Читать книгу "Зло вчерашнего дня - Нина Стожкова"

— Куда вы? А обед? — запоздало крикнула вслед парочке Люся. Но Стасик не обратил на слова матери ни малейшего внимания. Юные влюбленные исчезли в полумраке передней, словно вышли из кадра. Съемка домашнего видео закончилась, потому что сюжет утратил смысл.

Появление незнакомки не внесло в давно сложившуюся компанию ни малейшей неловкости. Серафима будто жила здесь всегда. Даже вещи словно тянулись и стекались к ней изо всех углов дома и сада. Для девушки сразу нашлись в кладовке и хорошенькие пляжные тапочки, и нераспечатанная зубная щетка, и новенькое мохнатое полотенце, а у стола на лужайке — свободный стул. На столе сами собой появились лишние тарелка, рюмка и приборы. Только гостья поначалу все не шла на полянку. Словно специально томила их — так опытная оперная дива выдерживает публику перед выходом на сцену.

— Ой, как же я могла забыть, — с этими словами она наконец появилась на крыльце. — Какая же я растяпа! Я же пирог испекла!

И Серафима поставила на стол большую круглую форму для торта. Она сняла крышку, и все увидели на домашнем пироге надпись из ягод: «Викентию Модестовичу — ура!»

— Мне? — изумился патриарх. — А за что мне, старику, такая милость, ваше высочество?

— Ой, Стасик так много о вас рассказывал, — покраснела девушка, — он очень гордится дедом… и вообще… мне кажется, Стасик на вас очень похож.

— Что ж, тогда у меня созрел тост, — обрадовался патриарх. — За Золушек, пекущих торты. Такие девушки обречены становиться принцессами!

— И чтобы они правильно выбирали принцев, — многозначительно добавил Гарик. Он пристально, по-мужски, взглянул на девушку, потом, слегка презрительно, — на племянника и приосанился.

Серафима скромно сидела на краешке стула, лениво поклевывая Люсины вкусности и не встревая в спор старшего поколения. Она кожей чувствовала: центр внимания за столом сместился от Викентия Модестовича и Марианны Лаврентьевны в ее сторону. Это оказалось неожиданно приятно — даже приятнее, чем влюбленные взгляды Стасика и его неуклюжие попытки прижаться под столом огромной лапищей к ее изящной ножке. Все домочадцы, как школьники, очарованные учительницей, стремились поймать взгляд лучистых зеленых глаз красавицы, вызвать ее улыбку, получить из хрупких бледных рук в награду хоть что-нибудь — пусть даже плетенку с хлебом или сахарницу. Так талантливая актриса, притягивая взгляды публики, заставляет зрителей смотреть только на нее, сколько бы других артистов ни толпилось на сцене. Вот и эта девушка, почувствовав власть над незнакомыми людьми, по-королевски — скромно и с достоинством — принимала от них знаки внимания и восхищения.

— Мам, а можно Серафима поживет немного у нас? — спросил Стасик, взглянув на мать такими глазами, с какими в детстве клянчил новый велосипед.

— Ну конечно, — сказала Люся, автоматически наводя порядок на столе, — и она тоже пусть поживет.

— Мам, что ты делаешь? — истошно завопила Катя. И тут все увидели: Люся рассеянно скармливает черному терьеру Тимоше пирог юной гостьи. Пес, разумеется, не возражал и смотрел на хозяйку такими же глазами, какими Стасик минуту назад.

Люся вздрогнула, очнулась от своих дум и решительно отобрала у пса остатки десерта.

Но через несколько минут зачем-то воткнула в него вилку из селедочницы. Катерина подскочила, убрала вилку на место и с укором посмотрела на мать, откровенно и эгоистично занятую своими мыслями.

— Мам, ну ты прям как тетя Ангелина! — возмутилась Катя. — Она в прошлый раз печенье в холодильник засунула. Хорошо хоть утюг туда не положила!

