Читать книгу "Отложенное самоубийство - Алексей Макеев"

Не спеша пережевываю яичницу. Слабенький солнечный свет, как через плотный абажур, тускло освещает кухню. Осеннее солнце скупится на протуберанцы. После еды — таблетки. Врач в клинике пообещал, что эти таблетки я буду вынужден принимать до конца жизни. Ага. Так вот оно какое — счастье!

Я включаю радиоприемник, висящий над столом. «Антенне Байерн». Слоган: «Мы любим Баварию, мы любим музыку!» Веселенький «быдлопоп» вперемежку с информацией о дорожных пробках. Краткий курс деградации. Откройте как можно больше ваши рты и улыбнитесь!

Скоро придет из школы Лукас. Мальчик-с-пальчиком. Умен не по годам. Лукасу уже десять лет, а ума, как у пятилетнего. Может, я несправедлив? Ведь сам Лукас выглядит вполне счастливым. Пока для счастья ему хватает мамы, конструктора «ЛЕГО» и двух еженедельных евро по пятницам. Карманные деньги. Лукас плохо говорит по-русски, зато отлично болтает на диалекте. У него есть друг Джейсон — мелкий писклявый жихарка в очках. С Джейсоном Лукас и проводит большую часть времени — когда не с мамой и не в школе. Носятся вдвоем по улице или ползают среди игрушек по ковру у нас в зале.

Саша возвращается с работы после пяти. Он — полная противоположность младшему брату, серьезный, основательный, неторопливый. Высокий, изможденный, как узник концлагеря. Много курит, мало пьет, еще меньше ест. Саша работает механиком, неплохо зарабатывает и своей жизнью тоже в целом доволен.

В общем, я окружен удовлетворенными, светлыми людьми. Один я на этом празднике жизни недовольно морщу нос. Депрессия? Инсульт превратил мою жизнь в бесформенный ком. Еще полгода назад я был полон оптимизма и планов на будущее, а сейчас от всего этого осталась только кучка серого пепла. Легонько дунь, и разлетится по углам. Не соберешь.

Скорее по привычке, чем по потребности, я усаживаюсь перед монитором компьютера и включаю его. Открываю давно задуманную книгу, начатую еще до инсульта. С тех пор не прибавилось ни строчки. Даже названия еще не придумал. Ну, здравствуй, борозда! Я — старый конь! Тупо смотрю в экран. В голове не мозг, а твердый вакуум. Оказывается, мне нечего сказать читателям. Или просто не хочется? Так и проходит день за днем. В бесполезном сидении перед монитором. Вместо чернозема идей, сюжетов, образов поливаю бесплодный песок пустыни, не способный ничего родить. Литературное бессилие. Хотя, возможно, оно лучше литературного кретинизма. Чем выдавать на-гора сотни тысяч шлака, может быть, честнее затихнуть? Лежать и не жужжать? Да, тут поневоле станешь угрюмым.

Вспоминается давешний сон. Странная темнота, странные дети, странный смех. Странный сон. К чему бы это? Да ни к чему! Не хочу про это думать. Человеку с дважды просверленной головой все по барабану! Уйду весь в себя и просижу целый месяц, разглядывая в окно смурной октябрь. А потом — по-английски… Не прощаясь…

В прихожей шандарахнула дверь. Это Лукас явился из школы. Пацан вихрем проносится мимо меня в детскую. По дороге успевает кинуть мне традиционное: «Халло, Вадим!» — и скрывается за углом. Я открываю рот, но напрасно. Не успел. Мальчишки уже нет. Быстрый, как заводной заяц. Из-за скорости Лукас, наверное, увидел только мои размытые очертания. Вторая космическая. Двадцать первый век. Времени посидеть и поглазеть на экран монитора нет ни у кого. Кроме меня. Поплотнее стискиваю губы и сосредоточиваюсь на тексте. Но разве дадут! Звонит телефон.

