Читать книгу "Начальник Нового года - Наталья Осис"

Когда бабушка десять лет назад заболела, Катя бросила свои международные курсы и стажировки, устроилась в музей и стала ухаживать за бабушкой. Она умерла совсем недавно, и теперь Катя осталась одна – с долгами за лечение и счетами за квартиру.

Но Катя не унывала. С бабушкой она была до последнего и свою специальность сохранила. Катя была специалистом по реставрации старинных книг. Она умела реставрировать даже папирусы и пергаменты, но это никак не отражалось на ее зарплате.

В музее, где Катя работала, сотрудников держали в черном теле, а чтобы те не умерли с голода, им периодически подбрасывали частные заказы – «халтурки», как их называли сами реставраторы по традиции, оставшейся с советских времен. Деньги за «халтурки» им отдавал начальник, картинно оглядываясь, хотя частные заказы музей принимал вполне официально. Сегодня, когда Кате выдали аванс, равный десяти «халтуркам», она наконец-то стала понимать, почему начальник просто рвал и метал, отправляя Катю в первый раз одну к заказчику: от него уплыли денежки, и главное – теперь Катя могла догадаться и рассказать остальным, сколько на самом деле стоят те реставрации, которыми они занимаются.

«А он просто не знает, – весело думала Катя про начальника, – какое это счастье – делать то, что мы делаем. И уметь то, что мы умеем».

Они действительно умели делать удивительные вещи и жили совсем не так, как обыкновенные люди. Они раз за разом погружались в далекую историю, ориентировались в ней, как в своем квартале, мало интересовались днем сегодняшним и путали НТП с НЛО. Человеку постороннему могло показаться, что они жили скорее во времена первого книгопечатания, чем в современной Москве.

Теперь в современной Москве Кате предстояло найти обувной магазин, а по магазинам Катя была совсем не специалист. В витринах уже везде стояли зеленые, белые и красные елки – скоро, скоро Новый год.

Заглядевшись на празднично украшенные витрины, Катя сама не заметила, как пришла обратно к той гигантской луже, в которой она оставила подметку. Из лужи по частям выбирался велосипедист (велосипедист? в декабре? – чего только не увидишь в этом городе!). До падения в лужу он был, наверное, по-своему хорош, но теперь длинные и густые волосы висели сосульками, с легкой куртки стекала вода (брр! Катя поежилась), лицо было перепачкано грязью, но он даже не пытался отряхнуться или почиститься, потому что занимался не собой, а своим велосипедом, в котором явно чего-то не хватало. Пока Катя напрягалась, пытаясь понять, чего именно, экзотический молодой человек уже зашел по щиколотку в лужу, сосредоточенно нахмурился и, запустив руку в воду, принялся там шарить. Через секунду лицо его просветлело, он выпрямился, зажав что-то в руке, и сразу же его брови страдальчески поползли вверх. «О боже, он выловил мою подметку!» – поняла Катя. Она уже развернулась, чтобы как можно быстрее и незаметнее исчезнуть, но тут услышала всплеск и поняла, что у незадачливого велосипедиста свалилось в воду что-то еще. А он стоял посреди этой ужасной лужи с ее подметкой в руке и страдальчески морщился.

Катя подумала-подумала и сказала:

– Эй! – а потом еще разочек, погромче: – Эй, это моя! Моя подошва. Ну, или подметка.

Велосипедист посмотрел на нее недоуменно.

– Вот! – веселилась Катя, издали показывая ему свою бесподошвенную ногу. – Я здесь тоже завязла час примерно назад. Чуть не утонула, честное слово!

Сказала и пожалела, потому что велосипедист смотрел на нее все так же недоуменно.

– Я говорю, что просто лужа такая – коварная, – сказала Катя уже скороговоркой, чтобы как-нибудь выйти из неловкой ситуации. Хотя разве из столь неловкой ситуации можно выйти? Теперь уже можно только прожить ее до конца и молиться, чтобы никто, кроме безвестного велосипедиста, не узнал, в какую глупую, дурацкую, идиотскую историю вляпалась Катя и как глупо, по-дурацки, по-идиотски она себя повела.

