Читать книгу "Угонщики - Терри Пратчетт"

— Они же боятся. Иди. Я приведу их.

Спорить было некогда. Масклин бросился обратно через парк, увязая в раскисшей от дождя грязи. На ходу он разматывал веревку, к концу которой был привязан разлапистый крюк. (Он потратил целую неделю, чтобы сделать этот крюк из куска проволоки, выломанной из изгороди; еще несколько дней у него ушло на тренировки.) Подбегая к колесам грузовика, Масклин лихо раскручивал над головой свой метательный снаряд.

Со второй попытки крюк впился в брезентовый верх кузова. Масклин раз-другой подергал веревку, чтобы убедиться, что она не подведет, и вот уже его ноги нащупывают опору на скользкой поверхности шины, и он карабкается вверх — выше и выше.

Он уже проделывал это прежде. О, целых три или четыре раза. Вот он протиснулся под тяжелый брезентовый полог, за которым притаилась темнота, вытащил еще один шнур и крепко-накрепко привязал его к какой-то веревке в кузове — последняя была толщиной с его руку.

Затем он скользнул обратно, к борту грузовика. Слава богу, старики под предводительством Гриммы уже пересекали гравийную дорожку. До него доносились их жалобы: они ворчали, что приходится ступать прямо по лужам.

Масклин приплясывал от нетерпения.

Казалось, этому не будет конца. Миллионы раз он повторял им, что и как нужно делать, но в детстве они никогда не забирались в кузов грузовика и сейчас не могли взять в толк, чего же от них хотят. Так, старая матушка Морки требовала, чтобы все мужчины отвернулись, пока она будет карабкаться на машину: а то они еще, чего доброго, увидят ее нижние юбки. А папаша Торрит так распричитался, когда его тянули наверх, что пришлось спустить старика обратно, и Гримма завязала ему глаза. После того как Масклин втащил в кузов несколько соплеменников, стало полегче: теперь веревку тянули все вместе, но время, время… Сколько они его уже потеряли!

Последней он поднял Гримму. Она была легкой как пушинка. Они все были легкими, если на то пошло. Крысы ведь попадаются не каждый день.

Поразительно. Они все были в кузове. Масклин настороженно прислушался. Сейчас раздадутся шаги водителя по гравийной дорожке, хлопнет дверца кабины. Однако ничего не происходило.

— Прекрасно, — сказал он, облегченно вздохнув. — Такие вот дела, только мы тронемся…

— Я уронил Талисман, — вдруг пробормотал папаша Торрит. — Талисман… Я выронил его, слышишь? Там, у колеса, когда Гримма завязывала мне глаза. Поди принеси мне Талисман, мальчик.

Масклин в ужасе уставился на старика. Потом высунул голову из-под брезента — и точно: он лежал там, далеко внизу. Крошечный черный кубик на земле.

Талисман.

Он лежал в луже, хотя что ему сделается? Ему все нипочем. Он даже в огне не горит.

И тут Масклин услышал неторопливые шаги по гравийной дорожке.

— Некогда, — прошептал он. — На это сейчас уже нет времени.

— Но мы не можем уехать без него, — возразила Гримма.

— Да? И почему же? Это же просто… просто безделушка. И когда мы поедем, она нам уже не понадобится.

Едва эти слова сорвались с его губ, как он почувствовал, что сказал что-то не то. «Как это меня угораздило?!» — в удивлении подумал он. Гримма от возмущения потеряла дар речи. И тут во весь свой старческий рост поднялась трясущаяся от слабости матушка Морки.

— Да простятся тебе… — Старуха закашлялась. — Да простятся тебе эти ужасные слова! А ну, скажи ему, Торрит! — И матушка Морки пихнула старика локтем под ребро.

— Без Талисмана я никуда не поеду, — угрюмо объявил Торрит. — Это не…

— Слышал, что предводитель говорит? — оборвала Торрита матушка Морки. — Делай, что сказано! Только подумать: бросить Талисман! Позор. Святотатство, вот оно что! А значит, иди и принеси его. Живо!