Это Катя — сестра жены. Женщина, порабощенная своим котом. У этого кота даже нет нормального кошачьего имени. Он откликается только на «Иди, жри!». Маленький, серенький «Иди, жри!» заменяет Кате семью. По человеческому счету «Иди, жри!» уже перевалило за седьмой десяток. Кот, окаменевший от старости. Оказывается, коты тоже страдают артрозами и артритами. Кто бы мог подумать! «Иди, жри!» постоянно болеет. То хвост отваливается, то шерсть клочками.

— Что делаешь? — символически интересуется Катя.

Я что-то мямлю в ответ.

— Я тоже, — загадочно произносит Катя. — А где Марина?

— Марина уехала по делам, — туманно отвечаю я. На самом деле я понятия не имею, где моя жена и когда она вернется. Марина уходит и приходит когда ей вздумается, не ставя меня в известность. Так она привыкла за годы одиночества. Я с этим не борюсь. А смысл? Через месяц полоса ее одиночества продлится и упрется в бесконечность. Вот и не нужно на этом заострять внимание.

Катя молчит. Видимо, ждет от меня инициативы в разговоре. Я ее и проявляю:

— Как ты, как кот?

— Я-то в порядке, а вот мой «сынок» что-то болеет, чихает. Даже не знаю, что с ним делать, — жалуется Катя.

Знакомая песня.

— Может, у него аллергия? Бывает у кошек аллергия на людей?

Катя смеется.

Наш разговор разрушают колокола соседской церкви. Они добросовестно барабанят подряд раз сто. Из-за них мне ничего не слышно в телефонной трубке. Когда набат наконец-то утихает, вместо Кати в телефоне уже тянется бесконечный гудок. Я коротко стучу пальцами по столу. На моем тайном языке это означает: «Ну, и ладно!»

— Я на улицу! — кидает Лукас, пробегая мимо меня к выходу. Он переоделся и жует «гуммибэрхен». Маленькие такие конфетки в форме медвежат, по вкусу напоминающие сладкую автопокрышку. «Гуммибэрхен» заменяют Лукасу завтрак, обед и ужин. Если, конечно, мама не заставит поесть супа, картошки, колбасы, сыра, масла, хлеба и тому подобной несъедобной дребедени. Ну, есть же конфеты?! Зачем портить себе желудок? С точки зрения Лукаса — взрослые очень странные существа.

— А уроки? — успеваю я спросить мальчишку. Марина попросила меня проверять уроки сына.

— Сегодня не задали!

Стандартный ответ. Лукасу никогда не задают домашних заданий. По крайней мере, он в этом твердо уверен. Хотя классный руководитель опровергает. Кто-то из них двоих ошибается. Но кто?

А вот и жена. Марина втискивается в дверь, нагруженная распухшими пакетами.

— Привет! — бросает она мне, отдуваясь.

Я «срываюсь» с места и со скоростью окоченевшего трупа ползу жене навстречу. Идти так же трудно, как плыть через застывший жир. На пороге кухни я все-таки перехватываю Марину. Со вздохом облегчения она отдает мне пакеты. Теперь можно переодеться, упасть на диван и вытянуть ноги. Муж, то есть я, позаботится обо всем дальнейшем.

Я разгружаю пакеты. Мясо в пластиковых контейнерах, филе красной рыбы на подложках, хлеб, колбасы, сырные наборы, молотый кофе, коробочки конфет (Эх, Лукас-то проворонил!), печенье, два десятка яиц, консервированные бобы, сетки с картофелем, луком… Обычной российской семье хватит на неделю, но здесь живут по-другому. Что не съестся за день-два, будет выброшено в помойный бак. Еда дешевая, даже бесплатная для многих (о халявном «хавчике» позже), поэтому никто крошки со стола в рот не отправляет.

— А где Лукас? — кричит из спальни Марина, переодеваясь. Женщина-мать! Первым делом беспокоится о ребенке.

— Наверное, с Джейсоном гуляет, — успокаиваю я женщину-мать, раскладывая продукты по местам. «Два таракана».