходился в крике женский голос. — Кому вы брешете, я же с окна все вижу!

— У меня свободных бригад нет! — рявкнула Оля. — Ждите!

— Я вас там всех попересажаю, сволочи! У меня бронхиальная астма, на такие вызовы вы обязаны выезжать сразу же!

— На чем я к вам выеду? На такси?

— Да мне плевать, на чем! Вы должны!!

— Я вам ничего не должна!

— Так, девушка, вашу фамилию и номер! Я буду жалобу в Горздрав писать! Фамилию!!

— А адрес домашний не нужен?

— Тише, тише, Оленька, — Васильева протянула руку. — Дай я поговорю. Слушаю вас.

— Что — «слушаю»?! Кто это?!

— Это старший врач смены Васильева Надежда Александровна. Я вас слушаю!

— Это я вас слушаю! Что у вас там за курвы работают?! У меня бронхиальная астма, я инвалид, а «Скорую» уже сорок минут жду! Я уже дышать не могу, вы понимаете или нет?!! Вы на такие вызовы выезжать должны немедленно, а уже сорок минут прошло! Сорок!! Тут сдохнуть можно от вашей…

— Что вы принимали из препаратов?

— Что?

— Я спрашиваю, какие вы препараты приняли до приезда бригады?

— Какие, нахрен, препараты?! Я ды-шать не мо-гу, понимаете вы это или нет, идиотка!

— Судя по тому, как вы кричите, у вас с дыханием все в порядке. Поэтому я и спрашиваю, что вы принимали. Я же вам не грублю.

— Вы там что, издеваетесь все, что ли?! Я этого не оставлю, я к вашему начальству пойду, вы у меня все вылетите с работы, ясно?

— Да ясно, ясно. Вылетим. Но ответьте мне все-таки, чем вы обычно снимаете приступ?

В трубке воцарилась кратковременная тишина.

— Эуфиллин я принимаю! — наконец бросила женщина. — В таблетках, которые участковый назначил. Довольны?

— Прекрасно. У вас он еще остался?

— Нет! Я утром выпила последнюю, а сейчас задыхаться стала!

— А из ингаляторов что-нибудь есть — сальбутамол, беротек?

— Беротек. Мне он плохо помогает!

— Сегодня принимали?

— Да, принимала! Он плохо помогает, вы это можете понять? Через час все снова начинается!

— Но помогает же? Вот и купируйте одышку беротеком, пока приедет бригада. Сейчас на станции сейчас свободных нет. Те, что есть — это специализированные. Мы не имеем права отправить к вам реанимационную бригаду, потому что если сейчас кто-нибудь вздумает утонуть, повеситься или отрубить себе палец, нам некого будет посылать. И тогда нас точно пересажают за то, что мы отправили спецбригаду на непрофильный вызов.

— Мне что — палец себе отрубить, чтобы вы приехали?

— Не надо ничего рубить. К вам приедут в любом случае, раз вы нас вызвали. Просто все бригады сейчас на вызовах — поймите нас! Если мы пошлем «реанимацию» к вам, а где-то автоавария случится — с родными погибших из-за своевременного неоказания медицинской помощи кто объясняться будет? Вы? Возьмете на себя смелость сказать людям, потерявшим родных, что противошоковая бригада в этот момент снимала вам приступ бронхиальной астмы, который вы и сами в состоянии снять?

В динамике телефона что-то отчетливо хрустнуло, и потянулись частые гудки.

— Сука, а? — прокомментировала Оля. — Я эту мразь хорошо знаю, не первый день звонит. Лень ей в аптеку шлепать, так «Скорую» вызывает…

— Оля, Оля, — Васильева умоляюще протянула руки. — Я тебя прошу! Ну, пусть сука, пусть мразь, пусть вызывает! Но не ори на них только.

— Да зла не хватает, Надежда Александровна! Талдычишь им одно и то же каждый раз!

— Все равно не убедишь. Уж поверь моему опыту — пока не оказана помощь больному, он, как и его родные, с бригадой разговаривают на разных языках. Когда они все на эмоциях, им что-либо объяснять бес-по-лез-но! Не поймут, по той простой причине, что не хотят понимать! В них эмоции бурлят, как правило — негативные, и они требуют выхода. На кого? А на «Скорую», тем более что повод шикарный — долго едут.

— Да трахала я их эмоции!

— Нельзя, Оленька. Это от тебя не зависит, как ни жаль. Приведу пример…

Диспетчерская притихла, с интересом прислушиваясь.

— Пример такой. Когда человек перепил, его что? Тошнит, правильно? Что ему делать остается?

— Вырвать, — хмыкнула Оля.

— Вот-вот, — согласились Васильева. — Хоть и противно, зато полегчает. Наклоняется он к унитазу, два пальца в рот, к корню языка — и процесс пошел! А скажи мне, его остановить в этот момент реально?

— Нет, наверное.

— Нет наверняка! Если уж он начал, то не прервется, пока не завершит то, что начал. Зато когда завершит — станет как агнец божий, тих и кроток.

— Ну и..?

— Это касается и нас с вами. Долго едущая бригада для них — это те самые два пальца. А кто мы с вами — сами додумайте.

Диспетчера молча смотрели на старшего врача.

— Значит, — негромко сказала Оля, — эти все… будут на нас свою всю свою дрянь выливать и дерьмом обмазывать, а мы только утираться? Мы что, унитазами здесь работаем?

— А что делать? Моем же мы желудки больным, не морщимся. Считай, что это тоже разновидность медицинской помощи. Промывание мозгов. Более противная, более тяжелая, более унизительная процедура. Но необходимая.

Васильева тяжело вздохнула и направилась в свой кабинет.

Нелегко быть старшим врачом. Нелегко нести на себе весь груз ответственности за работу всей подстанции, каждой конкретной бригады, каждого врача, ставящего диагноз, каждого фельдшера, прокалывающего убегающие от иглы вены, каждого водителя, продирающегося сквозь непробиваемые автомобильные пробки, каждого диспетчера, срывающегося после ливневого душа грязи, вылитой на него испуганными и злыми от своего страха людьми.