Катя отвернулась, уткнулась взглядом в рыже-серый снег на асфальте и пошла прочь от лужи настолько быстро, насколько позволял ей ботинок без подметки.

– А я к новому заказчику ехал, – донеслось ей вслед.

Катя остановилась. Но оборачиваться все-таки было неловко. Ведь кто-то же должен пожать плечами и уйти. Так всегда бывает. Может, хоть раз в жизни это сделает она, Катя? Тем более что сегодня такой день, когда у нее все получается не как всегда.

Катя еще немножко подумала, но все-таки повернулась. На ее счастье, бедный велосипедист снова шарил в луже, согнувшись в три погибели. Выражение «три погибели» тоже досталось ей в наследство от бабушки, а когда Катя вспоминала про бабушку, она сразу старалась быть как бабушка. Надо все-таки утешить этого бедолагу, подумала Катя.

– Я тоже к заказчику шла. Думала – всё. А получилось даже лучше. Мне аванс дали! – крикнула Катя ему в спину. Спина велосипедиста выпрямилась, а Катина рука с зажатыми в ней купюрами взлетела вверх. Так Катя и стояла некоторое время – прямо как Данко со своим сердцем. Велосипедист тоже, наверное, кого-то вспомнил – и его рука взлетела вверх с зажатым в ней айфоном, с которого что-то капало и попадало прямо на грязную голову велосипедиста. Зато там, где голова не была грязной, волосы отливали золотом, и в глазах сверкали веселые золотистые искры. А потом он запрокинул голову и засмеялся.

Вот, оказывается, как можно достойно выходить из неловкой ситуации – не поставив в нее другого, не пожимая плечами, а смеясь. Как же это просто, думала Катя и сразу же удивлялась тому, что никогда раньше ей это не приходило в голову. Почему-то так всегда получалось, что она пыталась проскользнуть серой мышкой, не наследив, не испортив, не нарушив, а выходило, что она перебила, помешала, расстроила или – вот еще, самое страшное: «Вы обратили на себя внимание!» – гремел начальник в те редкие разы, когда обращался лично к Кате. В остальное время он ее не замечал, чему она была, конечно, очень рада.

А оказывается, можно вот так: человек – хлоп! – разбил твою любимую чашку, а ты смеешься, потому как а что же еще делать, если чашка уже разбилась, правда?

Катя помахала рукой велосипедисту и отправилась на поиски подходящих ботинок, слегка приволакивая ногу. А нога, ее замечательная, бесподошвенная нога была обмотана первой в ее жизни портянкой, сделанной из первой в ее жизни украденной вещи.

«Ну и денек сегодня, – думала Катя, – я его еще долго буду вспоминать». И она оказалась права. Только пока Катя даже отдаленно не представляла, насколько права и как именно она будет вспоминать этот день.

Валентина

Валентина терпеть не могла свое имя, но, слава богу, родители вовремя догадались послать ее учиться куда надо – в международный колледж, английский «фул имершн», то есть «полное погружение». Там Валентину стали звать Тиной, и жизнь наладилась, хоть и не сразу. Сначала в колледже было тяжело – язык потенциального противника, которому учили в советской школе, не годился для мирной коммуникации. Обещанное «полное языковое погружение» оказалось процедурой неприятной: никто тебя не понимает, ты никого не понимаешь, поговорить не с кем, те несчастные две книжки на русском, которые глупая Валечка привезла с собой, кончились за месяц, а дальше что делать – неясно. Но Валентина все-таки выплыла, всплыла на поверхность – может быть, и не очень элегантно, но как-то научилась барахтаться в море иностранных слов. А вокруг барахтались такие же, как она (насколько ей было бы легче, если бы она знала, что не она одна камнем пошла на дно при первом «полном погружении»), и первое, что они делали, – сокращали длинные имена, чтобы хотя бы с ними не мучиться. Из Валентины получилась Тина. Как Тина Тернер, например. А что? Прекрасное имя!