Читать книгу "Жертва особого назначения - Александр Афанасьев"

Оп-па, а у зала-то тоже охрана.

– Документы.

– Пжалста.

– Оружие есть?

– Конечно, есть.

– Сдайте.

Охренели.

– Да? А если за время, пока мое оружие тут лежит, из него пристрелят кого-то. Кто будет отвечать? Я?

Охранник смотрит на меня, как на духа. Вот, тоже работенка – к своим, как к чужим. Цедит сквозь зубы:

– Ты охренел, боец? Сдать оружие.

– Пошел ты!

Разворачиваюсь, поднимаюсь наверх. В знакомом сейфе оставляю все, что у меня есть, вплоть до металлической ручки, которой при соответствующих навыках можно убить человека. Разоружаюсь, возвращаюсь и с лицом красного партизана Лазо прохожу повторный обыск. Ничего нет – и меня пускают в святая не святых. Потому что святых в этом здании точно не наблюдается.

Пригнувшись, как под огнем, пробираюсь к свободному ряду кресел, стараясь не привлечь внимания ни шумом, ни чем-то другим. Занимаю свободное кресло с краешку. С трибуны, которая тут со времен Саддама Хусейна мало изменилась, уверенно вещает москвич со значком в виде трехцветного флага на лацкане пиджака. Ну-ка, послушаем политику партии и правительства.

…в связи со сложной оперативной обстановкой в городе вы должны понимать, что для обеспечения визита потребуется предпринять экстраординарные меры безопасности…

За-ши-бись. Только визита нам тут еще и не хватало…

Выслушав москвичей с трибуны, а потом и наших подпевал, я пришел в совершеннейший аут. Как говорится, хватай мешки, вокзал отходит.

Как вам, наверное, известно, в 2015 году группой стран, в том числе Ираком, в Москве, после самопальной и мало кем признанной международной конференции по урегулированию (в основном там меж собой решали, кто наблюдателей прислал, а кто и вовсе блистательно отсутствовал), было принято решение об урегулировании на Среднем Востоке самым радикальным способом. Путем высадки частей русской армии, внутренних войск и ликвидации террористов – всех до единого. В отличие от брюссельских штудий, где больше трындели о правах человека, в том числе и такого человека, который хлещет из «АК-47» по проезжающей армейской колонне или подкладывает бомбу на дороге, там разговор был конкретный, с большим участием военных, спецслужбистов и бывших спецслужбистов. Мы удачно попали в масть, можно сказать. Возможные телодвижения Китая в этом регионе блокировались из последних сил США, да и сами китайцы по определенным причинам не готовы были активно вмешиваться своими силами в идущую в регионе вялотекущую гражданскую войну. И позиция их была понятна: связаться означало стать целью джихадистов, которой они до этого не были, и испортить отношения с некоторыми важными и влиятельными кругами в Персидском заливе, от которых Китай зависел больше, чем хотел это показать. Нам же терять было нечего: уже возвращались в страну поднаторевшие в уличных боях, прошедшие медресе в долине Сват боевики, на карте страны вспыхивали все новые и новые горячие точки – Югра, Ульяновск, Казань, Уфа, Ставрополь, Сочи, Подмосковье. Особого выбора для нас не было – элита стран Аравийского полуострова нацелилась на нашу страну еще с девяностых, плодились всякие исламские фонды, действовали подпольные и полуподпольные медресе, студенты (кстати, слово «талиб» в переводе означает «студент») выезжали за границу в поисках знаний, учились в исламских университетах Мекки, Медины, Аль-Азхар в Каире, в Деобанде, в Хаккании, в Красной мечети. Еще лет десять, даже меньше, и дело могло кончиться уже не отделением Кавказа, а полномасштабной религиозной войной по всей стране. Отступать нам было некуда – только наступать, переносить боевые действия на территорию противника. А с той стороны было немало тех, кто еще помнил Советский Союз, в армии хватало тех, кто закончил советские училища, в спецслужбах – Университет дружбы народов. Так что – сговорились. Договоренность не приняли всерьез ни элиты Персидского залива, ни Брюссель, ни Вашингтон. А напрасно.

Потому что если мы чему и научились за последние четверть века, так это воевать с партизанским движением. Жестоко, кость в кость, без сантиментов и самоограничений. И когда первые борта приземлились в ближневосточных аэропортах, когда контролирующие целые районы в городах столкнулись с беспощадным контртеррором, совсем не похожим на то, что было с американцами, – тогда-то начали соображать…

Но проблема была в том, что до сего времени союз, уже проявившийся на деле и показавший свои плоды, никак не был оформлен политически. Совсем никак.

Что ж, пришло время определяться, и мы, кажется, определились. В самое ближайшее время должен был состояться визит в Багдад президента России. И одновременно с этим столицу Ирака должны были посетить президенты Ирана, Ливана и Сирии. Теперь понимаете, какая каша заваривается?

Я-то понимал. И все присутствующие в зале – тоже понимали. Ставки – не ниже, чем во время встречи «тройки» в Тегеране в сорок третьем. Против нас будут все. Весь мир. Но, черт меня возьми, разве это не круто – идти против всего мира? Встать и сказать – а мы будем жить, как считаем нужным, а вы со своими советами, рекомендациями, требованиями как можно скорее провести демократические выборы[2]– идите-ка…

Подальше, в общем.

На то, чтобы припрячь нас к высочайшему делу («Слово и дело государево!») обеспечения безопасности и довести до нас, сирых и убогих, что теперь мы подчиняемся вот этому, состоящему из москвичей оперативному штабу, у гостей ушло только полтора часа. Честно – мне жаль и их. Придурки жизненные.

На улице подходит ко мне Павел Константинович, мрачный, как туча.

– Без этого не можешь, да?

Я моргаю невинными глазами.

– А чего? Я ничего, товарищ полковник. Женился вот…

– Чего?!

– Женился, говорю. Гражданским браком пока. Но думаю, скоро и…

– Твою…

Дальше полетел такой мат, что на нас стали оборачиваться все, в том числе и москвичи. Дело, в общем, обычное – шеф подчиненного честит. Хотя… Наверное, я все же вылечу когда-нибудь со службы как пробка из бутылки. И наверное, я даже многое делаю для этого. Просто все осточертело – свободы хочется, а не этой вот тягомотины с костюмчиками.

Немного проматерившись, шеф приходит в себя.

– Сволочь ты, – устало говорит он.

– За что? Я разве не работаю?

– Зачем ты с гуошниками[3]на входе сцепился, нахамил им, а? Неужели нельзя без этого?