Возразить на это было нечего, и Масклин безмолвно уставился на хлюпающую грязь внизу. Потом обреченно перебросил шнур через борт и соскользнул вниз.

Дождь усилился. Теперь с неба падала не только вода, но и хлопья снега. Масклина хлестнуло по лицу порывом ветра; выпустив из рук шнур, он сорвался и тяжело шлепнулся в лужу. Ему удалось доползти до маленького черного кубика, вот он накрыл его рукой… И тут грузовик тронулся с места. Сперва послышалось рычание, которое тут же переросло в сплошную дрожащую стену шума. Потом последовал вонючий выхлоп — и грузовик завибрировал, да так, что у Масклина земля затряслась под ногами.

Он резко схватился за веревку и закричал, чтобы остальные тянули, и тут вдруг понял, что даже сам не слышит собственного голоса, тонущего в этом шуме. Однако Гримма или кто-то другой догадались обо всем и без его подсказок — едва громадное колесо начало вращаться, веревка натянулась и Масклин почувствовал, как его ноги отрываются от земли.

Он висел между небом и землей, раскачиваясь взад-вперед. С тошнотворной медлительностью веревка ползла вверх, вверх… А рядом поворачивалось огромное колесо, и только несколько дюймов отделяло его от этого черного, холодного пятна, несущего в себе смерть. Кровь бешено стучала в висках.

«Я не боюсь, не боюсь, — твердил себе Масклин. — Это самое страшное, что мне пришлось пережить, а я не боюсь. Потому что это слишком ужасно, чтобы просто бояться».

Масклину казалось, что его завернули в какой-то легкий, теплый кокон. И вот уже этот ветер, этот шум остались где-то далеко-далеко. «Я умираю, — мелькнуло в сознании. — Умираю — из-за Талисмана, от которого нам никогда не было никакого проку, умираю ради дурацкой безделушки. Сейчас меня не станет — я отправлюсь на небо. Хотел бы я знать, правда ли то, что рассказывает Торрит о смерти? Почему нужно умереть, чтобы получить ответ на этот вопрос, это же жестоко и несправедливо. А небо… Я смотрел на него каждую ночь, много-много лет, но так и не увидел на нем ни одного нома…»

Однако все это его не трогало: казалось, это происходит не с ним и будто не взаправду.

Чьи-то руки подхватили его и втащили в кузов, под брезентовый навес. Масклин слышал вокруг голоса, кто-то забрал у него Талисман, с трудом разжав судорожно вцепившиеся в черную поверхность пальцы.

Грузовик несся по проселку, оставляя позади себя серую завесу дождя, нависшую над опустевшими осенними полями.

И на всей этой земле не было больше ни одного нома.

А ведь когда-то — в те дни, когда еще не разверзлись хляби небесные, — их было множество. По крайней мере, Масклин помнил не меньше сорока. Но потом провели автостраду, ручей убрали в трубы под землю, живые изгороди выкорчевали. И номы, всегда ютившиеся на задворках мира, где-нибудь в укромном уголке, подальше от людей, вдруг обнаружили, что укромных уголков почти не осталось.

Маленький народец стал таять на глазах. Тому было множество естественных причин: когда ты четыре дюйма ростом, естественной причиной может оказаться любое создание с зубами, костями и желудком, урчащим от голода. Видя все это, Пирринс — ном, отличавшийся редким безрассудством, — возглавил отчаянную экспедицию через дорогу. Путешественники хотели выяснить, пригодны ли леса на той стороне шоссе для обитания номов. Однажды ночью они отправились в путь и никогда больше не вернулись. Кто говорил, что их съели ястребы, кто утверждал, что путешественники попали под грузовик. А некоторые были убеждены, что отряд прошел половину пути и умер с голоду, оказавшись отрезанным от мира на островке посередине шоссе, зажатом с двух сторон бесконечным потоком машин.