Читать книгу "Медленной шлюпкой в Китай - Харуки Мураками"

Вопреки моим смутным представлениям, снаружи китайская школа мало чем отличалась от нашей; было видно, что со временем она тоже теряет лоск. Темные и длинные коридоры, застойный воздух... За две последние недели школа эта занимала все мои мысли, но увиденное меня разочаровало. Проходишь в изящные ворота — и перед тобой длинный изгиб мощеной тропинки среди кустиков, а на чистой воде пруда перед входом играют яркие лучи утреннего солнца. Вдоль школы в ряд высажены деревья, и на каждом — бирка с пояснением на китайском. Некоторые иероглифы я знаю, некоторые нет. Перед зданием — двор с квадратной спортивной площадкой, в углах которой непременно что-нибудь стоит: чья-то статуя, белый метеоящик, железный шест.

Я, как велели, переобулся на входе, как велели, прошел в класс. В светлой комнате ровными рядами стояли сорок аккуратных парт с откидными крышками, и на каждой клейкой лентой были прикреплены листки бумаги с номерами. Мое место оказалось в первом ряду у окна, точнее — самый первый номер в этом классе.

Доска была совсем новая, темно-зеленая, на кафедре — коробка с мелом и ваза, а в вазе — один цветок хризантемы. Все чистое и аккуратно расставлено. На пробковой доске на стене — ни чертежей, ни сочинений. Может, все это специально сняли, чтобы нам не мешало? Я сел на стул, выложил пенал и подстилку, подпер руками щеки и закрыл глаза.

Инспектор с пачкой листков для ответов под мышкой вошел в класс через пятнадцать минут. На вид ему было не больше сорока, он слегка прихрамывал и как бы подволакивал левую ногу. Левой рукой инспектор опирался на трость. Похожую на те, из дерева сакуры, грубой работы, что продаются в сувенирных магазинах предгорий. Хромота инспектора выглядела так естественно, что бросалась в глаза лишь простота трости.

Сорок учеников начальных школ, глядя на инспектора, точнее — на листки для ответов, угомонились.

Поднявшись на кафедру, инспектор прежде всего положил пачку на стол, затем, тихо звякнув, сунул трость под мышку, проверил, нет ли отсутствующих, откашлялся и вскользь бросил взгляд на часы. После чего, опираясь на стол руками, словно поддерживая себя, поднял голову и уставился в угол потолка.

Молчание.

Тишина длилась пятнадцать секунд. Напряженные школьники, затаив дыхание, впивались глазами в листки на столе, пока хромой инспектор неотрывно смотрел в угол. Он был в светло-сером пиджаке, белой рубашке, галстук такой блеклый, что отведи взгляд — и тут же забудешь и цвет, и рисунок. Инспектор снял очки, не спеша протер линзы платком с обеих сторон и вернул очки на переносицу.

— Я назначен инспектором на ваш тест. Когда вам раздадут листки, оставьте их перевернутыми обратной стороной. Не вздумайте переворачивать без команды. Руки положите на колени. Когда я скажу «да» — приступите к заданию. За десять минут до окончания я скажу «осталось десять минут». Еще раз проверите, нет ли мелких ошибок. Когда я опять скажу «да» — конец. Перевернуть листки лицом вниз и положить руки на колени, ясно?

Молчание.

— Не забудьте также написать свое имя и экзаменационный номер.

Молчание.

Он еще раз взглянул на часы.

— А теперь есть еще десять минут. За это время мне хотелось бы с вами немного поговорить. Расслабьтесь.

В классе выдохнули.

— Я — учитель из этой школы, китаец.

* * *

Да, так я впервые познакомился с китайцем.

Но на китайца он совсем не походил. И это естественно. До тех пор я китайцев не видел ни разу.

— В этом классе, — продолжал он, — изо всех сил учатся такие же, как и вы, китайские школьники примерно одного с вами возраста... Как вы знаете, Китай и Япония — соседи. А чтобы все жили хорошо, прежде всего должны дружить соседи. Ведь так?

Молчание.

— Конечно, у двух наших стран есть что-то общее что-то отличается. Есть то, в чем мы понимаем друг друга. Кое в чем — нет. Ведь такое бывает и у вас с друзьями. Какими близкими бы ни были друзья, есть то, что и они понять не могут. Верно? Тоже самое возникает между нашими странами. Но мы верим, что если стараться, мы непременно станем ближе друг другу. Но для этого мы должны прежде всего друг друга уважать. И это... первый шаг.

Молчание.

— Представьте себе. Если в вашу школу придет на тест много китайских детей. Так же, как это сейчас делаете вы, за ваши парты сядут китайские дети. Задумайтесь.

Недоумение.

— Утром в понедельник вы приходите в школу, садитесь на свои места. И вдруг замечаете, что столы исписаны каракулями и поцарапаны, по стульям размазана жвачка, нет одного из двух ваших тапок тапок в парте. Что вы при этом почувствуете?

Молчание.

— Например, вы, — показал он на меня. Видимо, потому, что у меня был первый номер. — Вам это понравится?

Все посмотрели на меня.

Я, покраснев, замотал головой.

— Вы можете уважать китайцев?

Я кивнул.

— Поэтому, — он обернулся прямо ко мне; все взгляды наконец-то вернулись к кафедре, — писать на партах, размазывать по стулу жвачку, трогать вещи в партах нельзя. Понятно?

Молчание.

— Китайские школьники отвечают лучше вас.

— Да, — ответили хором сорок учеников. Точнее — тридцать девять. Я даже не смог раскрыть рта.

— А теперь поднимите головы и наберите воздух полной грудью.

Мы подняли головы и набрали воздух полной грудью.

— Уважайте себя.

Результаты теста двадцатилетней давности я забыл напрочь и помню лишь фигуры шагающих по склону школьников и того китайского учителя.

Спустя шесть-семь лет в такой же ясный приятный день я — выпускник старшей школы — шел с одноклассницей по тому же склону. Я был в нее влюблен. Что она думала обо мне, я не знаю. В любом случае, это было нашим первым свиданием. Мы вместе сходили в библиотеку и теперь возвращались. По пути зашли в кафе на склоне и выпили кофе. Там я рассказал ей историю о китайской школе. Когда я закончил, она захихикала:

— Поразительно! Я тоже сдавала тест в тот же день и в том же месте.

— Да ну?

— Правда! — Одноклассница налила сливки в тонкую чашку. — Только класс был другой. У нас такого монолога не было.

Она взяла чайную ложечку и, как бы заглядывая в чашку, несколько раз помешала кофе.

— У вас инспектором был китаец?

Она покачала головой:

— Не помню. Еще бы, я о таком даже не думала.

— А на парте писала?

— На парте?

— Каракули.

Она задумалась, прижавшись губами к краю чашки.