Читать книгу "Обыкновенная пара - Изабель Миньер"

Пока мы расплачиваемся и грузим столик в машину (это выставочный образец, последний экземпляр, который едва не ускользнул у нас из-под носа, как нам повезло, правда?), пока я действую совершенно машинально, я думаю о том, есть ли в моей жизни хоть что-то, за что стоит бороться?

Да, есть, но это не вещь…

Марион…

Марион того стоит, она стоит этой внезапной боли. Мне вдруг становится больно за нее: Марион заслуживает полноценного отца, а не такого, не пустого внутри.

— Ты о чем думаешь, Бенжамен?

— Ни о чем…

— Ни о чем? Тогда почему у тебя такой вид, будто ты на похоронах?

А? Вот это новость! Я взглянул в зеркало для дам (Беатрис так называет маленькое зеркальце перед «ее» местом в салоне машины). Какое там — на похоронах, скорее я сам похож на покойника. Ужасно выгляжу и очень бледен. Пуст и мертвенно-бледен.

— Нет, я в порядке, просто еще чуть-чуть повитал в облаках, вот и все.

— Опять! Ты слишком часто там витаешь! Бенжамен, ты совсем не в порядке. Ты должен взять себя в руки.

Берусь правой рукой за левую.

— Ну, взял!

— Не смешно! Бенжамен, ты валяешь дурака и уходишь от разговора!

— Я тебя слушаю.

— Нам нужно серьезно поговорить! Ладно, поговорим дома! Открой, пожалуйста, гараж!

Я и не заметил, что мы приехали. Последнее время машину водит она, потому что делает это намного лучше меня, потому что лучше паркуется и всегда находит хорошее место, потому что со мной обязательно попадешь в аварию, потому что вообще — где я только учился водить, потому что…

Иногда я думаю о том, что если не буду время от времени браться за руль, то забуду, где он находится. Но не драться же из-за такого пустяка — кто поведет машину, не стоит того…

Только Марион того стоит.

Поскольку я олух, то чуть было не стукнул столик о лестницу.

— Боже мой, Бенжамен! Просто горе с тобой!

Горе-Бенжамен успешно ставит покупку на ковер в гостиной, ухитрившись ничего не разбить по дороге, что уже хорошо, учитывая неловкость Горе-Бенжамена.

— Не так! Разверни его!

— Да? Думаешь, так будет лучше?

— Это же очевидно!

— Ладно, раз ты хочешь…

— Бенжамен, я этого терпеть не могу!

— Чего «этого»?

— Этой твоей манеры говорить! Ты разговариваешь со мной так, будто я капризничаю, а ты не хочешь мне противоречить. Если ты со мной не согласен, скажи прямо, не притворяйся!

— Ну хорошо… Мне казалось, что его лучше развернуть вдоль стены, чтобы он был менее… заметен.

— Ты что, боишься, что наш столик будет заметен? Может, ты его стыдишься? Позволь напомнить, что мы его вместе выбрали. И если ты хочешь его спрятать, ни к чему было и покупать!

А уж ссориться из-за этого совсем ни к чему…

— Знаешь, на самом деле мне все равно. И так и так хорошо…

— Если тебе все равно, тогда послушай меня, потому что мне не все равно. К тому же это и мой дом, не только твой.

Если не больше.

Что это — опять головокружение? Такое же — едва ощутимое. И я понимаю, что живу у Беатрис. Сразу два открытия: надо было купить этот столик раньше! Как много узнаешь о себе, когда меняешь мебель! Посоветуйте это своим друзьям — если они у вас есть.

— Бенжамен, ну что ты стоишь, пойди-ка лучше купи пиццу! Мне надоело готовить! А я пока схожу к соседям за Марион. Ты прав, они очень милые люди, но такие ограниченные… С ними совершенно не о чем говорить.

Я бы предпочел обратное — сходить за Марион, а не за пиццей. Третья пицца за неделю; продавец уже говорит мне «До скорой встречи», а не «До свидания»!

2

Предсказания потолка

Возвращаясь с пиццей, встречаю своего клиента, выгуливающего собаку. Конечно же, он со мной заговаривает, а я, конечно же, ему отвечаю. Он спрашивает, что я думаю о гомеопатии. Исходя из ситуации, думаю, что лично мне гомеопатия может повредить, если начну ее обсуждать. И говорю клиенту, что это долгий разговор и пусть он лучше зайдет ко мне в аптеку. И прошу прощения: у меня пицца остывает, а дома дочка голодная ждет. Он понимает, соглашается: «Да, когда дети голодны, не надо заставлять их ждать, а то потом ничего есть уже не станут. Бегите скорее!»

И я бегу.

— Бенжамен, ну что ж ты так долго? Я уже подумывала, вернешься ли вообще!

На языке вертелось: «Не искушай!» — но вовремя осекся.

— Папа!

Она здесь — с лучезарной улыбкой, со свежей, как весна, мордашкой. Солнышко мое! Беру ее на руки.

— Хорошо поиграла с Софи?

Она рассказывает. Об играх, о ссорах, о примирениях, о полднике, о котенке, который царапается, но не больно, потому что это детеныш… Может, это и не очень интересно, но меня интересует. Очень интересует. Она такая живая, такая цельная, когда рассказывает. Сам я обычно рассказываю о чем-то своем отстраненно, как будто это меня не очень касается. Как будто я зритель собственной жизни.

— А ты как, пап? Магазин хороший?

— Хороший, очень хороший…

Она чмокает меня в щеку. Звучный, слюнявый поцелуй.

Внезапно понимаю, что для нее я — личность. Она не знает… или пока еще не знает?

Я думаю: «Дорогая, кого ты видишь, когда на меня смотришь? Скажи мне, кто я!» Но вслух говорю:

— Марион, а я только что думал о тебе — когда попросил зеленые оливки, а не маслины.

— Ты купил оливки?

— Нет, я купил пиццу на ужин.

— Опять!

Ах ты, лапочка моя, совсем забыла, что надо молчать. Что ж, послушай теперь маму.

— Марион, я вам не прислуга и готовить разносолы не могу. Или я на кухне, или работаю. Если тебе не нравятся книжки, которые я пишу… Если ты считаешь, что мое место — на кухне… Между прочим, многим девочкам очень хотелось бы, чтобы их матери писали детские книжки… Скажи честно — тебе не нравятся рассказы, которые я пишу, Марион, а, Марион?

— Нравятся… Просто пицца немножко надоела.

— Увидишь, сегодня она намного лучше, — шепчу на ухо дочке, — я выбрал «супер-люкс». Тебе точно понравится, любимица ты моя!

— Бенжамен, хватит!

Я изумленно смотрю на Беатрис. Что я такого сделал?

— Кончай так обращаться к Марион! Только инцеста не хватало!

К счастью, Марион уже слезла с моих коленей, иначе я бы ее уронил.

— Бенжамен, я понимаю, что ты не отдаешь себе в этом отчета, но отец не должен говорить дочери «моя любимая». Это обращение к женщине, а не к ребенку.