Ангелина ни капельки не обиделась. Молодежь всегда так прямолинейна! Может, это и к лучшему, а то ее поколению внушали: мол, неприлично указывать на чужие промахи. А что в итоге? Когда не в таком уже далеком будущем склероз начнет одолевать, никто из ровесников не скажет правду. Будут соблюдать правила хорошего тона…

Все чаще воскресные обеды в доме проходили без молодого хозяина Дениса Петровича. Съемки на его киностудии нередко выпадали на выходные и праздничные дни, а обязанности продюсера требовали постоянного присутствия на площадке. Стасик и Катя шутили, что давно забыли, как выглядит отец. Зато его с успехом заменяла неистовая Марианна Лаврентьевна.

— Вот мы тут сидим, едим, зубоскалим, озабочены только своими мелкими делишками, — подала она зычный голос, — а мэр тем временем творит в нашем городе все, что хочет.

Столь неожиданный переход от сфер небесных к делам земным поверг гостей в легкий шок. За столом воцарилась неловкая тишина.

— А при чем тут мэр, тетя Марьяша? — наконец подала голос Ангелина. Она впервые назвала Марианну домашним именем, как называла когда-то в детстве, надеясь хоть таким нехитрым способом отвлечь старушку от политики.

— Он всегда, Линка, при том, — безапелляционно заявила Марианна Лаврентьевна и сурово сверкнула очками. В эту минуту она чем-то напомнила Лине «телекиллера», будоражившего умы столичных обывателей несколько лет назад. Тот тоже к месту и не к месту приплетал столичного градоначальника, обвиняя его во всех грехах — от захвата Батыем Рязани до казни Петром стрельцов на Красной площади.

За столом повисла неловкая пауза. Спорить о политике в этот чудесный летний день никому не хотелось. Дачники задвигали стульями, вспомнили про комаров, у которых в теньке была своя, легкая дневная трапеза, замахали веточками и застучали ладонями. Воспользовавшись заминкой, Ангелина извинилась, выбралась из-за стола и отправилась прогуляться по деревне. Ну да, пора, наконец, немного подвигаться, а то после обильных завтраков, обедов и чаепитий новые белые брюки точно не налезут. Или опять со всей остротой встанет вопрос: а позволено ли вообще брюкам размера XL быть белого цвета и к тому же иметь кокетливую длину семь восьмых?

Дом и участок Викентия Модестовича располагались не в закрытом коттеджном поселке, а в одной из деревень ближнего Подмосковья. Сельский пейзаж со следами обычного российского запустения, лес у горизонта, большие приусадебные участки со старыми раскидистыми яблонями относились к плюсам, а разбитая поселковая дорога и поросший бурьяном проход к речке — к явным минусам деревенской жизни. Впрочем, заброшенный колодец и старый почерневший мостик даже оживляли пейзаж. Можно было легко представить, что именно здесь писали свои великие полотна Поленов и Левитан.

Лина шла по деревне и вспоминала, что роскошная природа этих мест всегда с успехом врачевала ее сердечные раны. Расставание с бывшим мужем, отнявшее столько душевных сил. Бурный роман с глубоко женатым музыкантом, для которого она была лишь очередной, удачно найденной музыкальной темой. Было еще несколько эпизодов личной жизни, к счастью тоже оставшихся в воспоминаниях. Все они на фоне щедрой природы казались мелкими, глупыми и необязательными. Лишь в доме у Викентия Модестовича, где Лину принимали на правах близкого человека, она по-настоящему отдыхала душой. Обычно она останавливалась по выходным в маленькой мансарде. Там же развилась и окрепла ее страсть к сочинительству. В последнее время Лина привозила на дачу к подруге свой ноутбук и записывала наблюдения и мысли, которые казались ей оригинальными. Набрасывала сюжеты будущих рассказов, не надеясь особенно их где-нибудь напечатать. Написание недлинных текстов доставляло ей удовольствие, как всякое необязательное занятие. В другие дни на это не хватало времени. Лина руководила детской студией «Веселые утята» и работала в будни, а случалось, и в выходные с утра до позднего вечера. А здесь она словно проживала другую, параллельную, приятную и спокойную жизнь. Общалась с подругой детства Люсей, с ее домочадцами и домашними любимцами. Лина почти не тяготилась тем, что живет чужой жизнью, чужими заботами, радостями и отношениями, словно поставила на самой себе жирный крест. Только иногда, как минувшей ночью, накатывала свинцовая тоска, но многоголосый храп обитателей особняка быстро усыплял и убаюкивал, порой смешил, а главное, отвлекал от грустных мыслей…