Читать книгу "Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама - Барбара Такман"

Во-первых, ее должны признать нецелесообразной уже современники, а не только потомки. Это важно, потому что политика определяется продолжительностью. «Нет ничего более несправедливого, — сказал как-то английский историк, — чем судить людей прошлого представлениями настоящего. Что бы ни говорили о морали, политическая мудрость — это определенно временное явление». Чтобы не судить современными ценностями, мы должны помнить о времени и исследовать только те эпизоды, которым недостало благоразумия, по мнению их современников.

Во-вторых, должен существовать альтернативный ход действий. Чтобы отделить проблему от личности, третий критерий должен быть таким: такой политики обязана придерживаться группа людей, а не индивидуальный правитель, и эта политика должна просуществовать дольше срока правления одного человека. Плохое правление одного монарха или тирана встречается слишком часто, и оно слишком индивидуально, чтобы заслуживать общего исследования. Коллективное правление или смена правителей в одном и том же кабинете, как в случае римских пап эпохи Возрождения, поднимает более значимую проблему. (Троянский конь, если не вдаваться в подробности, — исключение для того времени, а Ровоам — исключение для людей той поры; но каждый является настолько классическим и ранним примером дошедшей до нас истории правления, что показывает, насколько глубоко укоренился феномен безумия.)

Проявления безумия не зависят ни от эпохи, ни от места; они безвременны и универсальны, хотя привычки и верования конкретного времени и места определяют их форму. Безумие не связано с режимом: монархия, олигархия и демократия производят его в равной степени. Нет у безумия и приверженности к определенной нации или классу. Рабочий класс, представленный коммунистами, ведет себя у власти не умнее и не эффективнее, чем средний класс, что показывает недавняя история. Мао Цзэдуном можно восхищаться во многих отношениях, но Большой скачок, с его сталелитейными заводами в каждом дворе, и «культурная революция» были упражнениями в безумии, которые сильно помешали прогрессу и стабильности Китая, не говоря уж о репутации председателя Мао. Времена, когда пролетариат был у власти в России, едва ли можно назвать светлыми, хотя спустя шестьдесят лет они, возможно, увенчались своего рода жестоким успехом. Если большинство населения России живет сейчас благополучнее в материальном плане, чем раньше, то цена жестокости и тирании от этого не умаляется; возможно, успехи обошлись даже дороже, чем при царях.

Французская революция, великий прототип радикально-либерального управления, быстро вернулась к венценосной автократии, как только нашла способного управленца. Революционные режимы якобинцев и Директории могли собраться с силами, избавиться от внутренних врагов и уничтожить внешних противников, однако не могли управлять даже собственными сторонниками, чтобы поддерживать внутренний порядок, создавать компетентные правительства или собирать налоги. Новый порядок спасли лишь военные кампании Бонапарта, которые военными трофеями пополняли казну, а позже — способность Бонапарта руководить. Он выбирал чиновников по принципу «Карьера открыта талантам» (la carrier ouverte aux talents), — и необходимыми талантами считались ум, энергичность, работоспособность и подчинение. Принцип работал до тех пор, пока сам Наполеон, классическая жертва гордыни, из-за слишком высоких запросов не уничтожил себя.

Можно задаться вопросом: почему, если глупость или порочность присущи отдельным людям, мы должны ожидать чего-то другого от правительств? Причина в том, что глупость правительства оказывает глобальное влияние на большее число людей, чем глупость одного человека, и, тем самым, обязанность правительства — поступать разумно. Именно так, и если это известно уже давно, почему человечество не предпринимает мер предосторожности и не ограждает себя от неразумия? Такие попытки были, начиная с Платона, предложившего создать особое сословие, которое обучали бы профессионально управлять. Согласно его схеме правящий класс в правильном обществе должен состоять из людей, обученных искусству управления, рациональных и мудрых. Платон признавал, что такие люди встречаются редко, а потому их необходимо выводить и воспитывать методами евгеники. Управление, говорил он, есть особое искусство, в котором, как в любой другой профессии, можно преуспеть только через изучение предмета, и никаким другим способом. Идеалом Платона, красивым и недостижимым, был правитель-философ. «Когда цари философствуют, а философы царствуют — мир благоденствует». А «доколе философы не будут царствовать, или цари не станут философами, не будет спасения — ни государству, ни роду человеческому». И так оно и было.

Глупость и невежество, источники самообмана, суть факторы, играющие весьма важную роль в управлении. Они ведут к оценке ситуации с позиций предвзятости и упрямства, к игнорированию или опровержению любых признаков противоположного. Они действуют по собственному желанию и не позволяют фактам отклонить их от заданного курса. Данный подход кратко описан одним историком в заметках о Филиппе II, короле Испании, переплюнувшем глупостью всех правителей. «Ни один провал не смог поколебать веру Филиппа в исключительное совершенство его политики».

Классическим примером является и «План 17», французский план войны 1914 года, составленный с упором на атаку. Все усилия французов были сосредоточены на продвижении к Рейну, что оставило Францию практически без защиты; эту стратегию можно оправдать лишь абсолютной уверенностью в том, что немцы не смогут собрать достаточно крупную армию, чтобы продолжить вторжение в западную Бельгию и французские прибрежные провинции. Эта самонадеянность исходила из столь же твердого убеждения, что немцы никогда не перебросят резерв к линии фронта. Свидетельства обратного, которые начали просачиваться в Генеральный штаб Франции в 1913 году, были проигнорированы по приказу, запрещавшему любые «слухи» о возможном продвижении Германии на запад, чтобы не смущать солдат, идущих на восток, к Рейну. Когда началась война, немцы быстро подтянули резервы и продвинулись далеко на восток, в результате обеспечив затяжной характер войны и ее ужасные последствия для нашего века.

Глупость — это еще и отказ учиться на опыте, и в этом никто не способен сравниться со средневековыми правителями XIV века. Не важно, сколь часто и явно девальвация подрывала экономику и озлобляла народ: французская династия Валуа прибегала в ней всякий раз, когда нуждалась в деньгах, — до тех пор пока не вызвала восстание буржуазии. В войне, ремесле правящего класса, глупость особенно очевидна. Не важно, сколь часто кампания, ведущаяся за счет ресурсов вражеской страны, приводила к обнищанию и даже голоду, как во время завоеваний Англией французских земель в Столетней войне, — войны, для которых подобный исход был неизбежен, предпринимались регулярно.

Король Испании начала XVII века, Филипп III, как рассказывают, умер, перегревшись от долгого сидения у горящего камина, а все потому, что слуга, чьей обязанностью было тушить камин, не явился по монаршему зову. В конце XX века кажется, что человечество приближается к подобной стадии самоубийственной глупости. Обстоятельства часто складываются настолько глупо, что имеет смысл выделить только самые значительные: почему бы сверхдержавам не начать взаимное разоружение? почему мы вкладываем все свои умения и ресурсы в гонку вооружения, победа в которой слишком кратковременна, чтобы вообще стоило за нее бороться, а не в попытки изобрести вечный двигатель — другими словами, в жизнь, а не смерть?