Читать книгу "Когда псы плачут - Маркус Зузак"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задев мое плечо грудью, Октавия выпрямилась и отошла. Это было так приятно, что у меня побежали мурашки.
Руб тут же потянулся к пиву и схватил его.
– А мы рискнем, – завил он, – старик все равно последнее время в хорошем настроении.
Тут Руб не соврал.
Годом раньше отец изрядно помаялся, оставшись без работы. Но той зимой у него было работы полно, и я ему время от времени помогал по субботам, если он просил. Руб тоже. Отец у нас сантехник.
Мы уселись за кухонный стол.
Руб.
Октавия.
Я.
И пиво: стоит посередине стола и потеет.
– Ну?
Это Руб спросил.
– Что – «ну»?
– Ну, как с пивом будем, тупица, блин?
– Остынь, а.
Мы все полыбились, ехидно.
Даже Октавия, потому что она уже привыкла к тому, как мы с Рубом общаемся, ну или по крайней мере, как Руб – со мной.
– Разольем на троих? – продолжал Руб. – Или просто пустим по кругу?
Вот тут Октавию и посетила классная идея.
– Как насчет наморозить из него льда?
– Это что, какая-то гадкая шутка? – не понял Руб.
– Конечно, нет.
– Лед из пива? – Руб пожал плечами, прикидывая. – Ну, думаю, на улице, в общем, тепло, а. Где у нас эти пластмасски для льда? Ну, знаешь, с палками?
Но Октавия уже полезла в шкаф и нашла, что нужно.
– Опа. – Октавия усмехнулась (у нее был красивый рот с ровными белыми восхитительными зубами).
– Отлично.
Значит, всерьез.
Руб откупорил пиво и уже собирался разливать – равными порциями, ясное дело.
Тут под руку.
Я.
– Может мы их сполоснем или как-то?
– Зачем?
– Ну они в этом шкафу, может, десять лет лежали.
– И что?
– Да поди запаршивели там, заплесневели все, и…
– Дашь ты мне это драное пиво разлить!?
Мы все опять посмеялись сквозь неловкость, и наконец, осторожненько, Руб разлил пиво по трем контейнерам для льда. И в каждом укрепил палочку, чтобы стояла ровно.
– Вот так, – подытожил он, – хвала Иисусу. – И медленно двинулся к холодильнику.
– В морозилку, – подсказал я.
Он замер с поднятой ногой, медленно, аккуратно развернулся ко мне и сказал:
– Ты серьезно думаешь, я такой клоун, что поставлю пиво, которое только что вынул из холодильника и разлил в ледяшки, просто на полку?
– Поди знай.
Он отвернулся и двинулся к холодильнику.
– Октавия, открой, а?
Она открыла.
– Спасибо, дорогая.
– Да не за что.
После этого оставалось только подождать, пока кубики застынут.
Мы немного посидели молча, потом Октавия заговорила с Рубом.
– Может, займемся чем-нибудь? – спросила она.
Для меня это был сигнал смываться – с большинством девиц. Про Октавию, впрочем, я не был уверен. Но на всякий случай все равно смылся.
– Ты куда? – спросил Руб.
– Не знаю точно.
Я вышел с кухни, прихватил куртку и вылез на крыльцо. С порога пояснил:
– Может, на собачьи бега. Или так, поброжу.
– Ясно.
– До скорого, Кэм.
Взглянув на прощание на Руба и, бегло, на Октавию, я увидел желание в глазах обоих. Октавия хотела Руба. А тот – просто девчонку. Все вот так просто.
– Пока, – ответил я и вышел.
Сетчатая дверь хлопнула за моей спиной.
Зашаркал подметками.
Сунул руки в рукава куртки.
Теплые рукава.
Мятый воротник.
Руки в карманы.
Ладно.
Я пошел.
Скоро вечер пробрался в небо, и город ссутулился. Я знал, куда иду. Не зная, не думая, знал. Я шел к дому одной девушки. Девушки, с которой я познакомился в прошлом году на собачьих бегах.
Ей понравился.
Ей понравился.
Не я.
Ей понравился Руб.
Она даже раз назвала меня недотепой, когда говорила с ним, и я подслушал, как мой брат отхлестал ее словами и отшвырнул прочь.
И вот какое я тогда завел обыкновение: стоять под ее окнами, на другой стороне улицы. Стоял, смотрел, вглядывался, надеялся. И уходил, насмотревшись на задернутые шторы. Ее звали Стефани.
В тот вечер, который я теперь для себя зову вечером пивного льда, я торчал там чуть дольше обычного. Стоял и представлял, как прихожу с ней домой, распахиваю перед ней двери. Упорно представлял, пока проникающая боль не вывернула меня наизнанку.
Я стоял.
Душой наружу.
Плотью внутрь.
– Ну что ж.
Идти оттуда было прилично, потому что она жила в Глибе, а я рядом с Центральным вокзалом, в переулке с мятыми водостоками и железнодорожной линией на задах. Но это, в общем, было привычно – и расстояние, и переулок. В каком-то смысле я даже горжусь, откуда я. Домик-маломерка. Семья Волфов.
Минуты все волочились и волочились куда-то, я шел домой и, увидев отцовский фургон у нас на улице, даже разулыбался.
В последнее время у нас всех все шло, в общем, путем.
У Стива, старшего брата.
У Сары, сестры.
У миссис Волф – несгибаемой миссис Волф, моей матери, которая зарабатывает на жизнь уборкой в чужих домах и в больнице.
У Руба.
У отца.
И у меня.
Почему-то в тот вечер по дороге домой на меня нашла безмятежность. Я был рад за нашу семью, ведь, вроде, выходило, что у нас все отлично. У всех.
Мимо пролетел поезд, и мелькнуло ощущение, будто в нем я могу расслышать весь город.
Это чувство налетело на меня и тут же ускользнуло.
Видно, все ускользает.
Приходит к тебе, побудет мгновение и вновь убегает.
Тот поезд мне показался как будто бы другом, и когда он скрылся, во мне словно что-то перевернулось. Я был один на улице, и, хотя тревожиться по-прежнему было не о чем, минута безмятежности прошла, и грусть вскрывала меня медленно и сосредоточенно. Городские огни светили сквозь вечер, тянули ко мне руки, но я знал, что им никогда не дотянуться.
Встряхнувшись, я поднялся на крыльцо. В доме разговаривали про ледяные кубики и исчезновение пива. Я-то планировал свой кубик съесть, пусть даже обычно я банку пива не допиваю. (Утолю жажду и всё, на что Руб однажды сказал: «Так же и я, чувак, но я все равно продолжаю пить».) Идея с кубиками казалась хотя бы более-менее интересной, и мне захотелось поучаствовать и попробовать, что вышло.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Когда псы плачут - Маркус Зузак», после закрытия браузера.