Читать книгу "Сто осколков одного чувства. Эротические этюды №№1-52 - Андрей Корф"

...В это же время другая секретарша, тоже любовница своего босса, сидела на растрепанной кровати и умывалась слезами. Босс, тем временем, стоял перед зеркалом, по недоразумению отражавшим изящную голую даму с совершенно бешеными глазами. Она еще кипела после недавнего объяснения, но была благодарна подруге за то, что та отвлекла ее от мыслей посерьезнее. Она торопливо одевалась, поглядывая на часы. Она была из женщин, которые опаздывают тем больше, чем раньше начали собираться.

Ночной скарабей еще не докатил лунный шарик до заветной лунки на Ленинских горах, когда Она, наорав напоследок на бедную, ни в чем не повинную девочку, рванулась прочь из дома. Не забыв прихватить чемоданишко с приржавевшими замками. В дверях Она обернулась с улыбкой, от которой по обоям проскакал солнечный заяц...

...Он летел из Сиэттла, с одной пересадкой, с красивым словом Alaska на борту. Виза была приготовлена загодя, и теперь он мог расслабиться. Мешок, так непохожий на респектабельного хозяина, был осмотрен на таможне со всех сторон и удивленно возвращен обратно.

В самолете Он нервничал, много и жадно ел, отказывался от выпивки. Через раз, впрочем, соглашался. Пил шампанское, как воду, большими глотками. Не пьянел. Смотрел через иллюминатор на отары облаков, приписывая им собственное блеющее молчание...

...Она летела, как ведьма на шабаш, не чуя под собой самолета. Ей было хорошо и пусто на высоте, с тлеющей позади Москвой, с губкой мрака впереди по курсу. За мраком было солнце, и Она мчалась навстречу восходу, чувствуя себя одетой только в часовые пояса...

...В аэропорту Петропавловска Его никто не встретил. Он угрюмо прошел в зал ожидания и сел в неудобное кресло. Голова кружилась после долгого перелета и выпитого вина.

– Меня никто не встретил, – сказал он женщине, читавшей книгу напротив.

– Не может быть, – рассеянно ответила она. – Наверное, вы просто разминулись.

– Мы не могли разминуться. Меня никто не встретил. Меня. Никто. Не. Встретил.

– Жаль, – она отложила книгу, – а кто должен был вас встречать? Жена?

– Нет. Я не женат.

– Вот как? И давно не женаты?

– Да. Слишком давно. С самого рождения.

– Надо же, какое совпадение! У меня – та же картина. Впрочем, мы отвлеклись. Так кто же должен был вас встретить?

– Девочка. Или старуха. В зависимости от того, сколько я спал.

– А вы сами не знаете?

– Нет.

– А почему «спал». Может быть, вы еще не проснулись? Вот вас и не встретили.

– Я проснулся.

– Почему вы так уверены?

– Во сне голова не болит так сильно, как у меня сейчас. Я проснулся.

– Ну, тогда дело – за девочкой. Или старухой.

– Или просто – женщиной.

– Даже так?

– Да.

– И как она должна выглядеть?

– Десять лет назад она была самой красивой девушкой на свете.

– Десять лет?

– Десять лет.

– Десять долгих лет?

– Десять долгих, долгих лет...

– Десять долгих, вонючих, блядских, ебаных лет... – Она заплакала и уронила книгу. Он, не поднимая книгу, пересел к ней и обнял за плечи.

Они молчали так долго, будто считали про себя каждый день разлуки. А может, так оно и было. Уже вороватый бич стал подбираться к Ее беспризорному чемодану. Уже бдительный милиционер обошел с фланга Его мешок, (который в России превратился в обыкновенный старый рюкзачишко), подозревая в нем взрывное устройство немалой силы.

Однако дымом тянуло не от вещей, а от душ. Там догорала печаль. Милиционер погрозил кулаком бичу, бич погрозил кулаком небу, а небо, не найдя никого подходящего, погрозило кулаком само себе. И пошел дождь.

– Пойдем, – шепнул Он.

– Да, – Она улыбнулась сквозь слезы, – пойдем...

Десять лет тому назад.

Охотничья избушка в зарослях шеломайника. Костер и шумная компания студентов-геологов, изо всех сил не замечающая уединившуюся парочку. Они – в избушке, лежат в темноте и греют друг друга голыми телами. Их ласки наивны, но искренни. Их желание так велико и так неловко, что они не знают – плакать или смеяться. Они пытаются обратить все в шутку, отчаянно смущены тем, что творят их руки и губы. Даже оставшись вдвоем, они ощущают компанию под боком и, прошептавшись пять минут, нарочито громко смеются или подпевают очередной песне.

Но его губы сами собой отправляются в путешествие, язык проводит такую нежную и обстоятельную разведку, которой позавидовала бы любая пересеченная местность. Не ленятся и руки. Пальцы сами находят места, где восторг бьет неприметным гейзером, и заносят их на карту, чтобы вернуться снова и снова. Наконец, отыскав родник, он надолго припадает к нему губами и долго не может остановиться, утоляя жажду.

Она замирает, испугавшись своих ощущений, но тут же без оглядки отдается им, неприлично содрогаясь в ответ на каждое его прикосновение. Она с ужасом чувствует, что стонет, и пытается громко рассмеяться. Но смех выходит такой, что она испуганно замолкает и только молча вздрагивает каждый раз, когда по телу проносится конница мурашек. Она – о Боже – раздвигает ноги так широко, что левое колено упирается в холодную сырую стену. Ей уже мало нежности, ей хочется боли, ей хочется ощутить Его внутри себя, пустить под самое сердце...

И Он заходит, переступив через невысокий порожек первой и незнакомой Ей прежде боли. И начинает раскачивать маятник одной единственной, бесконечной секунды... Она перестает слышать песни, разговоры, даже скрип кровати проваливается в вату раскаленной тишины, из которой растет нескладный, уродливый крик...

Когда крик проклевывается наружу, компания испуганно замолкает.

«Ребята, вы там что, медведя увидали?» – хохочет местный парень, вездеходчик. Его шепотом одергивают, он давится собственным смехом и неловко запевает следующий хит сезона... Компания подпевает смущенными, взволнованными голосами.

Настоящее время.

– Да, ребята... – Парнишка-вездеходчик, за две пятилетки заматеревший до полной неузнаваемости, хлебнул из горлышка. – Как вас увидел, думал – белая горячка... Это ж надо! Сколько лет, сколько зим... И чего вас сюда занесло? Вы же, вроде, не нашли тогда ничего...

– Нашли, брат, нашли... – Он рассмеялся. – Только тогда эти ископаемые еще полезными не считались.

– А теперь, стало быть, считаются?

– А то! Дороже платины!

– Ух ты! – мужичок с уважением посмотрел на заросли шеломайника и еще раз глотнул.

Вездеход вперевалку шел по бездорожью, оставляя после себя колею. По бойницам окошек хлестала трава. На ямах пассажиры подскакивали, водила привычно крякал. Наконец, адская машина с громким кашлем затопталась на месте и затихла. Тишина заложила уши.