Читать книгу "Приснился мне Чаплин... - Роман Карцев"

Я не собираюсь писать историю одесского футбола – я просто вспоминаю.

В юности я работал на фабрике «Авангард» наладчиком швейных машин. Вы спросите: а при чем здесь футбол? Сейчас расскажу.

На фабрике я работал с напарником – старшим по смене. Звали его Боря. Он был страстным болельщиком СКА, а я болел за «Черноморец». Много лет СКА не мог выбраться в высшую лигу. И вот наконец в Одессе две команды в высшей лиге! Когда они играли между собой, Одесса напоминала действующий вулкан, извержение которого доходило до Кишинева и Николаева – еще недавно главных ее соперников.

Все начиналось с утра. Мы с Борей запускали смену, и часов в двенадцать я отправлялся на базарчик, расположенный рядом с фабрикой. Покупал сало, десяток яиц, скумбрию-качалочку, помидоры, лучок и обязательно шкалик-четвертинку. В нашей подсобке Боря клал на раскаленную сковородку сало и, когда оно плавилось, вбивал все десять яиц. Самое вкусное блюдо в моей жизни! Я в это время делал салат из помидоров и огурцов, нарезал скумбрийку. Боря наливал себе водку (я в двадцать лет не пил), и мы набрасывались на сковороду, салат, скумбрию. Девушки-швеи нас не беспокоили, знали: сегодня футбол. После утоления первого голода начиналось обсуждение составов – долго, обстоятельно, часов до двух. За это время Боря успевал заснуть, во сне проклиная какую-то Зину и Котю Фурса – главного бомбардира «Черноморца». И часа в три мы, закончив смену, шли на футбол, который начинался в семь.

Мы шли по улице Станиславского (сейчас это опять Раскидайловская). Медленно, не спеша, мы приходили на Соборную площадь, где собирались болельщики-фанаты. Старики, дети, женщины, семечки, шутки, напряжение, ожидание… Примерно час Боря орал, спорил, дразнил фанатов «Черноморца», лузгал семечки и запивал все это пивом. Споры были без ожесточения. И когда я сейчас смотрю на нынешних фанатов – орущих, дерущихся, организованных, в крови, в одинаковых шарфах, – по мне, это не фанаты – это фанатики, они ничего не смыслят в футболе. Они пришли поорать, выпустить пар. Так делай это дома! Настоящий болельщик молчалив. У него все внутри. Он не стучит в барабан. Он не красит волосы в цвета команды. Он любит футбол. Он его понимает.

Это было лирическое отступление, а мы с Борей идем дальше. Мы шли по Дерибасовской, доходили до Екатерининской, где стояли автоматы – сто грамм и бутерброд, все это быстро выпивалось-съедалось. Почему быстро? Потому что главное было впереди. Впереди был подвальчик – шашлычная «У тети Ути».

Заходили мы туда часов в пять. Очередь двигалась живо, все спешили. Из-за дыма, шума и запаха купат и шашлыка ничего не было видно. Но вот из облака дыма появлялась сама тетя Утя.

Тетя Утя порхала между столиками. Она работала по принципу «Одна нога здесь – другая хромая», приговаривая:

– Рыбки мои, счас всех обслужу, всех обсчитаю… Сейчас, мамочка, сейчас, птенчик… Шоб вы все были здоровенькими… Шо ты мине суешь, а?..

– Это долг с прошлого футбола!

– Спасибо, деточка! Шоб мы все выиграли от этой жизни!..

А какие это были купаты! Моим врагам!.. Тогда же они казались потрясающими. Все это запивалось дешевым крепленым вином, и часов в шесть мы оттуда выскакивали, обливаясь потом, сплевывая неразжеванные куски купат…

И вот людской поток со всех улиц течет к стадиону в парке Шевченко. По дороге покупаются семечки – стаканов пять, и в полседьмого мы уже сидим на тридцать восьмой трибуне. Боря переплачивал за билеты. На этой трибуне был весь цвет, самое отборное общество! Мясники с Привоза, таксисты, работники скупочных, бывшие футболисты – они знали друг друга, здесь они любили друг друга, их объединял футбол.

Без четверти семь появлялся Гроссман. О, это был великий одесский болельщик. Нет, даже не болельщик, не фанат – он был знаток! О нем ходили легенды. Говорили, что до войны он возил команду за свой счет. Маленький, толстенький, со слезящимися глазами… Он говорил: «Я уже дал установку на игру, объявил состав». Конечно, когда команда выходила на поле, все было наоборот, но он это объяснял хитростью тренера. У него было постоянное место на все матчи. И когда Котя Фурс обходил Рябова из московского «Динамо» и забивал Яшину гол, Гроссман вскакивал на скамейку и кричал: «Котя, моя семья признала тебя лучшим игроком в мире!»

Но вернемся к Боре. Когда вдруг СКА забивал гол, Боря орал во все горло. Когда я спрашивал его: «Боря, почему ты болеешь за СКА?» – он отвечал: «Там играет Блиндер! Понял?» Но чаще «Черноморец» выигрывал, и тогда Боря мрачнел, темнел, становился агрессивным, иногда лез в драку типа: «А ты кто такой?!» В те годы «Черноморец» называли «Утопленником», а СКА – «Мобутовцы»…

После матча шли на Соборку, и там начинался подробный разбор игры.

– А на седьмой минуте!.. Как он пробил в левый нижний угол!

– Какое на седьмой, это было на двадцатой!

И они в подробностях рассказывали друг другу только что всеми виденный матч.

– А ты помнишь, как играл Журавский?

– Конечно! Он же был глухонемой, ему ФИФА разрешила играть! Единственный в мире глухонемой!..

– Как он играл! Он каждые пять минут гол забивал! Не слышал свистка!..

– А ты помнишь, в Одессу приезжали индусы? Играли босиком! Дикари!..

– А как Одесса наказала «Интер»!..

– А скольких игроков мы дали Киеву!..

Эти разговоры заканчивались поздно ночью.

А Боря утром со мной не разговаривал. Но через четыре дня снова посылал меня на рынок, там я опять покупал сало, яйца, шкалик, и после первой рюмки он веселел, и мы шли на футбол…

Аркадийские картинки

Пляж Аркадия – излюбленное место одесситов. Его завсегдатаями были горожане среднего и выше среднего достатка – мясники, зубные врачи, артельщики, артисты филармонии. Здесь было чисто, здесь были ресторанчики, кафе-мороженое и обязательно фотографы с золотыми зубами, которые накрывали свою треногу черной тряпкой и кричали:

– Мамочка, деточка, улыбочка!

А когда фотография была готова, происходил такой обмен репликами:

– Ой, шо ж я такая толстая!.. Это же не я!

– Женщина, не морочьте голову, вы в жизни еще хуже! Это я вас еще подретушировал!..

Обычно с утра у моря все было занято – курортники, студенты, приезжие лежали на пляже с утра до вечера. Они постепенно краснели, бурели, как краснеют раки, когда их варят. Остальные располагались наверху, в парке.

После купания шли в кафе, сидели до темноты, слушали музыку, потом, усталые, плелись домой. Ехали кто на трамвае, кто на такси – частных машин почти не было.

Прошло много лет, я живу в отеле «Морском» в Аркадии. Выхожу к пляжу. Сентябрь, двадцать градусов, солнце. Море тихое, на пирсах одинокие рыбаки. Не клюет, и рыбак звонит по мобильному:

– Все, завтра выйдем в море!

Тетка лет шестидесяти раздевается догола, плывет. Вода градусов шестнадцать. Выходит, обтирается, обращается ко мне: